Ни о какой его казни «в Риме при Нероне» будто бы в 65 году нашей эры не говорится в «Деяниях апостолов».
Мне кажется, что объяснить это можно только одним способом: «Деяния апостолов» продолжались у Луки много далее, чем допускали это установившиеся в руководящем центре теологической жизни того времени представления о развитии христианства. Конец книга впал в противоречие с тогдашней римской теологической софистикой, в нем может-быть упоминались личности, явно принадлежащие к концу IV и к началу V веков. Этот конец был отброшен и взамен его приставлен рассказ о сухопутных и морских приключениях некоего Павла, рассказанный его спутником, имя которого осталось и до сих пор неизвестным.
Этим же может быть объяснено и то, что вплоть до XIII главы мы видим в «Деяниях», как я уже сказал, только Савла среди других апостолов, а с 9 строки XIII главы Савел вдруг превращается в Павла, без всяких объяснений, а остальные апостолы исчезают, неизвестно куда.
«Савел, — говорят „Деяния“, — исполнившись духа святого, устремил взор на волхва Элоима (возражавшею ему) и сказал: „О ты, исполненный всякого коварства и злодейства, сын дьявола, враг всякой правды! Перестанешь ли ты совращать с прямых путей господних?“
Но в это самое мгновение Савел, как-будто по мановению волшебного жезла этого «волхва», вдруг превращается в Павла и исчезает вместе со всеми другими апостолами из дальнейшего рассказа.
Но: действительно ли здесь мы имеем чудо волхва Элоима, «сына дьявола, врага всякой правды», хотя Элоим и есть, по Библии, творец небес и земли и всего существующего?
Мне кажется, что превращение сделано — и не без хитрости — более поздним «врагом правды». В первоначальных «Деяниях апостолов», вероятно, не фигурировало совсем никакого Павла, а только Савел и Варнава, его спутник. Но когда предумышленно приставили к первой части «Деяний апостолов» путешествие какого-то средневекового Павла вместе с его неподписавшимся спутником, автором этого рассказа, то, чтобы затушевать хотя бы по внешности зияющую разницу обоих рассказов, соединенных воедино, имя Савла было заменено Павлом не тут, а за полторы главы от этого.
Таким образом произошла спайка в двух местах, что для неопытного в литературном творчестве человека могло показаться достаточной скрепой. Возможно, что спайка произведена не в средине (ст. 10) главы XVI, а в самом ее начале, но в таком случае ее первые слова: «дошел он (Савел) до Дервии и Листры» надо читать: «дошли мы до Дервии и Листры».
Относительно Савла мы имеем в «Житиях святых» указание только на одного, и притом не Саула, а Савла, память которого празднуется 17 июня и который относится ко времени Юлиана, т.е. как раз ко времени, когда по нашему вычислению проповедывал евангельский Христос. Но там Савел Фигурирует не один, а с двумя братьями, Мануилом и Измаилом. Впрочем, эти последние называются его братьями только по матери, но от разных отцов. Его отец был перс и держался персидского учения, а мать была, — говорят «Жития», — христианка. Они были «окрещены пресвитером Евпоиком» и поступили в войско персидского царя «Аламундара», который послал их к Юлиану для скрепления мира. Но как раз «в это время Юлиан отправился на корабле из Царьграда в Вифанию к Халкедону», в место, называемое Оргия Тригон, где наступал всескверный бесовский праздник. Юлиан «начал со всем множеством эллинского народа, собравшегося там, кланяться статуям и приносить бесчисленные жертвы бесам», при звуках тимпанов и «всяких музикейских родов художества». Не желая в них участвовать, Савел и его братья «встали вдали, рыдая о прельщении в заблуждении толикого множества народа».
Юлиан, не видя при себе персидских посланников, велел их искать и привести к себе, чтоб веселились вместе с ним.
«За Савлом и его братьями пришел Кувикуларий, царский постельник, но они сказали ему: „Не для того мы предприняли такой трудный путь, чтобы отречься от своей веры, и если даже царь и предаст нас огню и мукам, все же не убедит нас в своем несчастии“.
