Теперь мы боролись на полу. Мелвин кусался и рычал, как собака. Он нападал свирепо, но непродуманно. Пришлось не переставая колотить его по затылку, пока, в конце концов, он не разомкнул челюсти и не отпустил мое левое плечо. Я поднялся на ноги, не выпуская из рук его рубашки. Я был страшно зол, потому что он не на шутку напугал меня. И кроме того, у меня нестерпимо болела челюсть. Следующий удар в грудь Мелвина вместил всю мою ярость. Он пролетел через комнату и рухнул на пол, но тотчас вскочил и выбежал из комнаты.

Сначала я решил, что поединок закончен. Моя жажда насилия, во всяком случае, была удовлетворена. Но вдруг вспомнил: Мелвин и раньше поглядывал на эту дверь.

Когда я ворвался в комнату, он стоял у прикроватного столика, сжимая в руке пистолет.

Во второй раз за этот вечер я искал спасения в бегстве и врезался прямо в Мелвина Прайда.

Мы ударились о стену с такой силой, что посыпалась штукатурка. Ощущение было такое, словно мы ступили на лед, и он поехал у нас под ногами. Мелвин что-то пробормотал так же, как и я. Затрещала деревянная стена, штукатурная крошка скользнула по моей щеке, и тут глухо рявкнул пистолет.

Ощутив толчок выстрела, я инстинктивно отпрянул от Мелвина, чтобы прикрыть дырку в своей груди, так как был весь в крови. Из своего военного опыта я знал, что вскоре потеряю сознание, и тогда Мелвин убьет меня.

Но вдруг Мелвин сполз на пол, и я ухмыльнулся, несмотря на дьявольскую боль в челюсти. Пуля досталась Мелвину, а меня только контузило.

Лицо Мелвина исказила боль, а на рубашке у него расползалось темное пятно.

Он жадно ловил ртом воздух и стонал, все еще пытаясь поднять руку с пистолетом. Я вырвал оружие из его окровавленной руки и швырнул на кровать. Мелвин завыл от страха, когда я встал над ним. Челюсть так ныла, что у меня не было ни малейшего желания развеять его страхи. Я разорвал наволочку и сунул ее под окровавленную рубашку Мелвина, чтобы прикрыть рану.

– Прижми, и покрепче, – сказал я. Пришлось приподнять его руку и показать, как именно это следует делать.

– Не убивай меня, – прошептал он.

– Мелвин, возьми себя в руки! Веди себя как следует, а не то у тебя будет шок и ты умрешь.

Я крепко, чтобы он ощутил боль, прижал его руку к ране и показал, что следует делать. Пистолет у него был 25-го калибра, значит, рана не так уж опасна.

– Пожалуйста, не убивай меня, ну пожалуйста, – скулил Мелвин.

– Я не хочу твоей смерти, Мелвин. И не собираюсь тебя убивать, хотя после всего, что здесь произошло, ты этого вполне заслуживаешь.

– Ну пожалуйста, – снова взмолился Мелвин.

Я сунул пистолет в карман и прошел в ванную комнату. Смыл кровь с ботинок и манжет своих черных брюк. Затем отыскал в шкафу у Мелвина плащ и надел его.

На заднем дворе мусоросжигатель изрыгал дым от сгоревших документов из церкви Первого африканского баптиста. Мелвин пытался уничтожить бумаги, свидетельствующие о хищениях. Я выгреб все, что не успело сгореть.

Вернувшись в дом, я обнаружил Мелвина уже в кухне. Похоже, он пытался найти оружие. Я усадил вояку на стул, потом подошел к телефону на кухонном столе и набрал номер Джекки. Он ответил на седьмой звонок:

– Алло.

– Привет, Джекки, это Изи. Изи Роулинз.

– Слушаю, – сказал он настороженно.

– Мелвин ранен.

Трубка хранила молчание.

– Я не стрелял в него. Все произошло случайно. Но так или иначе, пуля попала ему в плечо, нужен врач.

– Я не клюну на эту ложь. Я не дурак.

– Зачем мне обманывать?

– Вам нужны мои деньги.

– Вы держите тысячу долларов в нижнем ящике, не так ли? Если я не забрал их, значит, они мне не нужны.

– Я сейчас же позвоню в полицию.

– Звоните, и перед вами распахнутся двери тюрьмы, Джекки. Мне ничего не стоить доказать, что вы крали деньги у церкви. Впрочем, Мелвин рядом. Поговорите с ним.

