Не сердечный приступ. Не инсульт и не тромб. Заподозрили отравление.

Но кто мог отравить слониху?

Служитель зоопарка?

Посетитель?

Ходили слухи, что Эллу отравили какие-то дети или подростки, хотя никаких доказательств так и не нашли. Во всяком случае, Диана — ей тогда было лет десять — ничего об этом не знала.

Но слухи взбудоражили Бриар-Хилл, и городок отказался приобретать нового слона, решив таким образом наказать молодежь. Табличку с указателем «Слоновник» сняли, а соответствующую часть зоопарка просто закрыли.

И вот теперь слоны вернулись в зоопарк. Диана издалека почуяла сладковато-кислый дух, смешанный с запахом влажной соломы, листвы и навоза. Земля под тонкими подошвами босоножек слегка вибрировала, словно внизу кто-то бил по огромным барабанам.

Это топал в загоне слон.

Вдоль дорожки росли тропические деревья — это в их-то климате! Их ветви, сплетаясь, образовывали туннель, который опускался все ниже, пока Диана не начала касаться листьев макушкой. Густые испарения роем висели над ореховой скорлупой, похожие на серое облачко, — или это вилась в теплом воздухе мошкара?

Диане пришлось преодолеть этот отрезок пути, зажав рот и нос. Когда она наконец приоткрыла глаза, Элла оказалась ближе, чем она полагала. Собственно говоря, Диана вообще не собиралась в слоновник, рассчитывая дойти до конца дорожки и вернуться к клетке со львом.

Но Элла — единственная в вольере слониха — находилась всего в нескольких метрах от нее.

Она стояла в неглубокой лужице мочи, одну ее ногу обхватывало стальное кольцо, от которого отходила ржавая цепь, другим концом прикрепленная к металлическому столбу.

Диана замерла на выходе из тропического туннеля, который миновала слишком быстро.

На нее смотрела Элла.

Под ногами все еще ощущалась вибрация, хотя слон, как выяснилось, был тут ни при чем. Элла стояла не двигаясь, и казалось, что она стоит так уже долгие годы.

Потом она мигнула, отвернулась от Дианы и, наклонив большую голову, снова застыла.

Больше рядом не было никого.

Диану вдруг затопил жгучий стыд. Раз уж пришла, поговори с животным…

Она подняла голову к слонихе и в ее огромных и каких-то остекленевших глазах прочитала такую боль, столько страдания и надежды, что даже растерялась.

Диана откашлялась. А что, собственно, случится, если она поговорит со слонихой? Все равно никто не услышит.

Элла качнулась вбок, царапнув цепью по цементному полу.

Диана шагнула вперед: «Прости. Как я могла тебя забыть?»

Ее дочь…

Диана почти забыла, зачем пришла в зоопарк. Она бросила на неподвижную Эллу прощальный взгляд. Та смотрела не мигая, глазами полными одиночества и тоски. Из-под земли по-прежнему доносился вибрирующий гул.

Женщина помахала слонихе рукой, развернулась и нырнула в туннель из джунглей.

Она уже почти скрылась в зеленом коридоре, когда грохот усилился. Диана остановилась, пытаясь понять, откуда этот шум.

Наверное, какая-то подземная машина. Генератор, вырабатывающий энергию для зоопарка. Или котельная. Элла все так же стояла, уставившись на нее, молчаливая и неподвижная. Но звук доносился с ее стороны, словно через джунгли бежало стадо слонов.

Ни та ни другая из подруг еще ни разу не была ни на одной лекции.

Торжественное мероприятие проходило в самой просторной аудитории студенческого городка, и девочек привели сюда точно так же, как в детстве водили на «Щелкунчика».

На полу лежал богатый ковер в бирюзовых тонах, потолок сиял позолотой. Подруг посадили в первом ряду, специально выгороженном для сотрудников факультета философии. Мать одной из них сидела тут же.

Тяжелый бархатный занавес был уже поднят. На сцене стояла кафедра для докладчика, а возле нее — столик с кувшином воды и одним стаканом.

Народу собралось столько, что опоздавшим пришлось стоять в проходах и вдоль стен. Зал гудел равномерным гулом, пока не замигал свет. Сразу, как по команде, наступила полная тишина.

