На Коелский аэродром тяжело, как грузный, осоловелый шмель, спускался с лазурного неба вертолет. Вот он исчез за деревьями. Солнце пробивалось сквозь кружево молодой, еще не запыленной листвы, и под его лучами полоса шоссе, темная от утреннего дождя, быстро светлела. Приземистые военные казармы за оградой смотрелись чистенькими живописными домиками. Из ворот гуськом промаршировал взвод солдат в маскхалатах. Внезапно двое из них размашистыми прыжками ринулись через шоссе.

Я нажал на педаль. Мощные тормоза, испытанные на шестидесяти тысячах километров, остановили машину метрах в тридцати. Виновники весело скатились на молоденького младшего сержанта, а тот, побелев от напряжения и злости, исступленно орал на них с противоположной обочины. Взглянув на меня, он умолк и вроде как в благодарность откозырял. Моя рука невольно потянулась ответить тем же. И лишь в последний момент, спохватившись, я изобразил этакое неопределенное помахивание. Девушка, сидевшая возле меня, хихикнула.

Оба солдатика в своих пестрых одеяниях, с улыбками до ушей напоминали лягушат-прыгунов. Девушка улыбнулась им. Ухмылки на их лицах сменились растерянными улыбками. Тот, что пониже, сохраняя самообладание, отдал честь.

Я переключил скорость и чересчур поспешно рванул с места. Моя соседка звонко рассмеялась.

Я покосился на нее. Она снова улыбнулась, на сей раз уже мне, ослепительно, как кинозвезда. В ее шоколадно-карих глазах сверкали насмешливые искорки.

— Не очень-то деликатно вы обращаетесь со своей машиной, — показала она взглядом на отклонившуюся стрелку спидометра на приборном щитке.

— Колымага у меня ко всему привычная, — небрежно бросил я. — Всякого навидалась. — И прибавил газу.

Девушка глянула на меня удивленно.

— А я-то думала, новенькая.

— Как бы не так! Набегала уже несколько десятков тысяч. Только что из капремонта и…

— Зря вы тогда гоните со скоростью девяносто километров, — резко оборвала она меня. — Тем более в закрытой зоне.

Я расслабил ногу, нажимавшую на педаль газа, и ехидно спросил:

— Боитесь?

— Я — нет! — отрезала моя пассажирка. — А вот вам стоило бы… смотрите! — ахнула она.

Тут как тут! На обочине шоссе стоял человек со знакомым красно-белым диском в поднятой руке. Я глубоко вздохнул.

— Добрый день, товарищ водитель, — сказал автоинспектор. — Вам известно, с какой скоростью вы ехали?

Через несколько минут я получил разрешение следовать дальше, полегчав на пятьдесят крон, зато обремененный пространным нравоучением.

— Вот видите, — назидательно бросила моя спутница, — поспешность дорого вам обошлась.

— Я тороплюсь, потому что у меня нет времени, — ледяным тоном отрезал я, а про себя раздраженно добавил: «Штраф же причитался с тебя».

— Ах! — вдруг виновато вырвалось у нее. — Не сердитесь, что из-за меня у вас неприятности. Но Пепик, видите ли, мой старый друг. Вот я и обратилась к нему, чтобы…

«Мой тоже, — с досадой добавил я про себя. — Потому и подсунул мне это чертово дело». Я промолчал, но сидел насупившись.

Шлагбаум при въезде в Брандыс, как ни странно, был поднят. Я ехал по городу как дисциплинированный водитель, в моем кармане оставалось двадцать крон мелочью, а бензина ровно столько, чтобы дотянуть обратно до Праги.

— Вон там, на повороте возле памятника, — налево, — раздался у моего уха нежный голос. — А оттуда уже рукой подать.

Я свернул на проселочную дорогу, через несколько сотен метров она запетляла среди полей. Зеленый горизонт окаймляли лесочки, слева темнели купы высоких сосен.

— Это там, в лесу, — показала девушка. — Сразу же на опушке.

И опять я вошел в раж, с легким сердцем обогнал два тяжело груженных автофургона, мчавшихся будто по скоростному шоссе, и резко свиражировал на посыпанный гравием поворот. Мелкие камешки забарабанили по металлу, задние колеса занесло. Я лихо выровнял машину. Слева, среди коричневато-серых стволов, мелькнуло что-то красное.

