И Данута решилась… Момент, когда она начала говорить, весьма символично совпал со взлетом их самолета и теперь они уносились все дальше и дальше в небеса, оставляя позади всю прошлую жизнь, безнадежно отставшую где-то на земле. Начав издалека, Данута рассказала про свою семью, про жизнь в Есенице, и только потом, дойдя до момента встречи с доктором Ропом, перешла к самому важному. Нужно отдать должное Алексу, он слушал её внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. О степени его заинтересованности или удивления можно было судить лишь по мимике лица, но даже в тех случаях, когда Данута говорила, казалось бы, о совсем невероятных вещах, он не позволил себе ни единого резкого движения.

Данута говорила долго, почти целый час. Её неспешный монолог, произносимый на высоте десять тысяч метров, закончился, опять же, по странному совпадению, в тот момент, когда лайнер заходил на посадку, так что у Алекса физически не оставалось времени, чтобы высказать свое мнение. Впрочем, он явно не спешил этого делать, чем сразу поставил Дануту в тупик — как же, она рассказала ему всё, а теперь он молчит! Женщины не любят, когда им непонятно поведение мужчины, но, одновременно, нет для них ничего привлекательнее подобных тайн. Делал это Алекс специально, либо просто пытался сориентироваться в новой ситуации, но до самого приземления Данута не добилась от него ничего, кроме самых общих фраз, мало относящихся к делу. Сначала она не понимала, а потом по настоящему испугалась. Действительно, она поведала свою невероятную историю человеку, в сущности, совсем мало знакомому, человеку, который уже захватил её однажды, а теперь снова везет неизвестно куда и неизвестно зачем. Его слова еще не являлись источником намерений, а она снова поверила, поверила неизвестно кому… но Дануте так хотелось верить, так нужен был кто-то, кто сможет её поддержать, а тут…..

Когда лайнер приземлился, девушка едва сдерживала слезы. Алекс посматривал на нее украдкой, но продолжал молчать, а она, погрузившись в бурю собственных эмоций, уже не могла заметить тонкой улыбки, иногда скользящей по кончиках его губ. Для неё — хрупкой и, в сущности, беззащитной, мир снова начал рушиться и сейчас она, не в силах понять поведение мужчины, готова была разрыдаться и закричать. Закричать от страха, от жалости к себе, от ненависти за свое легкомыслие и от обиды на людей.

Успокойся! — приблизив губы к самому её уху, Алекс положил ей на колени свою открытую ладонь. — Сейчас не время для дальнейшего разговора, а меня прости — я чувствую себя виноватым.

За что? — еле слышно прошептала она. Голос её дрожал, но как же ей нужно было услышать что-нибудь именно такое!

Он улыбнулся:

Не знаю. Скорее, я чувствую вину всех людей, которые использовали тебя, а поскольку я теперь несу за тебя ответственность, общая вина отражается и на мне.

Что ты такое говоришь?! — Данута все же всхлипнула, но теперь уже по другому поводу. — Ты ни в чем не виноват, ты ничего не знал, а многие мне только добра хотели.

Добра? — Алекс только усмехнулся. — Вот именно поэтому я считаю необходимым перенести наш разговор в более удобное место. Мне стоит тебе объяснить кое-что, а там посмотрим, кто ошибается, а кто нет.

Несколько мгновений Данута еще смотрела ему прямо в глаза, а затем лицо ее окончательно прояснилось и она положила свою руку в его открытую ладонь:

Договорились.

Когда лайнер подвели к терминалу прилета минского аэропорта, на часах была только четверть восьмого вечера. Еще вовсю светило солнце, на улице пахло ранним летом и всё это как нельзя кстати способствовало созданию весьма бодрого настроения у двух молодых людей, сошедших с будапештского рейса. Прохождение таможни, очередь в которую они заняли в первых рядах, не заняло много времени, так что в начале девятого часа они уже мчались в город на новеньком аэроэкспрессе, развивающем головокружительную скорость под 300 км/ч.

Представляю, какая паника сейчас там, в Будапеште, — сказала Данута, провожая глазами мелькавшие за окнами деревья.

