Рабочая пятилетка начинала свой разбег.

Этот день влился в трудовые будни, как обычный, а закончился вечером чествования победителей предсъездовского соревнования. Во Дворце культуры они доложили о своих достижениях и приняли обращение ко всем трудящимся завода с призывом приумножить достигнутые в работе темпы, продолжить ударную вахту труда до конца года...

Из Дворца мы вышли вместе, я пошел проводить Атаманюка. У дома он приглашает зайти. Когда мы зашли в квартиру, было часов девять вечера. Саша, младший сын, спал, но, услышав голос отца, открыл глаза, заулыбался, кинулся навстречу, вцепился, повис. Глядя на отца с сыном, я подумал: это счастье быть таким необходимым папой.

— Знаешь, Коля, — говорю Атаманюку, — вспомнил я сейчас слова одного доброго и хорошего человека, писателя. Он говорил: человека, чтобы он был здоровым, светлым, всю жизнь должна тормошить такая вот неугомонная личность вроде твоего Саши. И еще он говорил, что человеку назначено до глубокой старости иметь около себя малышей, не дающих покоя. Дети не всегда понимают, что, когда мы с ними возимся, мы их воспитываем. Но и мы не всегда понимаем, что, когда дети возле нас, они нас воспитывают. Нам они нужны и полезны не меньше, чем мы им. Они не дают нам дряхлеть душой, заражают веселой энергией, дают нам уроки искренности.

— Да это и правильно, — сказал Атаманюк в ответ. — Такой разве даст состариться?

Он поиграл с Сашей, повалил его на диван.

— Завтра суббота, верно? Гулять с тобой пойдем.

Сказал сыну «пойдем» — значит, так и будет.

Гулять они отправились вчетвером: составили компанию Валера с мамой. Бродили по парку и площади, ели мороженое, в магазине купили черной туши для папы и коробку пластилина для Саши. Потом пошли в музей смотреть волка и лося. Саша прижался к отцу, испуганно спрашивал: «А он не укусит тебя?»

— Теперь не укусит. Он из ваты, этот волк, понимаешь? Только шкура волчья, а сам из ваты и опилок, наверное. Аля, — обратился Атаманюк к жене, — не знаешь, чем набито это чучело волка?

Мама не слышит. Она уже в другом зале, с Валерой рассматривают чугунную пушку времен Пугачева.

Обедали в кафе, потом еще погуляли. Саша уснул на отцовских руках, пришлось ехать домой. Погремев железным ящиком, Валера достал газеты, дома положил их на стол. Включили телевизор. Диктор читал:

— Звания Героя Социалистического Труда удостоен резьбошлифовщик Владимир Семенович Епишев...

— Это же про наш завод! — удивился Атаманюк. — Слушайте...

— ...Орденом Ленина награждено семь человек, двенадцать — орденом Октябрьской Революции, сорок два — орденом Трудового Красного Знамени...

Радовались, ликовали в семье Атаманюка за рабочего Епишева, за всех награжденных. И не знали, что сам Атаманюк отныне — кавалер ордена Трудового Красного Знамени. Узнали завтра. Из газет...

Трудовая пятилетка открыла на машзаводе счет своим героям, людям рабочей доблести и славы.

Холодно-штамповый цех готовится к публичной защите своих рабочих обязательств. Что такое? Где и когда это будет? Секретарь партбюро Борис Петрович Шалашов разъясняет:

— Мы соревнуемся с нашим соседним цехом, так? Соседи — главные потребители нашей продукции, это тоже ясно. Но вот заминка с планом у соседей почему? Потому что с вами снизили темпы в работе, подводим соперников. Для того и устраивается публичная защита обязательств. Надо разобраться, как помогаем мы цехам-смежникам выполнять свои обязательства. А публичная — это значит пристрастная и принципиальная тоже.

Это и анализ того, что мы уже сделали, это и мужество, если хотите, с каким нужно воспринимать замечания, признавать ошибки и находить силы, чтобы их преодолеть. Понятно теперь?

