ОЛАЙЯ
Вы возлагаете вину за конфликт целиком на Элефтерию?
ХЕЙМ
Да нет же, о Господи. Наксанцы по-своему так же неразумны, как люди. Но главное в том, что вот есть спор, который может быть разрешен каким-то необычным путем, что-то вроде какого-то неожиданного компромисса, но сначала будут истощены большие силы с обеих сторон, а это… Вот скажите мне, сеньор Олайя, какого черта туда полезли Силы охраны мира под руководством парламента Мировой Федерации — что это даст среднему землянину? За каким чертом ставить свою подпись под элефтерийским империализмом? Если им нужны новые завоевания, пусть ведут их на свой страх и риск.
(Дебаркадер в космопорту. Шеренга космолетчиков готовится к погрузке. Играет оркестр, и разносится усиленный микрофонами хор:
Слава, слава, аллилуйя,
Слава, слава, аллилуйя,
Слава, слава, аллилуйя,
Наш день славы настает!)
Глава 9
В Сехалу Спарлинг ехал в машине. Флаером было бы слишком быстро, а он хотел подумать. Ехать на лошади не было возможности — только на нескольких квадратных километрах встречались растения, которыми она могла бы прокормиться. Как вьючные или тягловые животные использовались элы, но они страшно протестовали против того, чтобы на них ездили верхом. Большие вальвасы, хотя и поддавались одомашниванию, но им требовалось слишком много корма.
Как правило, иштарийцы были сами себе транспортом. Вдоль высокого берега реки шло движение: мускулистые специалисты-носильщики, легконогие специальные курьеры, запряженные в свои повозки крестьяне, путешественники без груза. Они все принадлежали к самым разным народам, от обитателей Южного Бероннена или Хаэлена до полудиких племен Эхурских островов близ Валеннена. Большинство было без одежды, но в уборах из перьев, драгоценностях, плащах, попонах, перевязях. Попадались орнаменты и украшения всех расцветок и фасонов. По реке шли лодки, баржи, галеры. Союз был в беде и уступал территории одну за другой, но его центральные области все еще, как магнитом, притягивали торговлю.
Спарлинг встречал патрули легионеров. У легиона, который очередь перестановок приводила в Сехалу — сейчас это был легион Скороходы Тамбуру, — было немного работы. Гражданская и полицейская службы, спасательные функции, разрешение небольших споров, те общественные работы, которые они традиционно вели, например ведение летописей или содержание маяков. Традиционных обязанностей полицейского офицера мало было в стране, в которой культура, основанная не склонным к насилию видом, определяла только одно преступное действие: неподчинение приговору суда. Пожары тоже случались нечасто, поскольку дома были каменными или кирпичными.
Теперь же Тамбуру казались настолько же занятыми, как когда приходилось вести стычки с бандитскими шайками варваров. Спарлинг знал, в чем тут дело. Все больше и больше народу шло из северных мест в надежде обосноваться здесь раньше, чем перемена погоды опустошит их дома. В Бероннене не было настоящего правительства, и поставить преграду на пути беженцев было бы трудно. Но начинающая сама испытывать непогоды и бури страна не могла их прокормить. Счастливое меньшинство могло найти постоянную работу, даже начать новое дело или вступить в брачный союз с держателями земли. Остальные же…
Эти прохожие уже не были так жизнерадостны и энергичны, как те, кого Спарлинг видел здесь же в прошлые годы. Многие, особенно среди чужаков, выглядели истомленными, голодными, отчаявшимися.
А вокруг, под синим небом и башнями облаков, лежала все та же богатая, мирная, золотая страна. Он видел большие стада и отдельные фермы, которые были основой здешней экономики и здешнего общества. Дальше на юг поля вокруг Сехалы уже были убраны. По пустым садам, жнивью и пахоте не было видно, насколько скуден бывал урожай, когда на севере дымилась Ану.
Он поставил машину на окраине возле гостиницы, в которой были удобства для людей.
