— Я всего на полколеса заехала за полосу, клянусь вам памятью моего отца! А полицейские и слушать не пожелали: стоянка в запрещенном месте. Они разучились думать, понимать разумные доводы, стали безжалостными. Хорошо еще, что родственник моей служанки, тоже дорожный полицейский, — вполне приличный человек. Среди них это большая редкость. Знаете, я не из-за тысячи лир, а во имя справедливости. Терпеть не могу беззакония! — На самом деле в ярость ее привела именно тысяча лир штрафа… — Я бы даже отдала эту жалкую тысячу лир на благоустройство города, — заявила синьора Табуссо, — если бы они хоть изредка помогали нам. Но они умеют лишь принести тебе домой налоговую квитанцию да оштрафовать за лишние пять минут стоянки в запрещенном месте! Устроили себе легкую жизнь.
Прохожие оборачивались и смотрели им вслед. Разговор на улице с синьорой Табуссо напоминал ссору двух торговок, и в него, как и в ссору, всегда мог вмешаться непрошеный примиритель. А это Анне Карле вовсе не улыбалось.
Странное дело, Вирджиния, сестра синьоры Табуссо, — полная ей противоположность: болезненная, тихая и совершенно беспомощная.
— Нет, они все прохвосты, — не унималась синьора Табуссо. — Возьмите, к примеру, мой «луг»!
По-видимому, «луг» был излюбленной темой жалоб синьоры Табуссо. Из ее рассказа Анна Карла в конце концов уяснила себе, что речь идет о крупном участке земли на склоне холма, с виноградниками, кустами желтой акации, оврагами и даже с высохшим ручьем. Увы, чужаки, наглые грабители, попирающие закон, все больше опустошают и губят этот эдем. А синьоре Табуссо из окна своего старого дома с флигелем приходится молча взирать на их разбой. Весной целые банды «туристов» срывают все до одной гвоздики и фиалки, летом после пикников остаются горы пустых консервных банок и бумажных пакетов, осенью крадут грибы, орехи, ежевику; подобно тому как поезда принесли гибель лугам Западной Америки, так автомашины обрекли на разорение «луг» бедной синьоры Табуссо.
— Почему те же полицейские не штрафуют моих мучителей? Разве я не плачу налогов? Не имею права на защиту? Я через своего адвоката послала четыре протеста: в городское управление, поставила в известность карабинеров, префектуру и даже отправила письмо в «Стампу». Напрасные хлопоты! Им до меня нет никакого дела, представляете, они смеются мне в лицо и все до одного повторяют: «Поставьте ограду, поставьте ограду!» Тоже мне умники нашлись: я истрачу два миллиона лир, а потом шайка грабителей преспокойно через нее перелезет и с еще большим удовольствием все растащит. Это их, ублюдков в полицейской форме, надо посадить за ограду, а еще лучше за решетку!
— А вы не пробовали завести сторожевую собаку? — робко спросила Анна Карла.
— Ах, собаку? — прорычала синьора Табуссо, яростно дергая поводок. — Мой Чин — прекрасная собака, но трус. Мне его приходится держать в доме, не то эти дикари однажды возьмут и сожрут его с потрохами. Я было купила немецкую овчарку, но неделю спустя пришлось ее продать. Чин у меня ревнивый. Он терпеть ее не мог да к тому же боялся. Я повсюду расставила столбики с надписями: «Берегитесь, в доме злая собака», «Осторожно, собака», «Пес может вас покусать». — Она остановилась и грустно покачала головой. — Где там — никто не поверил!
Они повернули на виа Бертоле. Анна Карла собиралась сделать кое-какие покупки, но теперь, только чтобы избавиться от синьоры Табуссо, решила ехать прямо домой. Проклиная ее про себя, она направилась к машине.
— Знаете, днем у них еще хватает совести, чтобы уйти, когда я появляюсь на лугу. А ночью!… Скажите, что мне делать, ведь приближается лето?
Анна Карла ничего ей не ответила.
— Если я в них пальну дробью с балкона, меня упекут в тюрьму. Честные люди должны безропотно сносить любые беззакония и даже защищаться не имеют права. А если я отправлюсь, так сказать, в ночную карательную экспедицию, вооружившись фонарем и дубинкой, то рискую получить удар ножом в живот. Знаете, эти типы не шутят.
