Примерно такая же обстановка была и в штабе Западного фронта, куда были направлены другие высшие военные руководители РККА. Генерал Д. Г. Павлов, явно растерявшись, только послушно дублировал приказы вышестоящего руководства в войска, подчас не имея достоверной информации о положении подчиненных. Между тем части противника все глубже и глубже охватывали с флангов белостокскую группировку, быстро продвигаясь к Минску.

Командующий Северо-Западным фронтом, выполняя директиву Главного военного совета, решил нанести контрудар по прорвавшемуся в полосе 8-й армии противнику силами 12-го механизированного корпуса и 2-й танковой дивизии 3-го механизированного корпуса из района юго-западнее Шяуляя соответственно в западном и южном направлениях и разгромить группировку противника, достигшую рек Дубисса и Неман.

Непосредственная организация контрудара была возложена на командующего 8-й армией генерал-лейтенанта П. П. Собенникова, который не располагал для этого ни достаточным временем, ни возможностями организовать взаимодействие как между соединениями, участвующими в контрударе, так и с соседними войсками Западного фронта. Командирам соединений времени на организацию боевых действий не отводилось. Кроме того, контрудар предполагалось нанести в полосе шириной до 40 км, что неизбежно привело бы к распылению сил. В танковых дивизиях не хватало горючего, средств тяги для артиллерии и радиостанций. Главная роль в этом контрударе отводилась 12-му механизированному корпусу, в состав которого входили 23-я и 28-я танковые и 202-я моторизованная дивизии (всего 780 танков).

Контрудар начался утром 23 июня, и сразу же сказались недостатки в его организации. Танковые дивизии 12-го механизированного корпуса вступали в бой с марша, с ходу, без взаимодействия друг с другом и под ударами авиации противника, безраздельно господствовавшей в воздухе. 23-я и 28-я танковые дивизии начали наступление разновременно и в разных направлениях. Общее управление подчиненными соединениями командир корпуса генерал-майор Н. М. Шестопалов осуществлять не мог, поскольку 23-я танковая дивизия была временно подчинена командиру 10-го стрелкового корпуса, а 28-я танковая дивизия – командующему 8-й армией.

Несмотря на это, 23-я танковая дивизия в результате контрудара продвинулась в указанном направлении на 60–70 километров. Но при этом ее тылы оказались отрезанными от танковых колонн. В другой, 28-й, танковой дивизии этого корпуса 23 июля успешно действовал только один 55-й танковый полк, который разгромил вражескую колонну танков и мотопехоты, уничтожил артиллерийскую батарею и 7 противотанковых орудий врага. Но из-за отсутствия взаимодействия с другими частями дивизии и эта контратака была прекращена, не достигнув поставленной цели.

23 июня контрудары интенсивно наносились и в полосе обороны Западного фронта силами 11-го и 14-го механизированных корпусов 3-й и 4-й армий северо-западнее Гродно и на брестском направлении.

Наиболее успешно действовали соединения 11-го механизированного корпуса 3-й армии (командир корпуса – генерал-майор Д. К. Мостовенко), особенно 29-я танковая дивизия под командованием полковника Н. П. Студнева. Развернувшись западнее Гродно в полосе шириной 6 км, дивизия атаковала наступавшие соединения 20-го армейского корпуса противника и даже отбросила их на 6–7 км к западу. Затем к этой дивизии присоединилась 33-я танковая дивизия. Однако из-за отсутствия авиационной поддержки и надежной противовоздушной обороны, взаимодействия со стрелковыми частями и артиллерией корпус успеха не добился и, потеряв около 450 танков из 900, был вынужден перейти к обороне по восточному берегу реки Королин.

Контрудар 14-го механизированного корпуса 4-й армии также успеха не имел, поскольку его 22-я и 30-я танковые дивизии, действуя отдельными частями в полосе шириной до 50 километров, 23 июня проводили, по существу, разрозненные контратаки против крупных сил противника и под непрерывными ударами его авиации. В ходе боя корпус потерял около 150 танков из 230, принимавших участие в контрударе.

Все последующие попытки командования 3-й и 4-й армий восстановить положение по государственной границе силами своих резервов закончились неудачей.

