Томас почувствовал себя неловко.

– То есть вы приехали вовсе не затем, чтобы помогать мне? Вы просто будете рыскать повсюду и заглядывать мне через плечо?..

– Мой отец держал паб, – сказал Томас. – И я много в чем разбираюсь. И с радостью помогу вам хоть в чем угодно.

Но слова эти никак не убедили Росситера, и он чувствовал себя очень расстроенным. И когда его гости допили свое пиво, он скрепя сердце провел небольшую экскурсию: показал кухню, где будет заправлять шеф мистер Дейтри, составляя меню традиционной английской кухни. Томас кинул взгляд на Картера: тот хитро улыбнулся и скрестил пальцы. Но мистер Росситер быстро сдулся и начал ворчать, что у него полно дел. Вскоре он спустился обратно в погреб – верно, поразмышлять о непостижимости бельгийской души, о лафетах и вздрагивающих наклонных механизмах.

– Пошел отогреться сердцем, – откомментировал Томас.

Они покинули паб и вышли на улицу.

– Так что вы предупреждены, – сказал Картер. – Думаю, что все будет хорошо, но не спускайте с него глаз. Иначе к девяти утра он на ногах не будет держаться. Тут законы полиберальней, и наш Росситер с радостью будет прикладываться к рюмке до глубокой ночи.

Остальная часть дня пронеслась незаметно. Картер свозил Томаса в Британский Совет, расположенный в самом центре Брюсселя. Они отобедали в корпоративном ресторане, обсуждая планы по организации небольшой вечеринки в честь открытия «Британии». Это мероприятие планировалось на второй день после начала выставки.

Потом за Томасом приехала машина (правда, без хостес), чтобы отвезти его в аэропорт. Томас немного загрустил, что не увидит Аннеке. Но когда он прибыл в аэропорт, за сорок пять минут до рейса, возле накопителя увидел Аннеке.

Они стояли и разговаривали, и голос ее дрожал, и еще она смущенно, как девчонка, переминалась с ноги на ногу, сцепив руки за спиной. Иногда Аннеке опускала голову, словно боясь взглянуть на Томаса. У нее были светло-зеленые глаза с медовыми крапинками, а когда она улыбалась – улыбка ее была ясной и открытой. От прежней официальной Аннеке осталась лишь ее униформа, которую по протоколу она должна была носить весь день. Потом объявили посадку, а Томасу все хотелось сказать ей что-то очень хорошее.

– Ну, надеюсь, мы еще пересечемся во время выставки, – сказала Аннеке.

– Да, конечно, я буду рад увидеть вас еще раз.

Но этих слов Томасу показалось недостаточно, и он добавил:

– Без этой униформы.

Аннеке смущенно зарделась.

– То есть… Я имел в виду… – пробормотал Томас. – Я уверен, что вам очень идут платья.

– Спасибо. Конечно же, я поняла, что вы не имеете в виду ничего такого, – успокоила его Аннеке, хотя румянец еще не схлынул с ее щек.

Они снова немножко помолчали, а потом, наконец, Аннеке воскликнула:

– Ой, вам надо спешить, а то на самолет опоздаете!

Они долго прощались и все никак не могли расцепить рук.

Наконец, уже стало действительно пора.

Томас прошел в зал на регистрацию и, не выдержав, обернулся. Аннеке стояла и махала ему рукой.

Вернувшись домой, Томас тут же впал в в радостное ожидание новой командировки в Брюссель и тем самым совершил большую ошибку. Сильвия почувствовала это и начала обижаться. Если прежде она радовалась за него и была согласна потерпеть эти несчастные полгода, то теперь она все чаще поджимала губы и грустила.

