Вармус щедрой рукой разлил вино, и компания стала дружеской. Один из обычных пассажиров, некий Анск-Давеска, решил всех втянуть в общую беседу.

— Вот мы сидим тут, незнакомцы, волей-неволей вынужденные находиться в обществе друг друга! Предлагаю, чтобы каждый из нас по очереди представился и рассказал свою историю, кто он таков.

Вармус хлопнул в ладоши.

— Почему бы и нет? Я начну. Мадлик, налей мне еще вина… Моя история очень проста. Мой отец держал птичник под Бледноводьем, на той стороне дельты, и поставлял отличных птиц на весь край. Я хотел пойти по его стопам, пока он не взял себе новую жену, которая не выносила запаха паленых перьев. Чтобы угодить этой бабе, отец бросил птицеводство и хотел заняться разведением рыб в мелких прудах. Но совы собирались на деревьях и до такой степени раздражали его жену, что она сбежала с торговцем редкими благовониями. Тогда мы занялись паромной переправой из Бледноводья в Порт-Пергуш, но как-то раз отец, перебрав вина, уснул прямо на пароме и уплыл в открытое море. Тогда я и занялся караванным делом, а остальное вы знаете.

Очередь перешла к Гольфу Раби.

— Надеюсь, что моя жизнь, в отличие от жизни Вармуса, покажется вдохновляющим примером, в особенности присутствующим здесь молодым людям или даже тем, кто почти вышел из нежного возраста, как Кугель и Иванелло.

Иванелло, который отошел в сторону и сел рядом с мимами, решил обидеться.

— Эй, полегче! Можете оскорблять меня, как хотите, но не равняйте с Кугелем!

Кугель не обратил на это замечание никакого внимания, а Гольф Раби ответил лишь легкой холодной улыбкой.

— Я прожил жизнь, подчиненную строгой дисциплине, и преимущества моего образа жизни очевидны всем. Будучи еще неофитом, я прославился безукоризненностью своей логики, сочинив трактат, доказывающий, что излишнее обжорство подтачивает дух, как сухая гниль — дерево. Даже сейчас я пью вино, подмешав в него три капли аспергантиума, придающего ему горький вкус. В настоящее время я заседаю в Совете и являюсь пантологом Последнего Откровения.

— Завидные достижения! — подвел итог Вармус. — Пью за то, чтобы вам всегда и во всем сопутствовал успех. Примите бокал вина без аспергантиума, чтобы присоединиться к нашему тосту без отвращения к его мерзкому вкусу.

— Благодарю вас, — сказал Гольф Раби. — Это допускается.

Теперь к обществу обратился Кугель.

— Я — вельможа из Альмери, наследник огромного древнего состояния. Борясь с несправедливостью, я перешел дорогу злому волшебнику, который послал меня на север на верную смерть. Но мерзавец не учел, что покорность не в моем характере.

Произнося речь, Кугель обвел глазами группу. Иванелло соломинкой щекотал мимов. Клиссум и Гольф Раби вполголоса спорили о воделевской доктрине изоптогенеза. Доктор Лаланк с Перруквилом обсуждали пивные Торкваля. Надувшись, Кугель вернулся на свое место. Вармус, который разрабатывал маршрут вместе с Анском-Давеской, наконец заметил это и подал голос:

— Молодец, Кугель! Очень интересно! Мадлик, полагаю, еще два кувшина вина экономического сорта мы можем себе позволить, все-таки не часто устраиваем такие праздники по пути. Лаланк, не хотите ли представить одну из своих сценок?

Доктор Лаланк взмахнул руками, девушки, поглощенные той чепухой, что нес им Иванелло, не сразу, но все-таки заметили его знаки. Они вскочили и продемонстрировали головокружительную пляску.

Иванелло подошел к доктору Лаланку и задал ему на ухо какой-то вопрос.

Доктор Лаланк нахмурился.

— Вопрос, конечно, бестактный или, по меньшей мере, чересчур интимный, но ответ — да.

Иванелло задал еще один неслышный вопрос, на который доктор Лаланк ответил слишком холодно и резко:

— Сомневаюсь, чтобы подобные мысли когда-либо приходили им в голову.

Он отвернулся и возобновил беседу с Перруквилом.

Анск-Давеска вытащил гармонику и заиграл веселую мелодию. Эрмолде, несмотря на испуганные увещевания Вармуса, пустилась плясать зажигательную джигу.