Защиту решено провести в просторном кабинете председателя профкома. Сели за длинный стол. Справа — сторона «нападающая», слева — «защищающаяся». Начальник холодно-штампового цеха первым берет слово:

— Каждый из нас хорошо понимает, что соревнование развивается тем успешнее, чем больше людей в него вовлечено. Тем больше это соревнование порождает творческих начинаний. В этом плане характерен пример бригады Атаманюка. В сентябре бригада установила заводской производственный рекорд: выдала 230 изделий. Но партийная организация и цехком профсоюза не могут довольствоваться успехом, (пусть даже рекордом одного рабочего или бригады. На этом участке соревнование растет от единиц новаторов к массовому повторению передового опыта. Приживается правило: помогай делу, общему успеху.

Начальник цеха убеждает цифрами, диаграммами, расчетами. Перед лицом представителей соседнего цеха хочется выглядеть как можно убедительней.

— За год мы пополнились в рабочей силе процентов на одиннадцать, преимущественно на участке товаров ширпотреба, а выпуск продукции возрос по цеху на 39 процентов...

Еще не скоро закончит речь свою начальник цеха, скажет, что 43 рабочих трудятся по календарю следующего года, что сварщица Люба Петрова справилась с годовым заданием в июле, и о том, что маяком в соревновании надо считать партийную группу участка.

И все поглядывают на Атаманюка, ждут, что скажет передовой бригадир. А передовой бригадир сидит, как на иголках. Злит и раздражает его должность обязательного, штатного оратора. На заседаниях любой значимости, любой протяженности. Не сдержался однажды: «Ну, что за манера — прицепимся к одному человеку и давай трясти, хвалить-перехваливать. Так и занянчить недолго. Нельзя же...»

— Давай, давай...

Кто-то подтолкнул бригадира: «Слово предоставляется...»

Ну, что тут поделаешь! Хорошо, он скажет. Уж если говорить, то высказать нечто такое, чего не сказали другие. И бригадир делится, как может, своими соображениями, где интонацией голоса, где жестом руки подчеркивает главное.

— Хотелось бы видеть наши обязательства не в чьем-то столе, а на витрине, принародно пусть висят. Чтобы каждый знал, на столько-то я выполнил свой план, на столько-то соседняя бригада. Скажем, наш участок частенько претендует на призовые места. Этого же добивается и восьмой. Обогнали нас — хорошо. Но за счет чего, какими средствами — вот бы что знать! Полная информация о соревновании побуждает лучше трудиться.

Подошла очередь высказаться «оппонентам» — начальнику соседнего цеха. С лета подхватывает выступление Атаманюка и так его продолжает:

— Я знаю ваш коллектив давно. До сих пор сохраняем дружеские, в то же время деловые отношения. Мне нравятся ваши люди, я говорю о рабочих и мастерах. Встречаемся мы каждый день. Но, признаюсь, мало у нас наглядности, показа соревнования. А что касается сегодняшней встречи, то она обязательно пойдет на пользу...

По поводу соревнования у нас с Атаманюком бывали долгие разговоры и неоднократные. Я думаю, в его бригаде экономика — главное поле деятельности. Без нее техника — что топор без топорища — размаха нет, ухватиться не за что. Соревнование за наивысшие показатели без расчетов экономистов — голый формализм и надувательство.

— Как ты думаешь? — горячится Атаманюк. — Чему отдать предпочтение: красному вымпелу или денежной премии?

Атаманюк не курит, но в азарте предстоящей полемики хватает сигарету, долго мнет ее пальцами.

— По-моему, поощряется у нас в основном частный успех (перевыполнение норм за месяц, за смену). А для завода важны конечные итоги — продукция, уровень производительности труда, прибыль. Так? На них влияет не только выполнение нормы, но и, скажем, бережливость, планомерное повышение культуры производства, состояние трудовой дисциплины.

Атаманюк перечисляет, загибая на руке пальцы.

— Допустим, — говорю. — Но это уже из арсенала моральных, этических норм производственного коллектива.

— Вот-вот, ты слушай дальше. К ним-то, моральным и прочим там сторонам, у нас порой остаются равнодушными. Знаешь, почему? Потому что при подведении итогов соревнования у нас частенько не хватает терпения суммировать производственные и, отмечаю особо, моральные приобретения коллектива.