Юлиан преисполнился гнева, услыша это, и на следующее утро велел их ввергнуть в темницу, в которую они пошли с пением псалмов и восклицаниями:
— Кто велик как бог? А мы дело его рук!
Когда их вывели потом из темницы к Юлиану на суд, тот обратился к ним со следующим увещанием:
— Добрые мужи! Ваш царь прислал вас ко мне, как верных себе и приязненных к нам людей, чтобы устроить мир между обоими царствами. Какая же у вас обнаруживается к нам приязнь, если вы не захотели совершать празднество вместе с нами и насладиться веселием в честь Солнца, Луны и звезд, пресветлейшей огненной силы и прочих богов, которых почитаете и вы, персы, так же, как и мы?
— Мы пришли сюда только для заключения договора, — отвечали братья, — чтобы воины не переходили пределов наших царств, а купцы безбоязненно и мирно торговали в обоих, а не для того, чтобы говорить о богах. Мы хотя и персы, но христиане, и уже много таких есть в нашем отечестве, и никто нас не принудит к бесовской службе!
— Как это вы, — сказал им Юлиан, — простаки и невежи, не зная даже греческого языка, бесстыдно дерзаете укорять нас, прошедших все книжное любомудрие, в вере, которой мы держимся? Мы знаем все ваше писание и знаем все затерянное в нем, и ничего там истинного нет. Советую вам оставить это детское и безумное измышление и избрать лучшее учение, в котором пребывали премудрые философы.
— Какое безумие хуже? — ответили Савел и его братья, — поклоняться ли единому живому богу или каменным изваяниям? Ваши мудрые Философы были безумнейшие из всех. Ты же худший из всех безумцев, потому что был воспитан в христианстве, но отверг господа Христа и стал из благочестивого безбожным.
Юлиан, преисполнившись ярости, велел разложить их на земле и нещадно бить ремнями, а потом приказал поднять их на дерево, пригвоздивши руки и ноги, и раздирать все их тело железными когтями.
Они же в этих муках возводили только к небу свои очи и взывали к богу:
— О, владыко! Дай нам свыше помощь и отраду в болях! Ты сам знаешь, как люты эти муки.
И вот внезапно предстал перед ними ангел, которого видели только верующие, а не недостойные нечестивцы, и он дал им такую отраду, что они уже не ощущали никакой боли.
Юлиан велел их снять со столба и сказал:
— Видите, как я щажу вас и не налагаю на вас худших мучений. Надеюсь, что вы удовольствуетесь этими малыми ранами и пристанете к нашему единомыслию.
— Не надейся на это, враг божий, — отвечал Мануил, — твори то большее, что ты хотел творить. Сладки нам все муки за возлюбившего нас Иисуса.
Юлиан велел увести его и начал соблазнять Савла и Измаила. Но они начали отплевываться от его безумия. Он велел палить им и возвращенному Мануилу ребра горячими свечами, но они и тут лишь славили бога и ругали своего мучителя.
Он велел вбить им в головы по железному гвоздю и вонзить острые палочки-занозы под ногти рук и ног. Но они и при этом лишь славили бога. Их повели на место казни на Константиново место, но они и тут всю дорогу пели:
— Боже предвечный и беспечальный, все приведший от небытия к бытию! Прими в мире твоих рабов, чтобы и великое множество народа, стоящее вокруг нас, познало тебя, единого бога, и получило спасение.
И вот послышался голос с неба:
— Приидите, чтоб принять венед славы! Вы хорошо совершили свой подвиг.
Тут им отсекли головы, 17 июня, в последний год Юлиана, но, когда хотели сжечь их тела, вдруг потряслась и разверзлась земля и скрыла их в своей глубине, чтоб огонь не обратил их в пепел.
Все окружающие бежали в страхе, и многие уверовали во Христа. А через два дня, когда на этом месте собрались молиться уверовавшие, вдруг снова раскрылась земля и выложила из себя их тела. Они испускали неизреченное благоухание, и верующие погребли их на том преславном месте.
Всякие болезни исцелялись от их гробов, а нечестивый Юлиан «погиб с шумом». Он пошел на персов, но в битве «был поражен невидимой рукой на смех персидскому войску».