Прошло несколько недель. В субботу утром, за два дня до его отъезда, малышка Джил так надрывалась в плаче, что Томас едва не лез на стену. Сильвия срочно отправила мужа в аптеку Джексона. Казалось, что их ребенок буквально подсел на эту несчастную укропную воду! В аптеке была очередь, не меньше чем на десять минут. К своему неудовольствию, Томас увидел перед собой Нормана Спаркса, их соседа. Спаркс был холостяком, проживал вместе со своей сестрой и являлся в глазах Томаса вопиющим занудой. Когда Томас с Сильвией только переехали в Тутинг, Спаркс пригласил их на ужин. Сосед сразу не понравился Томасу, и он еле досидел до конца, зарекшись ходить в гости к этому человеку. Ужин проходил в полной тишине. Молчала сестра Спаркса Джудит, пренеприятная особа лет тридцати, да и ее братец тоже как в рот воды набрал. Потом, ровно в девять, Джудит отправилась спать, так и не дождавшись пудинга. Когда она покинула гостиную, Спаркс вдруг начал рассказывать про ее болячки, сетуя на то, что она почти не встает с постели. Эта чрезмерная откровенность окончательно оттолкнула Томаса от соседа, не говоря уж о том, что тот весь вечер пялился на Сильвию. Но Томас не любил конфликтовать с людьми, и поэтому надел на себя маску вежливости. Сталкиваясь со Спарксом на улице, он всегда здоровался с ним – «привет, Спаркс» – и даже мог переброситься с ним через забор парой фраз, если они вдруг оба одновременно выходили погреться на солнышке. Но Томас хорошо запомнил, как тот пожирал взглядом его жену, и такого он уж точно простить не мог.

И на тебе – он встречает этого самого Спаркса в аптеке!

– Привет, Спаркс. Как поживает ваша бедная сестра?

– Не лучше, но и не хуже, – с готовностью подхватил беседу Спаркс. – Из новенького – у нее появились пролежни. Такие красные и мокрые. По всей, извините, ж… И вот уже две недели я растираю ее специальной мазью.

– В самом деле? – произнес Томас упавшим голосом. Весь ужас состоял в том, что вся очередь слышала этот разговор, так что нужно было срочно сворачивать тему. – Ну, вы-то сами отлично выглядите. Надеюсь, хоть с вами-то все в порядке?

– Это еще как посмотреть, – ответил Спаркс с трагической улыбкой. – Я – жертва натоптышей. Ноги, знаете ли. Ужасно неудачный размер обуви.

Томас посмотрел на обувь страдальца, чей размер не показался ему таким уж экстраординарным.

– Что вы говорите! – учтиво посочувствовал Томас.

– У меня размер с тремя четвертями, – прочувствованно объяснил Спаркс. – Восьмой с половиной мне мал, а девятый велик. Вот что с этим поделать? Я представляю из себя редкостный случай, – с гордостью добавил он.

– Понимаю. То жмет, то натирает, – сочувственно проговорил Томас.

– Именно! Это ж как меж молотом и наковальней.

– Почему бы вам не сделать обувь на заказ? – предложил Томас.

Спаркс расхохотался:

– Ну, вы даете! У меня что, печатный станок? Я не могу себе такого позволить. Это нереально. Я с трудом тащу на себе Джуди. А сам спасаюсь мелочевкой, вроде этого, – и он указал на полку, где среди других препаратов были выставлены маленькие коробочки с надписью: «Хэллоуэй. Подушечки от натоптышей».

Наконец дошла очередь до Спаркса. Изобразив на лице улыбку бабника, что было ужасно смешно, он обратился к молоденькой девушке-провизору:

– А мне, красавица, вон ту красивую упаковочку «Хэллоуэй», пожалуйста. И очередной тюбик той самой мази для нежных мест моей бедной сестрицы.

Когда Томас вышел из аптеки, он был раздосадован, увидев, что Спаркс поджидает его, чтобы вместе отправиться домой. Поневоле пришлось о чем-то говорить. Томасу удалось сменить тему с болячек мисс Спаркс на более уместный разговор о футболе. Когда они уже подходили к дому, вышла еще одна незадача: Сильвия рыхлила землю в палисаднике, чтобы посадить луковицы цветов. Увидев мужа в компании соседа, она выпрямилась, растирая поясницу.

– О, доброе утро, мистер Спаркс. А я как раз чайник поставила. Не хотите ли составить нам компанию?

Скрипя зубами, Томас зашел в дом вслед за женой и незваным гостем. Он прекрасно понимал, что Сильвия сделала это назло. Она быстро расставила чашки с блюдцами. Потом принесла с кухни чайник.

– Знаю-знаю: вы любите покрепче и с сахаром, – сказала она, наполняя чашку для Спаркса. При этом она наклонилась над гостем чуть ниже, чем того требовали приличия. Следует сказать, что Сильвия очень быстро восстановилась после родов, и к ее стройной фигуре добавился пышный бюст, так как она все еще кормила малышку грудью. Сей факт не ускользнул от внимания Спаркса, и он подался вперед, едва ли не засунув нос в ее декольте. Томас просто дрожал от негодования.