По собственному признанию актрисы, она любила исполнять роли женщин, живших в эпоху между двумя войнами, откуда черпал свои сюжеты кинематограф «ретро». Её привлекал особый накал страстей, обусловленных общественными катаклизмами. Чрезвычайно удачным было первое прикосновение Роми Шнайдер к этой эпохе в фильме «Поезд», не менее значительным оказался подход к ней в картине «Старое ружьё» Робера Энрико.
Как и «Поезд», «Старое ружьё» обращается к годам оккупации Франции немецкими войсками. Её трагические последствия для судеб французского народа показаны на примере семьи врача Жюльена Дандье.
Уже в первых кадрах фильма мы видим счастливую семью. Муж, жена и ребенок катят на велосипедах по лесной дорожке. Бросается в глаза удивительное сходство между отцом и дочерью. Оба полноватые, темноволосые, черноглазые, в круглых очках старомодного образца. Совсем другой породы жена — очаровательная молодая женщина, светловолосая и светлоглазая. Впереди бежит собака, четвёртый член этой дружной компании. Раздается взрыв, изображение исчезает, и мы погружаемся в тягостную атмосферу гитлеровской оккупации. Фашистские войска покидают Францию, напоследок расправляясь с местным населением с особой жестокостью. В госпитале маленького южного городка Монтабана коллаборационисты находят раненого бойца Сопротивления и угрожают доктору Дандье «заняться» его семьей. Глядя на этих головорезов, нетрудно поверить, что они приведут угрозу в исполнение.
Дандье уговаривает свою жену Клару поехать с дочерью в посёлок Барбери, вблизи которого находится их фамильный замок. Молодая женщина страшится разлуки с мужем, но вынуждена согласиться с его разумными доводами.
Проходит пять дней. Не находя места от тревожных мыслей, Жюльен отправляется в путь, и когда он наконец приезжает в деревню, то находит трупы жены и дочери, зверски убитых гитлеровцами, оккупировавшими его замок. Оправившись от пережитого потрясения, Дандье поднимается на чердак и достаёт из тайника старое охотничье ружьё отца, с которым тот ходил на кабанов. С этого момента неуклюжий и неловкий на вид врач превратится в не знающего пощады мстителя за своих близких, а образ его погибшей жены станет ангелом мести, зовущим мужа на борьбу с озверевшими немецкими солдатами.
Актёр Филипп Нуаре очень убедительно показывает превращение доброго, необыкновенно чувствительного врача в изощрённого убийцу, который в яростном порыве уничтожает команду хорошо обученных эсэсовцев из дивизии «Райх». Прекрасно зная устройство замка, он чувствует себя много увереннее оккупантов. Каждому из них он придумывает изощрённую казнь, а командира уничтожает с помощью огнемёта, в пламени которого сгорела его жена.
У Клары в этом фильме всего несколько коротких сцен вначале, а потом она появляется лишь в воспоминаниях героя, питая его ненависть к фашистам. Несмотря на это, Роми удалось создать пленительный женский образ, притягательный не только своей волнующей красотой, но и особым теплом, исходящим от неё.
Роми Шнайдер и Филипп Нуаре образуют чудесный дуэт, воплотивший на экране историю, освящённую пламенем чистой любви и благородства.
Жюльен Дандье встретил Клару вскоре после того, как жена бросила его с маленькой Флоранс на руках и ушла к другому. Она предстала перед ним как некое прекрасное видение в шумной атмосфере знаменитого кафе «Клозери де Лила». Провинциальный врач, робкий, некрасивый, неуверенный в себе, смотрит на эту женщину широко раскрытыми глазами. Она кажется ему пришелицей из другого мира. «Чем вы занимаетесь? » — спрашивает он, надеясь услышать в ответ что-то необычное. «Ничем! — бесхитростно отвечает женщина, — а когда кончаются деньги, делаю украшения для знакомого портного». «Я вас люблю», — неожиданно признается доктор. И в этом признании столько искренности и неприкрытого восхищения, что Клара верит ему. Ночь они проводят вместе, а наутро Дандье предлагает ей выйти за него замуж. Что она и делает, становясь верной женой провинциального врача из Бретани и доброй матерью Флоранс.
Клара возвратила Жюльену веру в жизнь, в самого себя. Чувства восторга и удивления, испытанные во время их первой встречи, так и не покинули его. Он жил рядом с ней, не веря, что эта совершенная женщина принадлежит ему. Гитлеровцы не только растоптали эту любовь, но и уничтожили единственную отраду Жюльена на этой земле. Когда он осознал глубину потери, то лишился рассудка. Безумие придало ему изворотливость и силы в схватке с жестоким врагом.
