Тамис улыбнулась. Наклонившись вперед, она зачерпнула рукой воды из бассейна и выпила. — Жизнь не так проста. Существует много будущих. Жизнь каждой личности — это как огромное дерево: каждая ветка, каждый сучок, каждый лист — это возможное будущее. Несколько лет назад я высматривала свои собственные смерти — почти год заняло отследить их все, и под конец я обнаружила, что есть еще тысячи неувиденных мною. Теперь конец близок, и я знаю день. Однако же, да, я видела и то, как ты принимаешь вызов, и как отказываешься от него, и я видела тебя победившей и побежденной. Но вот на какой из сторон победа, а на какой — поражение?

— Буду ли я способна говорить с богами? — спросила жрица.

Тамис какой-то миг молчала, затем вздохнула. — Я терпелива, Дерая, но время становится всё дороже. Я ждала три года, чтобы ты поняла, что нет пути назад. Но теперь пришло время подойти с другой стороны. Возможно я не права, но скажу тебе правду — всю, хоть это будет болезненно. Во-первых, не существует богов, как ты себе их представляешь. Имена, которые мы знаем — Зевс, Аполлон, Афродита — все они были когда-то такими же мужчинами и женщинами, как ты и я. Но нельзя сказать, что богов не существует вовсе. Ибо за мифами стоят реальные силы света и тьмы, любви и хаоса.

— И какой же силе служишь ты? — спросила жрица.

Тамис хихикнула. — Не пытайся поймать меня, девочка. Если бы я служила Духу Хаоса, то силой взяла бы у тебя твой дар!

— Но именно так ты удерживаешь меня здесь. Я не вольна уйти.

— Как я уже сказала, всё не так просто. Однако я удерживаю тебя не из ненависти, а из любви. Видишь ли, дорогая моя, ты не сможешь покинуть это место — никогда. И это не моя заслуга.

— Кто же тогда мой тюремщик? Кто держит меня здесь? — вопрошала жрица.

— Твоя смерть, — ответила Тамис.

— Что это значит? — спросила девушка, и вдруг испугалась.

— Прости, Дерая, но ты умерла, когда они бросили тебя за борт. Я нашла твое тело у скал, принесла тебя сюда и пробудила. Вот почему ты не можешь уйти.

— Ты лжешь! Скажи мне, что ты лжешь!

Тамис взяла девушку за руку. — Если ты покинешь храм, твое тело разложится в считанные секунды, плоть истлеет, наполнившись червями, и твои оголенные кости останутся лежать в траве не дальше десяти шагов от ворот храма.

— Я не верю тебе. Это уловка, чтобы удержать меня здесь!

— Вспомни тот день, когда руки твои были связаны, легкие полнились водой, и чем глубже ты погружалась, тем слабее становились попытки спастись.

— Прекрати! — Вскричала Дерая, закрыв лицо руками. — Прошу, прекрати!

— Я не стану извиняться, ибо несколько лет моей жизни и вся моя сила ушли на то, чтобы вернуть тебя. Наза помогал мне принести тебя сюда. Если не веришь мне, спроси его.

— Гера Всеблагая! Зачем ты рассказываешь мне всё это? Я жила здесь три года в ожидании, что Парменион придет за мной, молилась и надеялась. А теперь ты обращаешь все мои надежды в прах.

— Так ты веришь мне?

— Хотела бы не верить, — ответила Дерая, — и теперь я никогда больше не увижу Пармениона вновь. Почему ты не дала мне умереть?

— Ты увидишь его, — возразила Тамис. — Он — причина того, почему я спасла тебя. Когда ты обучишься мистериям, твоя душа обретет свободу летать повсюду по миру — и в прошлое, и по многим будущим тоже. Но на то, чтобы выучить все тайны, у тебя уйдет много времени… возможно, годы.

— Что значат годы для мертвых?

— В этом храме ты не мертва. Ты будешь стариться, как и все люди, и в конце концов твое тело сдастся, а душа освободится. Когда это произойдет, я буду ждать тебя. Я покажу тебе Рай.

Дерая встала и склонилась над бассейном, глядя вниз на свое отражение в воде, видя червонное золото своих волос и румянец на щеках. Она поспешно оглянулась. — Почему была избрана я?

— Потому что ты любишь Пармениона.

— Не понимаю.