На сцену вышел профессор Макфи. Публика встретила его шквалом аплодисментов. Он выглядел довольным, хоть и несколько смущенным. Рассеянно кивнул головой, отвечая на приветствие, и немного нервно уставился в зал.

Он был не очень молод, но сохранил глаза ребенка — быстрые, ярко-синие. На нем был строгий, чуть мешковатый и слегка помятый костюм — наверное, долго висел в шкафу без дела. Аккуратно подстриженная бородка. Чуть тронутые сединой усы.

Наконец он положил на кафедру папку, и аплодисменты смолкли, хотя в воздухе продолжала витать атмосфера доброжелательности.

— То, что в этом году меня попросили прочитать лекцию, посвященную памяти Артура М. Фуллера, для меня огромная честь, — начал он.

Одна из подруг — та самая, что первой согласилась пойти на лекцию, — покосилась на вторую и закатила глаза.

Но та ее не видела: она не отрываясь разглядывала мужчину за кафедрой.

Он откашлялся, заглянул в записи, потом быстрым взором окинул слушателей и продолжил:

— Многие задают себе вопрос: «Что есть зло?» Но я сегодня хотел бы задаться другим вопросом. Что есть добро?

Все два часа, что длилась лекция, одна из подруг как зачарованная смотрела на профессора, чья фигура казалась ей окруженной светящимся ореолом. Какой блеск и в то же время какая простота! Она и представить себе не могла, что на свете бывают такие люди.

Профессор Макфи говорил о добре и зле так, что каждому становилось ясно: он много об этом размышлял.

— Почему, — вопрошал он, — человек — это единственное существо, способное на преднамеренное зло? И возможно ли, чтобы человек намеренно стремился творить добро?

Если зло, как учит Ветхий Завет, существует для того, чтобы испытать и укрепить силы добра, кто тот высший ангел, к которому мы можем обратиться за наставлением, когда перед нами стоит выбор между добром и злом?

Он помолчал и сам себе ответил:

— Этот ангел — наша совесть. Совесть — вот то никогда не тускнеющее зеркало, в которое мы часто забываем смотреться. Совесть — это голос Бога в природе и в сердце человека.

Девочка достала ручку и лист бумаги и записала эту фразу на память.

Она побежала…

Вон из туннеля в джунглях, замусоренного ореховой скорлупой, назад, к свету, туда, где она встретила мистера Макклеода. Теперь здесь было пусто. Только все так же стоял джип с водителем, таращившим свои остекленевшие глаза, и его спутницей, неловко завалившейся на соседа, как будто ее подбросило на ухабистой дороге, а выпрямиться она забыла.

Да еще аборигены, которым не было до нее никакого дела.

Спотыкаясь, Диана кое-как доковыляла до лестницы, ведущей к вольеру со львами.

А что, если Эммы тут нет?

Она вскинула запястье, но вспомнила, что утром не надела часы. Вместо них на руке болтались совершенно бесполезные серебряные браслеты. Интересно, который час? Как долго она разговаривала с мистером Макклеодом? А потом стояла, разглядывая слониху Эллу? Диана подняла глаза к небу: солнце было в зените, значит, сейчас полдень. Неужели так рано?

Впрочем, почему бы и нет…

Полдень так полдень.

Солнце ведь не может остановиться в небе, как останавливаются часы.

Всего двенадцать часов дня. И до запланированной встречи у входа в зоопарк еще куча времени.

Но по ступенькам Диана по инерции не шла, а бежала. Бежала, хотя дрожали колени и ноги подкашивались. Ей было жарко. Она устала. Солнечные блики играли на листьях тропических растений, яркие, как само светило, и слепили глаза. Откуда-то сверху слышался высокий протяжный вой… Или это стучит у нее в висках? Она обхватила голову руками и выронила сумочку.

Обернувшись, Диана смотрела, как по ступенькам скачет ее сумка. Хоть бы не расстегнулась…

Расстегнулась.

Она видела, как из кошелька посыпалась мелочь: маленький ручеек из серебряных и медных монет. За кошельком выпал тампон, а потом — хотя она точно знала, что этого не может быть, — прозрачный пластиковый пакетик с марихуаной.