– Я не наставляю и не вразумляю Вас, как молодёжь. Вы заслужили право быть счастливыми. Вся ваша жизнь была трудной дорогой к этому счастью.
Красиво и молодо улыбнулась и заключила:
– Любви Вам и счастья, здоровья и благополучия! Кланяюсь Вам сердечно и желаю, чтобы этот день всегда обогревал Ваши сердца любовью и верой.
Он бережно надел на её безымянный палец правой руки обручальное кольцо.
Она в растерянности посмотрела ему в глаза и через запредельное волнение еле произнесла:
– А я? Я же не знала, что так…
И тут молоденькая девочка подошла к ней и на яркой бархатной подушечке поднесла обручальное кольцо для него.
И, уж совсем против правил, надев ему кольцо на палец, она прижалась губами к его красивой руке и прошептала:
– Спасибо, родной мой. Спасибо за счастье. Пусть наше счастье хранит Господь!
Он, в ответ, только прошептал ей, склонив свою гордую и непокорную в иных обстоятельствах голову:
– Да святится имя твоё!
***
Назавтра утром, под солнечными лучами которого буйствовала крымская природа, словно освящая и благословляя их союз, они шли от набережной к Собору Александра Невского.
Он был в форме и многочисленные отдыхающие, и спешащие куда-то местные жители останавливались, долго смотрели на эту необычную пару: у генерал-лейтенанта, на мундире, отсвечивала Звезда Героя Советского Союза, множество орденских планок свидетельствовало о том, что его ратный путь был сложным и опасным; она – ослепительно красивая, в строгом белом костюме, который так выгодно подчёркивал её безукоризненную фигуру, вызывала у встречных мужчин чувство восхищения и восторга – столько было в ней чувственности, светлой любви к Нему, которая не могла удержаться в её бездонных очах и словно согревала всех окружающих, доносила до них: «Люди, будьте счастливы! Любите друг друга! Только любовью – спасёмся сами и спасём мир!»
И этот восторг, эта мысль, не будучи изречённой, была той высокой правдой, которая угадывалась всеми.
И даже старый и опустившийся бродяга, который всегда у Храма сшибал копейки на очередной опохмел, стянул с головы свою, видавшую виды, вязаную, не по погоде шапку, да так и застыл молча, провожая взглядом такую необычную, ни разу не виданную им пару.
А строгая старушка, которая была за старшую среди попрошаек и всегда следила за порядком у Храма, и за тем, чтобы подаяния распределялись честно между всеми, с достоинством приняла от него солидную купюру и, молча поклонившись, стала осенять эту осле6пительную пару крестным знаменем до той поры, пока они не поднялись по ступенькам и не вошли в распахнутые двери величественного Собора.
И когда её наперсники обступили её со всех сторон, ожидая справедливого дележа крупной удачи, она, обведя всех ледяным и торжественным взглядом, сказала:
– Нет, мои дети падшие. Этих денег я вам, на пропой, не дам. Святые они. Пусть идут на нужды Храма.
И никто не стал возражать ей. Даже самые опустившиеся и заросшие до неузнаваемости волосами и бородами, что-то одобрительное прогудели в ответ и снова разошлись по своим местам, протянув за милостыней грязные и заскорузлые руки, а кто – банки, пластиковые стаканы, а то и всевозможные шапки.
Сам Архиепископ, высокая честь, встретил их посреди Храма. В его мудрых глазах, в которых отражалась вечность, тоже всплёскивалось волнение и он про себя думал:
«Господи, сорок три года служу Тебе, а вот венчать такую пару не приходилось. Военные не представали пред Господом для обета в верности в недавнее время, а чтобы генерал-лейтенант, да ещё и Герой Советского Союза – и помыслить не мог».
Но, тут же, сурово оборвал себя:
«Нет у Господа чинов. Все – рабы Божии и всем нужна Его защита и Его покровительство».
И он неспешно, торжественно, принялся за обряд венчания.
Свершив чин освящения брака, под песнопения женского хора, слаженого, с ангельскими голосами, подошёл к ним и произнёс слова, идущие от сердца:
– Дети мои!