Закончив танец, она отвела Вармуса в сторонку.

— Представляете, я почти два месяца думала, что я в положении, но сегодня утром оказалось, что беременность была ложной! Я пережила такое потрясение, что совсем забыла успокоить вас.

— У меня просто камень с души свалился, — ответил Вармус. — Кугель тоже обрадуется, поскольку, как капитану «Аввентуры», ему пришлось бы исполнять обязанности акушера.

Вечер был в полном разгаре. У каждого нашлась история или какая-то концепция, которую он желал бы донести до остальных, и все сидели до тех пор, пока от костра не остались одни головешки.

Клиссум, как оказалось, сочинил несколько од и под напором Эрмолде с выражением продекламировал шесть строф из длинного творения, озаглавленного «О время, жалкий негодяй, что бьет из-за угла», перемежая строфы вокальными каденциями.

Кугель достал свою верную колоду карт и предложил научить Вармуса и Анска-Давеску игре в скакс, основанной лишь на удаче. Но и тот и другой предпочли слушать, как Гольф Раби отвечает на ленивые вопросы Иванелло.

— …Вовсе никакой путаницы! Коллегию часто называют Конвергенцией или даже Ступицей, в шутку, разумеется. Но это одно и то же.

— Боюсь, вы разбираетесь в этом куда лучше моего, — сказал Иванелло. — Я заблудился в джунглях терминологии.

— Ага! Вот что значит непрофессионал! Объясню попроще.

— Буду весьма признателен.

— Представьте себе несколько воображаемых спиц, представляющих от двадцати до тридцати бесконечностей, — их точное число до сих пор неизвестно. Они сходятся — конвергируют — в центре, обладающем абсолютной чувствительностью, скрещиваются, а затем расходятся в противоположном направлении. Местонахождение этой Ступицы точно известно — она расположена на территории Коллегии.

— А на что это похоже? — вопросил Вармус.

Гольф Раби довольно долго смотрел на затухающее пламя.

— Думаю, не стану отвечать на этот вопрос, — промолвил он. — Я создал бы ровно столько ложных представлений, сколько здесь ушей, которые меня слышат.

— Вдвое меньше, если быть точным, — вежливо поправил его Клиссум.

Иванелло лениво улыбнулся ночному небу, на котором уже взошел Одинокий Альфард.

— Пожалуй, одной бесконечности вполне хватило бы для ваших исследований. Не чересчур ли роскошно занимать сразу столько?

Гольф Раби повернул к нему свое длинное узкое лицо.

— А почему бы вам не поучиться семестр-другой в Коллегии и не узнать это самому?

— Я подумаю об этом.

Второй день был очень похож на предыдущий. Фарлоки монотонно трусили по дороге, а легкий западный ветерок относил «Аввентуру» в сторону от головной коляски.

Стюард Порриг приготовил обильный завтрак из сваренных без скорлупы устриц, кумкватов в сахарной глазури и пшеничных лепешек с красной икрой сухопутных крабов.

Ниссифер все это время оставалась в добровольном заточении в своей каюте. Порриг принес поднос к двери и постучался.

— Ваш завтрак, госпожа Ниссифер!

— Унесите его, — раздался хриплый шепот из каюты. — Я не хочу завтракать.

Порриг пожал плечами и как можно быстрее убрался из-под дверей вместе с подносом, ибо вонь Ниссифер до сих пор ощущалась на корабле. В обед повторилось то же самое, и Кугель приказал Порригу больше не приносить Ниссифер еды до тех пор, пока она не появится в столовой.

Днем Иванелло вытащил лютню с длинным грифом, украшенным бледно-голубым бантом, и принялся в такт нежным аккордам распевать сентиментальную балладу. Изумленные мимы пришли посмотреть на это, что послужило поводом для всеобщего обсуждения, слышат ли они музыку и понимают ли вообще, чем занят Иванелло. Как бы то ни было, девицы улеглись на живот, положив подбородки на сложенные пальцы, и уставились на Иванелло серьезными серыми глазами, в которых отражалось вроде бы немое восхищение. Иванелло настолько осмелел, что решился погладить короткие черные волосы Сказьи. В тот же миг Саш и Рлайс пододвинулись поближе, и ему пришлось погладить и их тоже. Довольный своим успехом, улыбающийся Иванелло заиграл и запел новую балладу, а Кугелю оставалось лишь угрюмо смотреть из своей палатки на баке.