— Ну почему же сразу воевать? Мы готовы на самые решительные действия, и вариантов этих действий достаточно и без самых крайних мер. Хотя их мы тоже не исключаем, — тут же поправила она себя.

— Значит, все-таки воевать. — Улыбка исчезла с лица Тайлера. — А госпожа премьер-министр знает, что такое война? Вам наверняка известно, что задолго до того, как я стал сенатором, совсем юнцом я участвовал во второй Иракской кампании. Так что войну я знаю не из мемуаров наших генералов и не из учебников, которые вы листали в колледже. После ранения и отставки я занялся историей. И вот эта история сегодня совершается здесь, в этом кресле. — Он выразительно кивнул в сторону своего стола. — И делаю ее я. К сожалению или к счастью, как вам будет угодно.

Я бы мог вам рассказать много нового о войне, — после некоторой паузы добавил он.

— Я вас не понимаю, господин президент. Мы с вами не принимаем решения об обмене ядерными ударами, и разговор у нас сейчас не об этом.

— Об этом, дорогая миссис Олсон. Именно об этом.

Маргарет была поражена. Только сейчас она заметила, что Тайлер был чем-то раздражен, даже озлоблен. Его неожиданный пассаж в начале их разговора свидетельствовал о том, что он не просто ждал ее приезда, а жаждал этой встречи, и тон его последних слов не предвещал ничего хорошего. Было понятно, что настроить его на конструктивный лад будет нелегко. Она давно изучила Тайлера и знала, как с ним разговаривать. Во всяком случае, ей так казалось. И все-таки Маргарет не могла избавиться от неприятного ощущения, вызванного таким поворотом. "Ничего, — подумала она. — Других вариантов у меня все равно нет. Только не перебивай. Надо дать ему высказаться, пусть выпустит пар". Этому приему ее научила еще бабушка.

— Не будем лукавить, — продолжал Тайлер. — Какие бы меры мы ни приняли, какие бы заявления ни сделали, знак минус на знак плюс без применения силы не поменять. Россия не может пойти на компромисс.

— Почему не может? Вы что, вообще исключаете такой вариант? Я вас не понимаю.

— Исключают из колледжа за неуспеваемость, дорогая Маргарет. Но судьба посмеялась над нами, и эти бездарности закончили обучение.

— Кого вы имеете в виду?

— Наших предшественников. Тех, кто и тридцать, и сто лет назад должен был принимать решения; что поделать, национальная британская черта — бестолковость. — Едва заметная усмешка мелькнула на его лице. — И сегодня нам предстоит это расхлебывать. Я правильно понимаю, что вы именно за этим прилетели? — Тайлер уже не скрывал раздражения. — Понимаете, решения! А не толкаться с двумя дивизиями между курдами и пуштунами, пытаясь втолковать бедуинам смысл слова "парламент". Вот когда это нужно было делать, — чуть понизив тон, добавил он.

— Господин президент, — Маргарет старалась говорить спокойно, — безусловно, ошибки допускают всегда, особенно в большой политике. Поэтому я отчасти с вами согласна, но только отчасти. Я считаю, что Запад не сделал ни одной серьезной ошибки в те годы, за исключением, пожалуй, одной: когда дал объединиться России с Беларусью и Казахстаном.

— А почему вы считаете это ошибкой? Ведь они сделали то, что вы сделали в Европе, — немедленно отреагировал Тайлер. — Они оставили им внешнюю политику. Они оставили их президентам возможность заседать в ООН на равных с ними правах, встречаться с главами других государств и чувствовать себя равными.

Они убрали только таможни и установили единую границу, точно как в Европе. Кстати, сделай они это раньше для своих союзных республик, история пошла бы по-другому. Но стоять на мостике — не значит управлять кораблем. А бездарных капитанов хватает в каждом порту. Им же, в отличие от нас, удалось все-таки сменить вахту. Почему вы считаете, что это плохо? Для них это было хорошо.

— Плохо для нас. Вы прекрасно меня понимаете. — Маргарет чуть не потеряла над собой контроль. "Стоп!" — сказала она себе и уже другим тоном добавила: — Именно поэтому мы и получили такой результат сегодня.

— То есть, по-вашему, все правильно, если хорошо для нас, даже если это плохо для других?

— Это не плохо для других.

— Так считаете вы, а они считают иначе.

