— Напротив,— чем скромнее, тем лучше...

— «Мы летим, ковыляя во мгле. Мы ле­тим на последнем крыле,— поют Эдит и Леонид Утесовы.— Бак пробит, хвост го­рит...»

Лес уже залит поднявшимся солнцем. Настя, Пугачев и Егоров медленно идут по размытому проселку. Оба парня в ку­цых пиджаках, в спортивных брюках, в кедах. На пути — ни проехать, ни пройти — громадная, грязная лужа. Настя первой подходит к ней, быстро снимает легкие туфли, подворачивает «джинсы». Пугачев вдруг подхватывает сестру, сажает ее на плечи, как ребенка.

— Ой! — весело «пугается» Настя и крепко обнимает брата за шею.

Пугачев смело идет по луже, Егоров спешит за ним. Дойдя до середины, Пуга­чев останавливается.

— Уморился. Держи, чего стоишь? — Смеясь, он сажает Настю на плечи друга.

Растерявшийся Егоров бережно прини­мает ношу.

Они вышли из лужи. Егоров осторожно присел, Пугачев помог сестре сойти на землю. Между деревьями видна бетонная дорога.

— Ну что? До свидания? — спросила Настя.

Егоров мягко пожимает руку девушки. Настя обнимает брата.

Друзья сворачивают в сторону и вскоре скрываются за деревьями.

Тарасов сидит у открытого окна в ком­нате сторожки и рассматривает карту. Свернув ее, откидывается к стене, кладет руки под голову и закрывает глаза.

А на крыльце дома негромко разгова­ривают Волентир и лесник.

— Иногда думаю: уйти из войск, посе­литься где-нибудь на отшибе, в лесу... И не могу, нет сил. Сросся с ней,— он тро­нул ворот куртки,— тут вся моя жизнь...

— И воевать пришлось? — спросил лес­ник.

— В самом конце войны попал в полко­вой оркестр — взяли воспитанником... Вы­рос, пошел в тот же полк служить сроч­ную... За ней — сверхсрочная... Старшина, теперь прапорщик... взводом командовал... так и живу... Не тужу...

— А семья?

— Семья? Была... Жена... Поначалу одни переезды: мотались из конца в конец Рос­сии как неприкаянные. А когда появился наконец прочный угол,— ей уже тридцать шесть. Решили все же завести ребеночка... Но ничего не вышло — во время родов умерла моя Наталья. И дите не родилось...

— Вон как вас,— ответил лесник. Тарасов, невольно слыша этот разговор,

меняется в лице. Как в столбняке он за­мирает с широко открытыми глазами, уста­вившись в одну точку. Страх за жену на минуту выключает его из мира конкретных предметов и звуков. Приходит в себя от грохота винтов низко летящего вертолета.

— Волентир! — кричит Тарасов.

Но прапорщик и без этого окрика уже рядом, в горнице.

— Вас заметили?

— Думаю, что нет.

Лейтенант как-то по-новому, пристально смотрит на прапорщика.

На опушке леса, откуда уже виден лес­промхоз, всматриваются в дорогу, в людей Егоров и Пугачев.

— Хоп! — сказал Егоров и легонько хлопнул Пугачева по протянутой ладони...

Бодрой походкой тот двинулся к доро­ге. Егоров видел, как он зашел в магазин.

Тарасов сидит под деревом, покуривает и «колдует» с картой. Затем вдруг, резко обернувшись, беззвучно падает на траву и тут же откатывается под куст. Осторожно раздвигает ветви...

Крохотную поляну быстро перебегают четверо. У двоих за спиной автоматы...

— Вино с одиннадцати! — обрушилась на Пугачева молодая продавщица — та, что была с автолавкой на мосту. Вид пришельца ей сразу не понравился — мя­тые брюки, тенниска с чужого плеча, гряз­ные кеды...

— Да я не выпивающий! — улыбнув­шись, ответил Пугачев, цепко взглянув при этом на молоденького лейтенанта, который складывал в портфель покупки.

— Все вы, черти леспромхозовские, с этого начинаете,— буркнула продавщица.

— Спасибо! — поблагорадил ее лейте­нант.— Всего наилучшего!

— До свиданьица! — ответила продав­щица.— Ну так, чего берем? — спросила она затем Пугачева

— Хлебца, рыбы баночку какой-нибудь... и... колбасы, что ли?

— Рыбы баночку,— передразнила про­давщица.—Ты откуда такой свалился? Колбасу еще не привозили — будто вы и не знаете,— недовольно ответила продав­щица, взявшись за дело.

— Тогда маслица... Что за офицерик? — напрямую спросил Пугачев, кивнув в окно магазина.

