Убийца между тем просунул руку внутрь и возился с ручкой моей двери, стараясь открыть ее. Я зажмурился от боли, но меня радовала каждая секунда промедления. Она позволяла Алисе отбежать как можно дальше. Моим людям через джи-пи-эс известно мое точное местонахождение, и по их наводке полиция прибудет сюда минут через пятнадцать – двадцать. Ей удастся уйти от преследователя. Дай-то Бог! Я повернулся в сторону предполагаемого пути ее побега – ровного русла речки.

Но только Алиса и не думала никуда бежать.

Заливаясь слезами, опустив голову и скрестив руки на своей полноватой груди, она стояла рядом с машиной. Неужели Алиса ранена серьезнее, чем мне показалось?

Теперь и моя дверь открылась настежь, киллер выволок меня на землю, где отработанными движениями сковал мне запястья нейлоновыми наручниками. Затем пихнул меня, и я упал в пахнувшую кислятиной грязь по соседству с неумолчно трещавшими цикадами.

К чему наручники? Это был только один из мучивших меня вопросов. Я снова посмотрел на Алису: теперь она оперлась о машину, явно избегая встречаться со мной взглядом.

– Умоляю вас, – она обращалась к человеку, напавшему на нас, – скажите, что с моей матерью?

Нет, Алиса не была парализована страхом или сильно поранена. Я понял, почему она никуда не побежала. Для нее это не имело смысла.

Целью убийцы была не она.

Он охотился за мной.

Правда открылась теперь во всей своей ужасающей очевидности. Человек, стоявший сейчас надо мною, несколько недель назад сумел добраться до Алисы и, угрожая убить ее мать, заставил сфабриковать ложные обвинения против строительной компании. Поскольку речь шла о военной базе, с командиром которой я был в приятельских отношениях, преступник сделал ставку на то, что именно мне поручат охрану женщины. И за последнюю неделю Алиса сообщила ему все детали нашей системы обеспечения безопасности. Он был не киллером, а «дознавателем», нанятым, чтобы выбить из меня информацию. И это наверняка касалось дела об организованной преступности, в котором я недавно активно участвовал. Мне были известны новые имена пяти свидетелей, дававших показания в суде. Я знал адреса, по которым люди из программы защиты расселили их.

С трудом говоря сквозь рыдания, Алиса продолжала умолять:

– Вы же обещали мне…

Но «дознаватель» не обращал на нее внимания. Бросив взгляд на часы, он стал звонить по телефону, как я догадался, своей «подсадной утке», за которой следовал мой протеже, – до них было теперь не меньше восьмидесяти километров. Дозвониться ему не удалось. Как только мои люди поняли, что я попал в заваруху, подставного водителя тут же тормознули, чтобы допросить.

Плохо, но палач понимал теперь, что у него не так много времени, как ему хотелось бы. Я же думал только об одном: долго ли смогу выдерживать пытки?

– Умоляю вас, – снова прошептала Алиса. – Что с моей мамой? Вы сказали, что если я сделаю, как вы велите… Прошу вас… С ней все в порядке?

Преступник посмотрел на нее, а потом, по размышлении, словно его вдруг осенила прекрасная идея, достал из-за брючного ремня пистолет и всадил ей в голову две пули.

Я невольно поморщился, чувствуя всю горечь своего бессилия.

Из внутреннего кармана пиджака он вынул довольно потрепанный желтый конверт, вскрыл его и, присев рядом со мной на колени, вытряхнул содержимое на землю. Я не мог разглядеть, что это было. Он снял с меня ботинки и носки. Потом негромко спросил:

– У тебя есть информация, которая мне нужна?

Я кивнул.

– Сообщишь мне ее?

Если продержусь хотя бы пятнадцать минут, местные полицейские успеют подоспеть вовремя и еще застанут меня в живых. Я помотал головой.

Совершенно невозмутимо, как будто мой ответ не имел никакого значения, он принялся за дело.

«Продержись пятнадцать минут», – твердил я себе.