Я протянул трубку Мелвину и оставил их наедине, пусть обменяются мнениями по поводу ожидающей их кары.

Дорогой я чуть не потерял сознание от боли. Дома, переодевшись, я принял несколько порций бренди и вернулся к машине.

Джексон все еще пропивал мои пять долларов в баре у Джона.

– Изи! – вскричал он, увидев меня.

Оделл оторвался от своего стакана. Я кивнул ему, но он собрался уходить.

Тогда я повернулся к Джексону.

– Ты мне нужен, – сказал я, не теряя ни секунды.

Боль была адская. Джон вопросительно взглянул на меня, но я промолчал, и он отвернулся.

– Ты знаешь, где найти болеутоляющее средство? – спросил я у Джексона.

– Конечно.

Я сунул ему ключи, когда мы подошли к машине.

– Садись за руль. У меня страшно болит зуб.

– Что случилось?

– Один ублюдок раскрошил.

– Кто?

– Какой-то малый попытался меня ограбить возле здания "Африканской миграции". Я его приструнил. Ох, твою мать, как больно.

– У меня дома есть таблетки. Поехали.

– Ох, – простонал я. Наверно, он догадался, что это означало "да".

У Джексона были таблетки морфия. Он сказал, что хватит одной, но во рту у меня словно пылало пламя, и я проглотил четыре. От боли я скрючился в три погибели.

– Как скоро они начнут действовать, Джексон?

– Если ты ничего не ел, примерно через час.

– Целый час!

– Да, братец. Послушай меня, – сказал он, держа за горлышко бутылку "Джима Бима". – Мы посидим, выпьем и поговорим. Вскоре ты забудешь, что у тебя когда-то был этот зуб.

Бутылка переходила из рук в руки. Поднабравшись, Джексон расслабился и болтал без умолку. Он выбалтывал мне такие секреты, из-за которых немало людей прихлопнули бы его не задумываясь. О вооруженных грабежах, поножовщине и супружеских изменах. Называл всех поименно и приводил доказательства. Нет, Джексон не был злобным человеком вроде Крысы, просто ему было плевать на возможные последствия того, о чем он вот так, походя, рассказал мне.

– Джексон, – сказал я некоторое время спустя.

– Да, Изи?

– А что ты думаешь о людях из "Миграции"?

– Они в порядке. Знаешь, когда задумаешься о том, что нас здесь окружает, становится так тоскливо и одиноко.

Многие не могут избавиться от этих мыслей.

– Мыслей о чем?

– Обо всем, чего ты не можешь себе позволить, чего лишен. О том, что творится у тебя на глазах и чему ты никак не можешь помешать.

– А тебе не хотелось хоть что-нибудь сделать, что-то изменить? – спросил я у трусливого гения.

– Трахнуть девочку неплохо. Иногда, бывает, напьюсь и наложу под дверью у белого человека. Здоровую зловонную кучу.

Мы посмеялись.

– А как насчет коммунистов? Что ты о них думаешь?

– Все очень просто, Изи, – сказал он. – Кому-то достались деньги, а у других нет ни цента, вот они и хотят получить хоть что-нибудь, причем любым способом. Банкиры и корпорации обогащаются, а рабочему человеку не достается ничего, кроме жалких ошметков. Тогда рабочие создают профсоюз и заявляют: "Мы производим продукцию, значит, должны получать за свой труд". Вот это и есть коммунизм. Богачам это, естественно, не нравится, и они готовы сломать рабочим хребет.

Меня поразило, как просто это звучит в устах Джексона.

– Так, значит, – сказал я, – мы на стороне коммунистов?

– Да нет, Изи. Но я-то уж, во всяком случае, не банкир. Ты когда-нибудь слышал про "черный список"?

Слышал, конечно, но мне хотелось узнать, что скажет Джексон, и я ответил:

– Нет, пожалуй.

– Этот список составили богачи. Кого там только нет. Имена белых людей: кинозвезд, писателей, ученых. Те, кого внесут в этот список, остаются не у дел.

– Потому что они коммунисты?

Джексон кивнул.

– В этом списке есть даже тот парень, который изобрел атомную бомбу. Пожилой и солидный человек.

– Да что ты?

– В этом списке нет твоего имени, Изи. И моего тоже. А знаешь почему?