— Тутошний,—ответила женщина, мет­нув на него откровенно подозрительный взгляд.

— Маневры? — гнул свое Пугачев.

— А я откуда знаю? Мне не доклады­вают,— с деланой улыбкой ответила про­давщица: подозрения ее выросли...

— Хилый какой-то... Вам бы таких, как мы, побольше,—поиграл грудной мускула­турой Пугачев.

— Хм-мм!.. Тоже мне —подарок жен­щинам! Держи свои харчи! — Продавщица протянула ему продукты.— Небось, восьмо­го марта родился?

Женщины в очереди рассмеялись. Пуга­чев подмигнул продавщице, сгреб покупки и выбежал на улицу.

— Я на минутку,— сказала продавщица очереди и ушла в подсобку, где быстро сняла трубку телефона:

— Веруня?! Соедини с участковым! Срочно!

...Егоров видел, как Пугачев вышел из магазина, как, помахивая сеткой, двинулся к зданию почты.

Егоров быстро перемещается вдоль ку­стов, чтобы не терять его из виду... и вне­запно почти спотыкается о крупного, за­росшего щетиной парня, залегшего в ку­стах. Парень вскочил, как на пружинах.

— Загораем? — «стрельнув» глазами по сторонам, как ни в чем не бывало спраши­вает Егоров.

— Да так...

— Ну, грейся дальше! — Егоров двига­ется к тропинке, но парень его окликает:

— Эй, кореш!

Егоров поворачивается и видит, что их уже двое — заросших, настороженных, в нелепой, грязной одежде. Первый хрипло просит:

— Забеги в магазин! А?.. Возьми пару флаконов, ну и колбаски с хлебцем...— Он тянет Егорову смятые рублевки.

— Сами-то что? — беззаботно спросил Егоров.

— Дак... не дадут... В рабоч-чее время...

— А-а!—смеется Егоров.—Борьба с пьянством?

— Угу...— мрачно цедит второй.

— Так и мне тут мельтешиться не­льзя! — смеется Егоров и уходит.

Но что-то в собеседниках его настора­живает, и он несколько раз оглядывается, пока не исчезает в кустах.

Третий бандит в кустах опускает авто­мат.

...Вертолет зависает над леспромхозом. Из его кабины Морошкин видит около ма­газина толпу. Знаком приказывает летчи­ку снизиться.

Продавщица магазина, испуганная, крас­ная, кричит в лицо подполковника мили­ции, усатого, усталого, с завязанной шеей:

— Я только с обеда прибежала! Ножа хлеборезного нет! Водки четырех пол-лит­ровок — тоже...

В магазине, где был недавно Пугачев, полно народу. Морошкин смотрит, как под­полковник трогает разбитую бутылку, слы­шит, как причитает продавщица:

— Я и позвонила! Как чуяла, что стран­ный товарищ! Денежки новенькие — одна к одной — у наших-то все рублевки зашар­панные, скажи, Сима!

Подошел человек в штатском и доложил:

— Пропали три плаща, брюки, сапоги... Водка, консервы...

Подполковник милиции вынимает фото­графии, показывает продавщице:

— Не признаете?

— Не-е-ет... Тот покрасивше...

— Во всяком случае, это не наши.— Морошкин глядит на фотографии.

— Это уж точно,— бурчит подполков­ник.

На улице леспромхоза гудят моторами машины. В них —солдаты внутренних войск. Сосредоточенные, с оружием, с собаками,

Около подножки одного из «газиков» стоят Морошкин и подполковник милиции.

— Я, конечно, прочешу все болота. И ле­сок. Они будут рваться к железной доро­ге— обычный финт.

Морошкин кивает.

— Если встретите что-нибудь для меня...

— Да поймите же вы наконец! Я не в бирюльки играю! — вскидывается подпол­ковник.— У меня четверо! Бан-ди-ты! Мои люди будут стрелять по ним без предуп­реждения! Вы понимаете! Стре-е-лять1

— Мы тоже не в бирюльки...— Морош­кин козырнул, пошел к своему вертолету.

— У нас все готово, товарищ подпол­ковник!— доложил капитан внутренних войск.

— Вперед! — бросил подполковник.— И внимательнее. Можем встретить десант­ников. Учения... Так что...

— Они в форме? — спросил на ходу ка­питан.

— В том-то и дело, что никто не знает, как они одеты.

Подвижной штаб десанта. Быстро вхо­дит полковник Новиков. Начальник штаба раздвинул шторку, за которой скрыта кар­та-схема — та, что мы видели в начале, когда Тарасов получал задание.