Уже через тридцать секунд я издал первый крик. Вскоре за ним последовал второй, а потом буквально на каждый мой выдох стал приходиться истошный вопль. Из глаз хлынули слезы, а боль огнем прожигала насквозь все тело.

Тринадцать минут, пытался считать я. Двенадцать…

Но хотя я не был полностью в этом уверен, прошло не больше шести или семи минут, прежде чем я в изнеможении взмолился:

– Все! Остановись! Прекрати это!

Он остановился, а я выложил ему все, что он хотел знать.

Наскоро записав информацию, он выпрямился во весь рост. Его левая рука поигрывала ключами от пикапа. В правой он сжимал рукоятку пистолета. Он навел ствол точно в центр моего лба, а я чувствовал в этот момент только облегчение, невероятное, неслыханное облегчение от того, что по крайней мере та боль уже не вернется.

Мужчина сделал несколько легких шагов назад, чуть прищурился, прицеливаясь, и тут я понял, что…

– У нас тут тяжелый случай, Корт.

– Слушаю тебя, – сказал я в микрофон на подставке. Сидя в своем кабинете, я мог позволить себе общаться по громкой связи. Но исписанный от руки старый листок бумаги, который я начал читать, пришлось положить на стол.

– Объект охраны и его семья в Фэрфаксе. «Дознаватель» получил приказ начинать действовать, и, похоже, времени на выполнение заказа ему дали совсем мало.

– Сколько именно?

– Пару дней, не больше.

– Известно, кто заказчик?

– Ответ отрицательный, сынок.

Дело было в субботу, притом ранним утром. В нашем бизнесе не только рабочий день не нормирован, но и неделя может длиться сколько угодно. Моя последняя началась всего два дня назад, но уже вчера вечером я справился с небольшой операцией, а потому сегодня решил навести порядок в бумагах – мое любимое занятие. И вот теперь получил еще одно подтверждение тому, что в этой организации тебя могут сорвать с места в любой момент.

– Продолжай, Фредди, – сказал я. Было в его тоне нечто зацепившее меня. Все-таки за десять лет совместной работы, пусть не всегда бок о бок, такие вещи начинаешь нутром чуять.

Вот и теперь агент ФБР, известный тем, что никогда не знал колебаний, вдруг отчего-то замялся с продолжением своей истории. Наконец он выдал:

– Видишь ли, Корт… – Снова последовала пауза.

– Да говори же, в чем дело!

– Короче, «дознаватель» – это Генри Лавинг… Знаю, все знаю. Но это уже проверено и подтверждено.

У меня перехватило дыхание, и я слышал только биение моего сердца, отдававшееся в ушах. А потом машинально произнес бессмысленную уже фразу:

– Но ведь он мертв. Погиб в Род-Айленде.

– Он считался мертвым. Числился погибшим.

Я бросил взгляд за окно, где под легким сентябрьским ветерком чуть покачивались деревья, а потом оглядел свой рабочий стол, аккуратно сработанный, но маленький и из дешевых. На нем лежали несколько документов, в разной степени требовавшие моего внимания, и небольшая коробка, которую срочный почтовый сервис «Федерал экспресс» нынешним утром доставил в мой городской дом, находившийся в нескольких кварталах от конторы. Эту долгожданную покупку я сделал через интернет-магазин и собирался изучить ее сегодня за обедом. Но теперь отодвинул коробку в сторону.

– Есть подробности?

– Ты о том случае в Провиденсе? Там нашли кого-то другого. – Фредди дополнил недостающие фрагменты, хотя я с первых же слов агента точно понял, что произошло на самом деле. Два года назад здание склада, где укрылся Генри Лавинг, ускользнув из ловушки, которую я для него устроил, сгорело дотла. Медэксперты утверждали, основываясь на анализе ДНК, что внутри был обнаружен именно его труп. Даже на сильно обгоревшем теле остаются миллионов десять образцов этой навязчивой дезоксирибонуклеиновой кислоты. От них невозможно избавиться, их нельзя уничтожить – даже пытаться не стоит.