— Если кто-то и считает иначе, то ошибается. — Маргарет старалась говорить мягче. — Как бы наши действия ни оценивались в момент их совершения, в конечном итоге они имели положительное значение для народов. Так было всегда.

— Всегда? — Тайлер задумался. — А договор с Гитлером, подписанный в Мюнхене вашим коллегой? Вы ведь сдали ему пол-Европы и поощрили его к дальнейшей экспансии. Помните, ваш коллега вернулся в Лондон со словами: "Я привез людям мир!" Или тогда в Англии слово "мир" и "Вторая мировая война" значили одно и то же, — саркастически добавил он. — Будьте осторожны со словом "всегда". Как любит повторять моя жена: "Говоришь "люблю", добавляй — "сейчас"".

После долгой паузы Тайлер отстраненно посмотрел на большой палец правой руки:

— Вам не кажется, что тезис "мы всегда правы" содержит некий изъян? Ведь если вы говорите это собеседнику, то у любого нормального человека возникает чувство отторжения.

— Оно возникает у тех, кто хочет сохранить власть любой ценой. Например, у тиранов и диктаторов.

— Осмелюсь настаивать, и у нормального человека тоже. К тому же клише наших идеологов не приблизят нас к решению проблемы, как это и случалось последние тридцать лет.

— Вы предлагаете поменять идеологию?

— Я предлагаю поменять мозги. Точнее, наконец вспомнить, что они есть. По-моему, кто-то нам это уже предлагал.

Их глаза встретились, но уже через секунду он продолжил:

— Что касается сохранения власти любой ценой, разве мы не стремились всегда к этому? Или у вас появились ценовые ограничения по степени планируемых к применению мер? Ограничения, за которые вы не выйдете? Если так, тогда что-то действительно изменилось в этом мире.

— Но, господин президент, мы даже еще и не приступили к их обсуждению, — она попыталась повернуть разговор к цели, ради которой была здесь.

— Нет, что-то здесь не так, изъян налицо, — пробормотал Тайлер, явно не замечая ее реплики. — Полагаю, "всегда правы" — утверждение из наших учебников, которое вы добросовестно выучили, — сыграло с нами плохую шутку.

— Знаете, я тоже изучала историю. Конечно, Мюнхен был ошибкой, и мы это признали. Но, во-первых, это было давно…

— Остерегайтесь слова "давно". Простите, — тут же поправился он. — Как знать, может быть, о решениях, принятых в наши десятилетия, и о том, что мы решим сегодня, ваш коллега лет через пятьдесят скажет: "Конечно, решения были ошибочные, но это было так давно…" История любит смеяться над самонадеянностью, и вы только что сами привели этому доказательство.

— Господин президент, к вам председатель начальников штабов. — Голос из селектора нарушил тишину. Тайлер, явно сожалея о прерванном разговоре, осторожно ступая по мягкому ковру, направился в глубь кабинета.

— Разве он не знает, что встреча перенесена на завтра?

— Мы ему сообщили об этом еще вчера. Он настаивает на аудиенции сегодня.

— Ну, хорошо. Проводите его в зал для совещаний, я сейчас выйду… Простите мэм, я с вашего разрешения ненадолго вас покину.

Маргарет согласно кивнула. Она вовсе была не против паузы в их разговоре. Ведь он пошел совсем не так, как ей представлялось всего несколько часов назад. Тайлер был намного ее старше, да и два срока президентства, хотя и подходили к концу, были весомым аргументом в пользу его опыта. Но то, что она услышала сейчас, выходило за рамки основополагающих принципов международной политики, которые она считала незыблемыми. Так ее учили, она так была воспитана. Сейчас человек, считавшийся несомненным авторитетом в мировой политике и в западной системе ценностей, ставил их под сомнение. К авторитету ее собеседника прислушивалась и другая часть мира, исповедовавшая другие ценности. Уважение, с которым везде относились к нему, было несомненным. Она даже подумала, что скепсис Тайлера — просто игра. И вдруг ее осенило: возможно, ей не известно то, о чем прекрасно осведомлен ее собеседник. Неужели что-то произошло за эти несколько часов? Но что? Что могло произойти, что вынудило его говорить такие вещи? "Гадать бесполезно, — подумала она. — Он сам скажет, когда сочтет необходимым. Какую же позицию занять мне? Ведь без решения я отсюда уйти не могу. Что ж, пожалуй, выбор невелик. Очевидно, нужно потратить время на такую фазу переговоров, как выслушивание ничего не значащих реплик. А там посмотрим".