— Темный Бог придет, Дерая. Не сегодня, не в этом году, но скоро. Он родится во плоти и вырастет мужчиной. Весь мир падет перед ним, и воцарится хаос. Потекут реки крови и вырастут горы трупов. Его необходимо остановить.

— И Парменион сможет уничтожить его?

— Этот вопрос и тревожит меня, Дерая. Вот почему мне нужна ты. Когда я впервые увидела тень Темного Бога, я молилась Истоку, чтобы найти способ одолеть его. Тогда я увидела Пармениона и услышала эхо его имени в поднебесье. Я подумала, что он станет мечом, который поразит Духа Хаоса. Но с тех пор я поняла, что он также предназначен Темному Богу, и отследила пути его будущих. Он станет Гибелью Народов и изменит мир.

— Я не верю, что это сказано о Парменионе, — запротестовала Дерая. — Он нежен — и добр.

— В каком-то смысле, да. Но после твоей… с тех пор как ты его покинула… он наполнился горечью и гневом. А это служит Духу Хаоса. Если бы я была более уверена в этом, то добилась бы его смерти. Но я не уверена. — Тамис снова выпила из бассейна, потом протерла свои слабые глаза. — Когда ты видишь злую собаку, готовую убить ребенка, что ты предпримешь?

— Ты убьешь собаку, — ответила Дерая.

— Но если знаешь будущее, и знаешь, что ребенок вырастет и станет злобным разрушителем, который приведет весь мир к крови и огню?

— Ты позволишь ей убить ребенка?

— Именно — но что если разрушитель породит другого ребенка, который восстановит мир и принесет покой и благоденствие на тысячу лет?

— Ты запутала меня, Тамис. Не знаю. Как кто-либо может правильно ответить на подобный вопрос?

— Вот именно, как? — прошептала старая женщина. — Я уцепилась за свою первую молитву, когда Исток показал мне Пармениона. Он — человек, разрываемый двумя силами, притягиваемый тьмой, но стремящийся к свету. Когда Темный Бог восстанет, он либо станет служить ему, либо поможет его уничтожить.

— А ты могла бы уничтожить бога? — спросила Дерая.

— Нет, пока он остается бесплотным духом. Но он придет во плоти, в образе человека. В этом-то и будет его главная слабость.

Дерая глубоко вздохнула. — Я хочу помочь тебе, Тамис, правда хочу. Но есть ли способ, чтобы я развивала свои… силы… не отдавая тот дар, который требуешь ты?

— У нас нет времени, — печально ответила Тамис. — Это заняло бы, наверное, лет тридцать.

— Будет ли это больно?

— Да, — подтвердила Тамис, — но боль будет кратковременной — это я тебе обещаю.

— Покажи мне Пармениона, — попросила Дерая. — Тогда я дам тебе свой ответ.

— Быть может, это неразумно.

— Это моя цена.

— Ну что же, дитя. Возьми меня за руку и закрой глаза.

Мир моргнул, и Дерая почувствовала, что падает в необъятную пропасть. Она открыла свои глаза… и закричала. Повсюду вокруг были звезды, огромные и яркие, а далеко внизу в море тьмы проплывала луна. — Не бойся, Дерая. Я с тобой, — послышался голос Тамис, и Дерая успокоилась. Краски пылали вокруг нее — и оказалось, что она плывет над погруженными в ночь Фивами, взирая сверху на колоссальные статуи Геракла и Афины. Они летели всё ниже, пока не спустились к дому с маленьким двориком.

За столом сидел рыжеволосый мужчина, но сверху доносились голоса пары, занимающейся любовью. Они прошли еще дальше, проникнув сквозь стены спальни.

— Мне не хватало тебя, — говорил Парменион женщине, которая лежала под ним. — Словно у меня вырвали сердце.

— Забери меня назад, — прошептала Дерая. — Забери домой. Я отдам тебе свой дар; можешь забрать мои глаза.

Мотак открыл принесенный Аргоном сверток и пробежался пальцами по сушеным листьям и стеблям внутри. Наполнив большую чашу кипятком, он бросил туда горсть листьев, и необычный аромат — сладкий, почти приторный — наполнил кухню.

Парменион проснулся в верхних покоях, но ничего не сказал, даже не повернул головы, когда Мотак заходил его проведать. Помешивая отвар деревянной ложкой, Мотак вытащил листья и стебли, плававшие на поверхности, и поднялся по лестнице наверх. Парменион так и не покинул кровати. Он сидел в постели, глядя в открытое окно.