Таким образом, обстановка второго дня войны была характерна двумя основными моментами. Со стороны немецких войск продолжались операции в соответствии с ранее разработанным планом, хотя на отдельных направлениях и возникли трудности в связи с усилившимся сопротивлением советских войск. С советской стороны – армии прикрытия государственной границы, лишенные возможности начать свои оборонительные операции в соответствии с ранее разработанным планом, вышестоящим командованием были поставлены перед необходимостью проводить контрудары по противнику.

Э. фон Манштейн, командир 56-го танкового корпуса 4-й танковой группы, действовавшей в полосе группы армий «Север»:

«Корпусу, как мы и надеялись, удалось найти во время прорыва слабое место в обороне противника. Правда, он все время наталкивался на вражеские части, которые бросались против него в бой. Но его дивизиям удавалось сравнительно быстро ломать вражеское сопротивление, хотя иногда и в упорных боях.

Слева от нас 41-й танковый корпус встретил сначала сильную группировку противника, сосредоточенную в районе Шяуляя, и поэтому сильно задержался. Справа от нас левый фланг 16-й армии боролся за Ковно (Каунас).

Наш 56-й танковый корпус уже 24 июня овладел в районе Вилкомерз большой дорогой, ведущей на Двинск (Даугавпилс). Вклинившись на 170 км в глубину вражеской территории, корпус оставил далеко позади себя не только своих соседей, но и вражеские части, располагавшиеся в пограничной области. Только 130 км отделяли нас от желаемой цели – от мостов через Двину!

Встал вопрос – сможем ли мы сохранить такой темп? Было очевидно, что противник бросит на нас свежие силы из резервов. Одновременно он мог бы каждое мгновение закрыть, хотя бы временно, образовавшуюся после нас брешь и отрезать нас от тылов. Нас не раз предупреждало об осторожности командование танковой группы. Но мы не были намерены из-за нашего промедления упустить изменчивое счастье. Наша 290-я пехотная дивизия не могла, конечно, выдержать такого темпа. Но так как она следовала за корпусом, то это придавало нам некоторую уверенность, и она отвлекала уже на себя большие силы, которые могли напасть на нас с тыла.

Корпус наступал на заветную цель – Двинск (Даугавпилс) обеими дивизиями, 8-й танковой, действовавшей на большом шоссе и продвигавшейся медленнее по обходным путям южнее шоссе, и 3-й мотопехотной дивизией. Обе дивизии в упорных боях частично разбили бросаемые в бой вражеские резервы; уничтожили 70 вражеских танков (примерно половина всей численности наших танков), и много вражеских батарей осталось на дорогах. На сбор пленных у нас оставалось мало времени и сил». (Манштейн Э. Потерянные победы. С. 187.)

В. Хаупт:

«24 июня снова вмешалось ОКХ, назначившее командующего 4-й армией генерал-фельдмаршала фон Клюге командующим обеими танковыми группами (2-й и 3-й. – Авт.). Он должен был обеспечить единое командование. 4-я армия фельдмаршала, находившаяся между танковыми группами, не могла следовать сразу же за ушедшими вперед танковыми группами, так как дивизии должны были не допустить разрыва на стыках, чтобы обеспечить фронт окружения по обе стороны от Белостока. Так, вечером 24 июня фронт впервые взял винтовку «к ноге». (Хаупт В. Сражения группы армий «Центр». С. 35.)

Г. Гудериан, командующий 2-й танковой группой:

«24 июня в 8 час. 25 мин. я оставил свой командный пункт и поехал по направлению к Слониму. В этот город уже вошла 17-я танковая дивизия. Но по дороге от Ружаны в Слоним я натолкнулся на русскую пехоту, державшую под огнем шоссе, по которому должно было идти наступление. Батарея 17-й танковой дивизии и спешившиеся стрелки-мотоциклисты вяло вели на шоссе огневой бой. Я вынужден был вмешаться и огнем пулемета из командирского танка заставил противника покинуть свои позиции. Теперь я мог продолжать поездку. В 11 час. 30 мин. я прибыл на командный пункт 17-й танковой дивизии, расположенный на западной окраине Слонима, где, кроме командира дивизии генерала фон Арнима, я встретил командира корпуса генерала Лемельзена.