Сбросив скорость, последние десятки метров я проехал с выключенным мотором.

Машина остановилась прямо возле калитки в заборе из некрашеных сосновых досок. Я вышел. В глаза бросилась темно-красная штукатурка дома, который оказался гораздо больше, чем я ожидал. Прохладный, напоенный смолой воздух, словно бальзам, вливался в мои прокопченные пражские легкие. Мне сразу же захотелось тут жить, оказаться владельцем всего того, от чего девушка, которую я привез, с таким непростительным легкомыслием желает избавиться.

Она стояла рядом, выжидающе заглядывая мне в глаза. Девушка была чуть ниже меня, очень стройная, светло-каштановые волосы ниспадали на плечи. Одинокий солнечный луч, пробившись сквозь зеленую чащу развесистых деревьев, щекотал ее загорелую шею. Я разом подавил в себе нежелательные ассоциации, образующие цепочку: летний полдень — красивая женщина — лесное уединение. После моего недавнего горького опыта сигналы опасности все еще срабатывали.

— Так, значит, вот это вы и собираетесь продать? — деловито спросил я.

— Да. Что скажете? — Она напряженно ожидала моего ответа.

Я пожал плечами.

— Ничего. На глазок не берусь прикинуть даже приблизительно. Но и так видно — удовольствие не из дешевых. Для покупателя.

— А вы думаете, покупатель найдется? — робко спросила она.

— Сами знаете, что да. — Я иронически усмехнулся. — Нувориши у вас с руками оторвут. Погодите, еще натерпитесь. Не хотел бы я оказаться на вашем месте, когда у вас двери закрываться не будут.

Она с облегчением рассмеялась.

— С этим-то я справлюсь!

— Не обольщайтесь. Чтобы этим заниматься, нужно быть толстокожим. Я бы…

— Предлагаете мне услуги в качестве маклера? — перебила девушка. — За комиссионные? Нет уж, спасибо. Лучше я их сама себе заплачу.

— Мне такое и в голову не приходило, — строго отрезал я. — И все же мой вам совет — поищите какого-нибудь надежного адвоката, когда дело дойдет до продажи.

Она покачала головой, глядя на дом сияющими глазами. В ее взгляде было что-то, вызвавшее во мне на миг глубокое отвращение. Алчность, которую совсем недавно я так близко видел у другой женщины. Девушка перехватила мой взгляд, и лицо ее мгновенно изменилось.

— Пойду за ключами, — обронила она. — Я их оставляю у соседей, чтобы…

«Гав!» — дружески откликнулся низкий собачий голос. В глубине сада за невысокой загородкой появилась большая голова, а потом и костлявое, поросшее серой шерстью тело огромной овчарки.

— Амиго! — воскликнула Ганка Дроздова — подруга моего друга и начальника, инженера Йозефа Каминека. Недавнее неприятное выражение лица исчезло. Она повисла на калитке и была сейчас похожа на двенадцатилетнюю девчонку. — Амиго! Ах ты, разбойник! Что ж ты не встречаешь хозяйку? Опять спал, а? — Она ворковала, как горлинка, а пес отвечал ей нежным повизгиванием, смешным для такого ветерана.

Я приблизился к забору. Амиго сменил свой дружеский тон на угрожающее рычание. Седая шерсть встала дыбом, пес прижал уши и оскалил желтые клыки. Я невольно отпрянул назад.

— Не бойтесь, — сказала барышня Дроздова все тем же воркующим голосом, хотя обращалась уже не к собаке. — Пока вы со мной, он вам ничего не сделает. А в другое время, конечно… К тому же Амиго за забором, — добавила она уже нормальным тоном.

— Хорошо, что он здесь есть — этот забор. — Я опасливо измерил глазами преграду высотой примерно метр восемьдесят, которая отделяла меня от рычавшего зверя.

— Так-то оно так, но не очень-то помогает, — озабоченно сказала Ганка. — Несколько раз уже сюда пытались залезть. Мы поставили решетки на всех окнах первого этажа, внутрь они не пробрались, но все равно… Дом на отшибе. Поэтому и приходится оставлять тут Амиго.

— Не жалко вам его? — не слишком искренне спросил я. Амиго вызывал любые чувства, только не жалость. — Это ведь жестоко — оставлять его тут одного.