— Самый простой выход, не правда ли? Особенно с практической точки зрения.

Синьор Массимо Кампи — человек простой. Поскольку разговор шел между двумя людьми якобы равного социального положения, Кампи дал понять, а он, Сантамария, должен был молниеносно сообразить, что:

а) иметь спортивную машину, большую и к тому же английской марки, просто вульгарно и противоречит хорошему вкусу,

б) на машине средних размеров и умеренной стоимости ездить невозможно из-за ее непрезентабельного вида,

в) ездить на малолитражке тоже невозможно, ибо все воспримут это как снобизм,

г) все эти доводы, вместе взятые, ничего не стоят.

Но иначе господин комиссар может подумать, что он принял решение не покупать машины из-за присущей деловым людям практичности, которая и ему, и — он уверен — господину комиссару одинаково не по душе…

— Да, Массимо Кампи — человек на редкость простых нравов, — вздохнув, произнес вслух полицейский комиссар Сантамария и вытер пот со лба. Он отошел от окна и снова сел за письменный стол. Что означает столь ранний приезд? Нетерпение виновного? Любопытство, желание поскорее узнать, зачем он понадобился полиции? Едва ли. Такие люди, как Кампи, чтобы скрыть волнение, скорее прибудут с часовым опозданием. Вероятнее всего, он приехал пораньше, чтобы убедиться, готов ли уже паспорт друга, и, возможно, чтобы забрать его в регистрационном отделе. Но тогда почему же он так и не поднялся ко мне в кабинет?

Сантамария прошел в пыльный архив, служивший одновременно приемной, и предупредил агента Скалью:

— Я ненадолго спущусь вниз. Если кто-нибудь придет, скажи, что скоро вернусь.

— А, и ты здесь! — воскликнула Анна Карла.

— О, чао, — ответила ее подруга Бона, на миг обернувшись, но сразу же снова с недовольным видом уставилась на красное платьице, которое держала в руках. — Нравится тебе?

— Немного ярковато. Но, в общем, миленькое. Это для Изы?

— Угу» — подтвердила Бона, бросив платье на прилавок из орехового дерева. — А ты что хотела купить?

— Тоже детское платье, но какое-нибудь совсем легонькое, — объяснила Анна Карла сразу и приятельнице, и продавщице, которая с любезной улыбкой стояла рядом, заранее запасшись терпением. — Девочка прямо изнывает от жары.

Продавщица, пожилая седовласая женщина в очках, направилась к полкам.

— О, и Франческа тут! — воскликнула Бона, завидев девочку рядом с Жанин. — Почему ты мне сразу не сказала?! — Она стремительно наклонилась к ребенку.

— Добрый день, — робко прошептала Жанин.

— Добрый день, — бросила ей Бона. Она схватила девочку за руки. — Известно ли тебе, что ты красавица? Кра-са-ви-ца!

Франческа попыталась высвободиться, но Бона, крепко держа ее за руки, стала энергично раскачивать ее вперед и назад.

— Дин-дон, — слащаво пропела она. — Дин-дон, диин-доон! Не хочешь поиграть в качели?

Она, не раздумывая, села на пол и взяла девочку на руки. Франческа сжалась от испуга.

— Видите ли, Франческа… — осторожно вмешалась Жанин.

Продавщица положила на прилавок гору картонных коробок и крикнула:

— Госпожа графиня, подождите, сейчас я принесу вам стул.

— Какой там еще стул, — сказала Бона. — Нам так куда лучше, правда, Франческа? Не нужны нам ваши стулья.

Времена, когда они с Боной распевали дурацкие скаутские песни, сидя на земле у костра, давно миновали. У Боны муж, трое детей, два диплома. Но видно, ее все еще тянет к земле, не без иронии подумала Анна Карла.

— Не старайся ее любой ценой развеселить, — сказала она вслух.

— Но мне самой нравится сидеть на земле! — воскликнула Бона. — И тебе тоже, правда?! Как же твоя мама этого не понимает? С детьми надо всегда быть на их уровне, не смотреть на них сверху вниз. Ведь ты нас боишься — взрослые такие огромные, верно, стрекоза?

Франческа разглядывала ее жемчужное ожерелье.

— Тебе нравятся эти бусинки, детка? — засмеялась Бона.

— О, ради бога, перестань! — воскликнула Анна Карла. Ей вовсе не улыбалась идея все оставшееся до ужина время искать дочке новую игрушку — бусинки стоимостью в двенадцать миллионов лир.