— Если тебе все равно, гость-друг, я предпочел бы монеты твоей бумаге, — сказал хозяин. — У нас появилось столько искусных подделок под них, что мне трудно будет расплатиться бумажными деньгами. Вот, посмотри образец.
Спарлингу подделка земных денег показалась грубой. Но настоящие деньги редко выходили за пределы Примаверы. Кроме того, иштарийцы часто бывали нечувствительны к ясным для землянина оценкам — и наоборот, разумеется.
— Все эти иностранцы, — ворчал хозяин. — Мошенничество, воровство, грабежи. Их ловят, а что пользы? Только зря таскать их в суд. Им все равно нечем возместить убытки. Заставь их работать — только напортят. Изгнанием из общины их не напугать, никто из порядочных все равно с ними не водится. Битьем их тоже ничему не выучишь, а к смерти приговаривают лишь тех, кто попадает в суд хотя бы трижды. Провалились бы они, эти бездомные негодяи.
Он перечислил все имеющиеся наказания. Тюремное заключение, кроме предварительного задержания, — известное по описаниям людей, — показалось этому народу бессмысленной злобностью, и Спарлинг думал, что ни один иштариец даже не понял бы идею реабилитации, пораженный тем, что показалось бы ему психическим оскоплением. Может быть, иштарийцы и правы.
У себя в кармане он нашел горсть местных золотых, серебряных и бронзовых монет и щедро расплатился за короткий постой. Хозяин не потрудился их проверить. Он с первого взгляда увидел товар известных своей репутацией изготовителей. На монетных дворах состояния не составишь, но небольшой спрос на деньги всегда поддерживал несколько дворов. Точнее говоря, такой спрос существовал, когда экономика Союза росла.
— Я пойду в город и осмотрюсь, — сказал человек. — Здесь все так переменилось с последнего раза, как я тут был.
Причиной его визита была работа, которая в числе прочего требовала его присутствия на совещании местных лидеров. В Сехале почти никто не жил, кроме того времени, когда собиралась ассамблея. Сехала не была столичным городом, и во многих земных смыслах не была городом вообще. Это просто было самое большое и процветающее место среди всех, где происходила определенного рода деятельность и функционировали соответствующие учреждения, поэтому она более всего подходила для собрания. Спарлинг знал, что южноберонненское название для этих мест, где цивилизация была представлена во всей силе, переводилось неверно. Более точно было бы «Союз при Сехале».
Оба солнца ещё стояли высоко, но облачность сменила марево, а ветер, предупреждавший о дожде, приносил с реки прохладу. Спарлингу было нетрудно пройти несколько километров там, где не было улиц. И разумеется, он хотел лично увидеть, как обстоят дела сегодня. Те люди, что бывали здесь чаще, оказывались слепы ко всему, что не входило в круг их непосредственных интересов. Это было вполне понятно. Их интересы требовали неотступного внимания — приходилось, например, работать со студентами по разбору старых хроник или расспрашивать шкиперов о далеких заморских странах. Тем не менее…
Гостиница стояла возле доков. Это было здание обычного типа, где могло разместиться много народу. Оно возвышалось отвесным квадратом вокруг центрального двора с прудом и садом. Первые четыре яруса были сложены из известкового камня, остальные восемь — из необожженного кирпича с креплениями из дерева феникс. Отделка была достаточно разнообразна, чтобы здание, несмотря на суровые очертания, смотрелось приятно. Это ощущение разнообразия усиливалось от того, что кухня и кладовая были отдельными зданиями, по двору во всех направлениях вились дорожки, каждая комната имела балкон.
Отличная архитектура, подумал Спарлинг. Тяжелые стены обеспечивают изоляцию и прочность. В патио всегда прохладно, а центральный пруд создает воздушный поток, в жаркий день несущий через жалюзи прохладу в комнаты. Балконы и огороженная плоская крыша давали туземцам тот солнечный свет, без которого чахли их растения-симбионты. Дому было уже больше тысячи лет. Он пережил нападения во время последней катастрофы и может пережить ещё и следующую.