Наконец совсем недавно кюре пообещал, что все скоро разрешится и жизнь его изменится к лучшему. "Много же ветчины да солонины потянуло прощение моих грехов", — подумал тогда Франсуа. Он нисколько не расстраивался из-за своих вынужденных обязанностей, раз так угодно святой церкви, и был на все готов ради своей милой. Лишь бы поскорее.
И вот сейчас, кажется, все пошло на лад. Если бы не вербовщики, подписавшие его подводы на месяц на гарнизонные работы, все бы уже закончилось. По крайней мере он надеялся на это.
Позапрошлой ночью ему приснился странный сон. За чугунной оградой приходского кладбища петляла едва заметная тропинка, освещенная полной луной. С погасшей свечой в руке, испуганно озираясь по сторонам, он медленно двигался по ней, не понимая, где же выход. Неожиданно путь ему преградил человек. Человек стоял молча, всматриваясь ввысь, словно ища что-то в ночном небе. В руках он держал ржавый заступ. Вдруг свет померк и луна скрылась за темными облаками.
— Пора, — произнес человек и протянул Франсуа заступ.
Он отпрянул назад, пытаясь повернуться и убежать, но ноги, будто прилипшие к застывающей смоле, не слушались его.
— Копай, — повторил человек, указывая на разрытую могилу.
— Но она уже разрыта, — выдавил онемевший от ужаса Франсуа. — Да я и не вижу ничего.
Человек достал из-за пазухи камень и чиркнул им о край могильной плиты. Посыпались искры.
— На, запали свечу, — проговорил он и бросил камень ему под ноги.
Франсуа наклонился, чтобы поднять его, и тут же услышал:
— Не надо. — Красивая светловолосая женщина стояла чуть поодаль. — Не надо хоронить двоих в одном и том же месте, — повторила она. — Все и так уже сделано до тебя. Она уже давно готова. Не надо поднимать камень. Не надо прикасаться к ней.
Франсуа стремглав бросился прочь. Уже у самой ограды, продираясь сквозь кусты, он остановился как вкопанный: прямо на него шла его невеста.
— Я вижу тебя, — произнесла Эльза, — вижу каждый твой шаг ко мне. Я вижу твои глаза, милый, и жду тебя, — прошептало видение и медленно растаяло.
Франсуа проснулся. Яркое утреннее солнце заливало каморку. Никогда прежде он не испытывал такого облегчения. Это всего лишь сон! Было такое ощущение, будто тяжелый камень, который он носил с собой, свалился с плеч. "Может, и впрямь дела пойдут на лад", — вспомнив примету, подумал он.
Всю эту историю он рассказал своему новому знакомому, с которым встретился в трактире, куда заглянул перекусить на другой день. Работы после обеда не было, и Франсуа не мог отказать себе в удовольствии выпить бутылочку славного бургундского из местечка Шаньи, что в десяти верстах отсюда. Знакомый, который оказался из той же деревни, откуда родом были родители Франсуа, приехал в город на заработки и чуть было не попался вербовщикам, правдой и неправдой набиравшим рекрутов.
Самое время было срочно подаваться домой, от греха подальше, но тут Франсуа предложил ему уехать с ним завтра, благо подневольство заканчивалось, а с его охранной грамотой им обоим ничего не страшно. Тот сразу же согласился. Парень оказался славным малым, и уже через час они хохотали, вспоминая разные истории, которые становились известными во всех окрестных деревнях задолго до того, как заканчивались.
Неожиданно дверь в трактире распахнулась, и на пороге появился сержант с солдатами. "Всем на площадь! — раздался его зычный голос. — Живо собирайтесь, оборванцы! Сегодня объявлена казнь. Всем надлежит быть там".
— Держись меня, — прошептал Франсуа, и они быстро выбрались из душного подвала.
Друзья добрались до площади, когда она уже была запружена людьми. Пока Франсуа с приятелем пробирался вперед под брань и тычки окружающих, глашатай зачитал приговор. Услышав слова "Да будет так!", друзья оказались в первом ряду зевак.
Прямо перед ними на возвышении стоял привязанный к столбу человек. Вязанки хвороста с сухими осенними листьями были сложены у его ног. Человек был завернут в красное полотнище с головы до колен. Ниже висел обрывок какой-то ткани, из-под которой торчали порванные башмаки. Только узкая прорезь для глаз выдавала, что под всем этим человек. Но из толпы глаз видно не было.