В ответ Алекс недобро сузил глаза:

Думаю, что не вполне представляешь. Сейчас там идут десятки звонков от одного высокого чина к другому — «Что? Как? Где они? Кто виноват? Искать, искать, искать!»

Ой, смотри, козы! — Данута ткнула пальцем в стекло, где вдали действительно виднелось большое белое стадо, мирно пасущееся на каком-то ярко-зеленом поле. — Извини, я отвлеклась… ну так что, не найдут?

Алекс рассмеялся:

Нет, ты удивительная! Такая непосредственность, право, умиляет и обезоруживает! Я понимаю, что это защитная реакция организма на стресс, но все же здорово видеть в человеке такой интерес к жизни. Ты как нежный цветочек, который схлопывает лепестки перед тенью, но каждый раз вновь самозабвенно открывается, почувствовав солнечные лучи!

Мне никогда не говорили таких вещей, — Данута была явно тронута. — Я цветочек… нежный! Как здорово звучит… ты стихи не пишешь случайно, Алекс?

Нет, мне не до этого, — улыбнулся тот. — Но разве только поэты могут быть такими? Достаточно просто иметь душу и не стесняться высказать то, что чувствуешь по отношению к другому человеку. Вот ты для меня именно цветочек, и я не желаю, чтобы его кто-нибудь сорвал. А руки к нему, как я теперь вижу, у многих тянутся. Разные — старые и молодые, холеные или с когтями, в перстнях или с толстыми волосатыми пальчиками. Такие разные, но суть одна.

Когда откроешь-то эту суть? — спросила Данута, лукаво подмигнув. — Мне не терпится понять, кто меня еще хочет «сорвать»?

Сядем в автобус, вот тогда и поговорим спокойно.

А по билетам в автобус нас не найдут потом?

Здесь билеты обезличенные, между Белоруссией и Россией нет границ. Я настроен думать, что только к утру те, кто будет нас искать, узнают, что мы прилетели в Минск. А там уже ищи-свищи нас в чистом поле.

Что? — Данута удивленно посмотрела на своего спутника — последнюю фразу Алекс сказал по — русски.

Это значит, что нас будет очень сложно найти. Между прочим, словенский и русский языки сильно похожи.

Да? — Данута пожала плечами. — Может быть. Я так понимаю, у меня теперь будет время потренироваться.

Подъезжая к Минску, поезд постепенно замедлился и теперь двигался с обычной скоростью. Проезжая через городские окраины, Данута не переставала удивляться чистоте и порядку, выгодно отличавших Минск даже от некоторых европейских городов, где ей довелось побывать. Городская архитектура, конечно, не отличалась оригинальностью, но и назвать ее безликой было нельзя: все дома имели свой стиль, в котором, несмотря на усреднённость, все же проглядывали общие черты и местный колорит. Всё было аккуратно, строго и хорошо продумано.

Прибыв на вокзал и молча миновав целую толпу встречающих, наперебой предлагающих свои услуги, Данута и Алекс вышли на широкую Борбруйскую улицу, представляющую собой интересный симбиоз монументальных зданий середины прошлого века и ультрасовременных построек, блестящими стрелами взметнувшихся ввысь. До автовокзала было совсем недалеко и после долгого переезда они не отказали себе в удовольствии пройтись пешком. Вечерний воздух был чист и свеж, вокруг пахло сиренью, кустами которой оказался украшен тротуар, так что пятнадцатиминутная прогулка не только позволила им размяться, но и добавила хорошего настроения.

На автовокзале и вовсе произошло настоящее чудо — им удалось купить последние два билета на автобус, отбывающий в Москву через каких-то десять минут и вскоре они уже плыли над дорогой, удобно расположившись на втором этаже новенького «Неоплана». Гигантская серебристая машина увозила их не только в темную белорусскую ночь — она увозила их к новой жизни, страница которой переворачивалась в этот самый момент. Им самим предстояло заполнить пробелы в её незаконченных строчках и хотя судьба уже сделала свои распоряжения, окончательно ничего еще не было решено. Для начала предстояло просто объясниться…