В зрелую пору жизни Вы пришли за Господним благословением. Это значит, что выбор Ваш не случайный, это не дань моде, которую, чего греха таить, часто путают с тяжкой обязанностью для души, которую заповедал нам Господь и суть которой состоит в том, чтобы мы все любили друг друга, укрепляли, обоюдно, духовные силы, соблюдали чистоту помыслов и поступков.
Его голос разносился под сводами Храма:
– Сегодня Вы – пред Господом, дали обет в верности и любви. Всегда об этом помните и высоко несите его. Тогда Вас, Вашу любовь всегда будет хранить Господь, у Него Вы всегда найдёте и совет, и поддержку, помощь в испытаниях, Веру и верность.
Заглянув им в глаза, как добрый отец – детям, продолжил:
– Не верящий человек никогда не может быть и верным. Поэтому – верьте в Господа нашего, верьте друг другу, укрепляйте и поддерживайте силы друг друга в поиске истины.
А истина – это Бог. Только Ему дано предопределить судьбу и дорогу каждого и воздать каждому по делам его и по заслугам.
Поэтому пусть сердца Ваши всегда будут устремлены к высокой любви друг к другу, ко всем своим ближним.
И чем больше любви Вы будете отдавать друг другу, тем больше её прибудет в Ваших сердцах, Ваших душах.
Завершив своё, скорее – отеческое, нежели пастырское благословение, он троекратно расцеловал Его, а затем – и Её, за руки вывел из Храма и долго осенял их крестным знаменем, пока они не скрылись из виду.
***
Тому минуло несколько месяцев.
Однажды утром, зайдясь пунцовым румянцем во всё лицо и глядя на него глазами полными любви и счастья, она даже не сказала, а лишь едва слышно прошептала:
– Родной мой!
А у нас будет… сын. Это будет твой, наш сын. Я это знаю твёрдо. И хотя мне уже… немало лет – я рожу его тебе.
И когда он, исцеловал ей лицо, руки, а встав на колени – и живот, ноги и после этого приступа нежности, с тревогой обратился к ней:
– Галя, милая, а как ты всё это вынесешь? Уже ведь – годы…
Она закрыла его губы своей нежной рукой и сказала:
– Глупый ты мой. Когда любят, так как я тебя люблю – высшей радости для женщины быть не может. Это нам Господь послал такое счастье. Не тревожься за меня, я всё вынесу. Мы же ещё с тобой молодые и жизнь наша только начинается.
***
В назначенный Господом срок она явила ему сына. Долгожданного и любимого. И расцвела так, что даже её старушка-мать, тайком, крестила её вослед и просила у Господа защиты и покровительства своему дитяти:
«Господи, сохрани её и заступи! Уже почти внукам её пора замуж, а тут она сама родила. Чудны твои дела, Господи. Дай им сил и здоровья на ноги кроху поставить».
И тяжело, по-бабьи, зная цену утратам и невозвратным потерям, всё думала:
«Попробуй, вырасти его. Это же к двадцати годам ребёночка ей будет… Господи, дай им во здравии и благоденствии дожить до этих лет и дитя своё вывести в люди».
И, по-старушечьи всхлипнув, отёрла накипевшие слёзы рукой и уже как-то зло, сама себе же и ответила:
– А чего не дожить-то! И не видела в жизни, и не слышала о любви такой. Спасибо тебе, Господи, что вознаградил дитя моё и даровал ей возможность такое счастье испытать.
И она истово и долго крестилась на икону, старинную, ещё материнскую и что-то шептала и шептала в своей молитве, обращённой к Господу.
***
Благословенна юность,
если мы её помним
и в зрелые лета.
И скорбим по её утратам.
И. Владиславлев
НИКИТСКИЙ САД
Господи, как он всегда ждал этой встречи.
И приезжая в Крым, к родителям, пока они были живы, хоть на денёк выбирался в Ялту, ехал в Никитский Ботанический сад и бродил там весь день.
И, если, что случалось крайне редко, этот день совпадал с тем святым и благословенным днём встречи с НЕЮ, он был счастлив вдвойне и бережно хранил в своей душе память об этом счастье высоком и таком желанном.