— Проклятая ведьма, — услышал Франсуа позади себя.
— Из-за такой у Ларсена-старшего родилось двое уродов, — добавил кто-то.
Глашатай поднял руку. Все замолчали.
— Есть ли желающий искупить свои грехи и очиститься от скверны житейской? — прокричал он. — Кто хочет начать новую жизнь во благо своей семьи и во славу Господа нашего? — Голос прорезал воцарившуюся тишину. — Кто свершит зажжение святого огня, освободив нас от мерзостей сатаны?
Франсуа вдруг вспомнил все упреки кюре, гнев и нежелание священника сочетать его брачными узами с любимой якобы из-за его грехов, и внезапно в голову пришла дерзкая мысль. Если он сейчас сделает это, то искупит все грехи и у кюре не будет никаких причин отказать ему. Не пойдет же святой отец против церкви. У Франсуа перехватило дух. Само провидение привело его сюда.
Какая-то неведомая сила вытолкнула его из толпы. Он не помнил, как ему сунули факел, как затрещал хворост и пламя охватило одежду еретички.
Первой стало обгорать легкое полотнище. Языки пламени охватили всю фигуру и резким порывом ветра ткань сорвало с приговоренной. Люди увидели лицо. Рот у женщины был завязан, чтобы не вводить в искушение собравшихся.
— Не-е-е-ет! — закричал Франсуа.
Толпа с гулом отхлынула от него.
— Не-е-е-ет!
Люди долго не решались подойти к рухнувшему наземь мужчине…
Так он сжег свою Эльзу.
"Она видела меня. Она видела каждый мой шаг к ней. Видела, как я наклонился и поднял факел. Смотрела в мои глаза…" Вспомнил он и ее слова той ночью.
Его новый знакомый и слуга вместе с хозяином, навалившись, прижали его к полу. Мокрый от пота и сильной боли, Франсуа открыл глаза.
— Ну, если бы я не знал, кто ты, то давно бы… — зло проговорил хозяин, видя, что тот пришел в себя.
— Ты так кричал во сне, что мне стало не по себе, — сказал здоровенный половой, все еще держа его за руку, будто опа-
саясь нового припадка.
"Так я и не просыпался", — мелькнуло в голове.
— Да-а, — протянул его вчерашний друг. — Время-то обеденное, пошли, что ли, спустимся в трактир.
Через десять минут они уже весело разговаривали, вспоминая утреннюю сцену. Но неприятный осадок от сна у Франсуа остался.
Неожиданно дверь в трактире распахнулась, и на пороге появился сержант с солдатами. "Всем на площадь! — раздался его зычный голос. — Живо собирайтесь, оборванцы! Сегодня объявлена казнь. Всем надлежит быть там".
Франсуа, опрокинув стол, в ужасе бросился наружу.
— Держите его! — закричал сержант, явно понимая, что на площади того не дождаться.
— У меня грамота! У меня грамота! — завопил Франсуа, размахивая листом бумаги. Мне нужно быть у епископа!
Повертев на всякий случай бумагу в руках и явно не желая обнаружить свое невежество, сержант раздраженно скомандовал:
— Отпустите его. Проваливай!
Никогда в жизни Франсуа так не гнал лошадей.
Только на следующий день он узнал, что случилось.
Ничего не говоря родителям, Франсуа слег, быстро зачах и на пятый день умер.
В который раз Лерой овладел ужас, сковавший тело. Ужас оттого, что она смотрела в его глаза в эти последние секунды. Ужас оттого, что именно она была в эти мгновения на месте Эльзы. Что произошло? Зачем ее заставили пережить все это? Разве недостаточно мук она уже испытала?
— Скажи, что ты испытала в те секунды, когда он увидел, кого сжег? — Голос был чужим и неприятным. Повеяло холодом. — Когда вы смотрели в глаза друг другу, — добавил он.
У Леры перехватило дыхание.
— Кто вы? И почему он до сих пор здесь? Почему он не поднялся со своей ступени дальше? Неужели никто не протянул ему руку?! — закричала она. — Ведь он так давно ждет помощи. — Лера закрыла лицо руками.