— Но кто же забирается на ваш луг? Влюбленные? Молодожены? — имела неосторожность спросить Анна Карла.
Синьора Табуссо захохотала.
— Влюбленные! Что ж, назовем их влюбленными! — с едким сарказмом воскликнула она. — Так знайте же, ко мне стекаются все проститутки южного Турина. Мой луг — клуб отборных шлюх.
Анна Карла готова была откусить себе язык: угораздило же ее поддержать разговор, когда до машины оставалось каких-нибудь двадцать шагов.
— А вы знаете, дорогая синьора, чем я занимаюсь по утрам? — не унималась синьора Табуссо. — Собираю на лугу обильный урожай презервативов! Приходите и сами убедитесь. Знаете, что я однажды сделаю? Соберу все презервативы в мешок и отправлю в Полицию нравов! Надеюсь, хоть тогда эти бездельники проснутся. Разве не прямая их обязанность бороться с подобными гнусностями. Они должны приехать, устроить облаву на этих шлюх и потом судить их за безнравственное поведение в общественном месте!
— Но луг ведь не общественное место, а частная собственность, не так ли? — со злорадством заметила Анна Карла.
На миг синьора Табуссо растерялась, однако сразу нашлась.
— Прелюбодеяние всегда было частным делом, — с тонкой улыбкой сказала она. — А теперь и в кино, и в газетах такое показывают и печатают! Но я остаюсь при своем мнении. Это бесстыдство и наглый разврат разрушают общество, а полиция…
Внезапно она умолкла и застыла на месте, широко раскрыв рот. У Анны Карлы засосало под ложечкой. Сейчас синьора Табуссо без чувств рухнет в мои объятия, с ужасом подумала она.
— Синьора, где ваша машина? — прохрипела вдова Табуссо.
— Там, вон там. «Мини-моррис», — пролепетала Анна Карла.
Она лихорадочно принялась искать в сумочке ключи от машины. Собака, куда я потом дену собаку, замирая от страха, подумала она и с надеждой обратила свои взоры на аптеку на углу улицы.
Но тут из горла синьоры Табуссо вырвался хриплый вопль. Она бросилась к голубому «мини-моррису», сорвала со смотрового стекла лист бумаги и стала им потрясать.
— Что я вам говорила! — торжествовала она. — Что я говорила!
К стеклам всех машин, стоявших в ряд, были приклеены белые листки — извещение о штрафе.
Анна Карла, вздохнувшая было с облегчением, и сама ощутила вдруг досаду и даже гнев.
Нет, не из-за жалкой тысячи лир! Она живо представила себе, как подленький человек старательно приклеивает квитанции, не дожидаясь владельцев машин, которые могли бы как-то оправдаться, привести свои доводы.
На плечо ей опустилась рука синьоры Табуссо.
— Вашу квитанцию я возьму с собой, — сказала она, кладя листок в сумочку. — Отдам ее моему приятелю из дорожной полиции, и он все уладит. Так что не волнуйтесь.
Анна Карла вдруг ощутила к ней огромную признательность.
— Что вы, что вы, — запротестовала она, нерешительно протягивая руку к сумочке синьоры Табуссо. — Такое с каждым случается.
— Поймите, мы должны помогать друг другу, бороться вместе, дорогая синьора. Мы с вами в одной лодке.
— Нет-нет, это несправедливо, чтобы вы, синьора Табуссо, тратили силы на…
— Ошибаетесь, синьора. Ну а справедливо, по-вашему, что я должна наслаждаться ночными концертами, предоставлять свой луг во власть преступников, а полиция тем временем думает лишь о штрафах?
— Разумеется, несправедливо, но вы… Мне не хотелось бы, чтобы вы тратили время на…
— Мне это доставит удовольствие. Утешение, понятно, небольшое, но все же утешение. И если вас снова оштрафуют, немедленно звоните мне. К счастью, и среди дорожных полицейских есть порядочные люди… Во всяком случае, чтобы вы напрасно не беспокоились, я вам сегодня вечером позвоню.
Синьора Табуссо крепко сжала руку Анны Карлы. Только теперь Анна Карла поняла, что по собственной вине попала в ловушку. И все потому, что она слишком эмоциональна. Сначала возмутилась поведением бедняги Джанни, а потом расчувствовалась из-за пустяковой услуги этой синьоры. Перспектива частого общения с этой женщиной не на шутку испугала Анну Карлу.