— Оставь ее в покое, — сказала Бона, которая воспитывала своих детей по новейшим научным методикам. — Она сейчас в фазе манипуляций.

— Если ей дать волю манипулировать, — сказала Анна Карла, поднимая девочку с пола, — она разберет по частям «фиат».

Бона тоже поднялась, но даже не подумала отряхнуть юбку. Настоящую мать не интересуют такие мелочи — у нее просто не остается на них времени.

— Значит, ручки у нее крепкие, — с менторским видом произнесла она. — Как у моего Андреа. Он прирожденный разрушитель. И не потому, что он злой, просто ему нравится все ломать. А возьми мою Изу. Она уже совсем в другой фазе развития. Ломать, разбивать, раскалывать — все это ей надоело. Она сейчас все рвет.

— Вот как! — сказала Анна Карла, разглядывая приятное розовое платьице с искусной вышивкой. — Что же она рвет?

— Все: газеты, деньги, письма, книги, фотографии, телефонный справочник.

— Словом, устраивает в доме погром! — заключила Анна Карла. — И ты ей позволяешь?

— Конечно. Что поделаешь, когда наступает фаза разрывания, детей нельзя сдерживать, иначе у них возникнет комплекс неполноценности.

— Понятно, — сказала Анна Карла. — Нравится тебе это платье?

— Гм. У них тут одни и те же модели, — сказала Бона, презрительно скривив рот.

— Не знаю, не знаю, мне лично кажется…

— О боже, при чем здесь я. Важно, идет ли оно Франческе!

Подошла продавщица.

— Простите, синьора, если платье вам не подходит, — обратилась она к Анне Карле, — я покажу его вон той синьоре.

Она показала на просто одетую женщину, которая стыдливо наклонила голову.

— Разумеется, — сказала Анна Карла. — Потом мы, может быть, примерим его еще раз.

— Жаль, что вам не понравилось, — искренне сокрушалась продавщица. — По-моему, вставочка очень миленькая и цвет приятный. И сама моделька новенькая.

— Вставочка, новенькая моделька, — прошипела Бона. — Посмотри. В их рекламной карточке написано: «Наш торговый дом основан в 1906 году». Набрано мелким шрифтом для большей элегантности. А меня тошнит от их «элегантных» моделек.

— Как бы там ни было, мне эта вставка нравится, — возразила Анна Карла.

— Да, но почему ты должна навязывать ребенку свои вкусы? Это же преступление!

— Я к вашим услугам, синьора, — подскочила к Анне Карле продавщица. — Простите за задержку. — Она снова развернула перед ней и Боной розовое платьице.

Анна Карла и Бона посмотрели друг другу прямо в глаза.

— Признайся, все же оно тебе нравится, — сказала Анна Карла.

— Увы, нравится, — вздохнув, ответила Бона. — Но это не мешает мне оставаться при своем мнении. Поступай как знаешь, а я загляну в «Анфан бутик», хотя их платья слишком аляповатые, слишком яркие, но детям именно такие платья и по душе. А это самое главное.

Бона наклонилась к Франческе, поцеловала ее, холодно кивнула Жанин и, широко ступая, направилась к двери. Она вечно торопилась, эта Бона: ведь воспитание детей она полностью взяла на себя. Ее роскошная белоснежная вилла на проспекте Витторио кишела слугами, но нянь и гувернанток там не было никогда. Бона не желала, чтобы кто-то стоял между нею и Андреа, Изой и Роби. Она считала это святотатством. Однако все трое детей Боны почему-то вели себя чаще всего как настоящие вандалы, не считались ни с кем и ни с чем…

Анна Карла купила Франческе платьице со вставкой, отправила ее вместе с Жанин домой, а сама села за столик кафе-мороженого «Пепино». Сидела и, как в детстве, с аппетитом поедала вишневое мороженое, любуясь фасадом театра «Кариньяно».

Спустившись вниз, Сантамария окинул недружелюбным взглядом людей, толпившихся в приемной паспортного отдела. Синьора Кампи среди них не было — он бы его сразу узнал. Видимо, он тут же прошел в кабинет Айелло, где на столе уже наверняка лежал готовый и подписанный заграничный паспорт его друга. Не заставлять же синьора Кампи томиться в шумной очереди перед окошком. Сантамария рассек очередь просителей. Отпуск в соседних странах, водительские права, туристские маршруты! Все спешат, никто не хочет ждать ни минуты!