«Старое ружьё» было сорок седьмым фильмом в творческой биографии Роми Шнайдер, но впервые она должна была играть героиню, которая умирала в пору цветения, причем не просто умирала, а погибала на глазах зрителей страшной, мученической смертью. И здесь актриса столкнулась со сложной проблемой.
В 1986 году в Париже вышла в свет книга «Роми», беллетризированная биография актрисы. Её автор, французская писательница Катрин Эрмари-Вьей, лично знала свою героиню, много разговаривала с ней, что позволило излагать события как бы изнутри. Вот что говорится в книге о съёмках «Старого ружья». «Предстояло снимать встречу в «Клозери де Лила», но Роми не могла выйти из комнаты. Она была больна от страха. Робер Энрико пригрозил, что пришлёт врача, чтобы тот сделал ей укол. И только тогда Роми собрала в кулак всю свою волю и вышла на съёмочную площадку»[84]. Показывая необыкновенную впечатлительность актрисы, этот эпизод свидетельствует ещё и о том, как высоко было профессиональное мастерство Роми Шнайдер. На экране мы не видим и следа тех волнений, что сковывали тело накануне съемок. Перед нами женщина, одетая с шиком парижанки. На голове задорная шляпка, настоящий маленький шедевр, изящный вырез чёрного платья подчеркивает красоту плеч, груди и шеи. Она излучает безмятежность и гармонию. В выражении глаз нет и тени сомнений, которые за миг до этого терзали актрису. Глядя на прелестную женщину, доктор Дандье понимает, в чём состоит истинное счастье.
Обычно на съёмочной площадке Роми много репетировала, чем и заслужила прозвище Miss Worry (беспокойная). Но в «Старом ружье» она изменила привычному стилю работы, настолько была потрясена судьбой своей героини. Она играла не только то, что было в сценарии, но и значительно больше. Вспомним одну из центральных сцен — сельский праздник в замке. Лица веселящихся крестьян из соседней деревушки. Счастливая Клара подносит спичку к куче хвороста, и к небу взмывает столб пламени. Вместе со всеми Клара принимает участие в освежевании поросёнка, а потом уходит от людского веселья. Жюльен находит жену в полном одиночестве, в состоянии, близком к отчаянию…
Филипп Нуаре вспоминал, что, когда он поднял Роми на руки, она разразилась слезами и проплакала несколько минут. Ощущение скоротечности счастья было так осязаемо, что она не могла справиться с нервами. Запечатлённое на плёнке смятение актрисы придало сцене особую интонацию. Оно воспринимается на экране как мистическое прозрение героиней собственной судьбы. Пламя костра, вокруг которого веселятся крестьяне, вселяет в неё ужас и волнение. Трагическое предчувствие скорого будущего действительно обернётся для неё смертью в пламени костра, зажжённого оккупантами.
Стоит ли говорить, с каким трепетом Роми приступила к съёмкам. Восприятие роли было настолько насыщенным, что, по её собственному признанию, «она боялась сойти с ума». То, что она делала, нельзя назвать игрой. Весь ужас, который переживала Клара, когда пыталась спастись от преследующих солдат, был её собственным ужасом. После съёмок актёры, исполнявшие роли эсэсовцев, обнаружили на своих лицах и руках многочисленные царапины, укусы. Роми сражалась с ними так, словно пыталась защитить собственную жизнь.
Роми признавалась Катрин Эрмари-Вьей, что во время съёмок испытала странное состояние сознания. «Она слышала душераздирающие вопли, которые исходили из самых глубин тела, хотя и не отдавала себе отчёта в том, что кричала сама»[85]. Сознание как бы раздвоилось и помогло спасти от глубокого психологического шока. Страшно представить, что было бы с ней, если бы она не сумела проконтролировать себя таким необычным образом. Защитные силы организма сделали свое дело. Во время съёмок «Старого ружья» Роми со всей отчётливостью поняла, как опасна профессия, которой она занималась на протяжении двадцати лет, как губительны чувства и эмоции, переживаемые на съёмочной площадке. Каждую свою роль она пропускала через сознание и, хотя снималась в кино два десятилетия, так и не научилась выражать себя с помощью системы наработанных приёмов. Её перевоплощение основывалось на чувстве, а не на приёме. Это было опасно. Она жила для того, чтобы играть, а не играла для того, чтобы жить.
