Альфред унаследовал и большие возможности, и серьезные проблемы. Его отец создал сеть торговых агентов по всей стране, но само производство было сосредоточено в Уилмингтоне, где хозяин мог лично контролировать любую деталь. Однако транспортировка была непростым делом. Железные дороги, которые начали во всех направлениях пересекать страну в 40-е годы, часто отказывались перевозить порох. Топки паровозов извергали угольки, лязгающие металлические части машин могли высечь искру, — железнодорожники и слышать не хотели о взрывчатке в вагонах. Тогда Дюпоны наняли фургоны с погонщиками-сорвиголовами, способными за шесть недель добраться до Питсбурга. Но после того, как три фургона взорвались в пригороде Уилмингтона, им специальным законом запретили въезд в городскую черту.
И в то же время спрос на порох постоянно рос: повсюду прокладывались каналы и железные дороги — пни и скалы ждали, когда их взорвут. Пионеры, продвигавшиеся на Запад, желали, чтобы их охотничий порох был дюпоновского качества. В 1831 году англичанин Уильям Бикфорд изобрел пропитанный порохом запальный шнур, который сделал взрывные работы значительно менее опасными. Мексиканская война, разразившаяся в 1846 году, побудила правительство Соединенных Штатов закупить миллион фунтов пороха. Дюпоны расширили производство, и мельницы заработали круглосуточно, выдавая до пяти тонн пороха в день.
Высокий темп работы означал повышенную опасность. Четырнадцатого апреля 1847 года фабрика снова взорвалась. «В одно мгновение, без малейшего намека на угрозу, — писал один из членов семьи, — раздался удар столь ужасный, что мне показалось, будто небеса падают на землю. Казалось, рушится само мироздание». Одна задругой взлетели на воздух несколько построек, камни и балки градом падали с небес. Во всей округе вылетели стекла, двери тоже были выбиты. Запах порохового дыма перехватывал дыхание.
Взрыв убил восемнадцать человек, многие были ранены. Несчастье сломило Альфреда. Некоторые из тех, кто был буквально разорван на куски, выросли вместе с ним — их отцы работали на его отца. Здоровье Альфреда было подорвано, и три года спустя он оставил дела.
Катастрофы не пощадили и членов семьи. В 1857 году взрыв пороха унес жизнь Алексиса, младшего из братьев Дюпон. Ему был 41 год. Производство возглавил средний брат Генри. Предприимчивый и агрессивный по натуре, он добьется того, что компания будет полностью доминировать на пороховом рынке Америки.
В том же году, когда семья Дюпон высадилась в Новом Свете, английский химик по имени Эдвард Говард представил в Королевское общество в Лондоне записку, в которой описывалось получение фульмината ртути. Вещество, более известное под названием «гремучая ртуть», имело свойство, которое отличало его практически от любого другого известного вещества: оно было чрезвычайно взрывоопасно. Для взрыва не нужен был даже запал, достаточно было резкого сотрясения.
Фульминаты — соли гремучей кислоты — были к этому времени известны уже больше двухсот лет. Их получали из комбинации металла и нестабильной органической кислоты, родственной аммиаку. Слово «фульминат» происходит от латинского fulmen — молния. Фульминат серебра («гремучее серебро»), столь чувствительный, что достаточно было легкого намека на трение, чтобы он взорвался, стал одним из главных аксессуаров фокусников. Руководство по устройству фейерверков, изданное в 1818 году, подсказывало, что щепотка этого вещества, упрятанная в кончик сигары, наверняка вызовет смех присутствующих.
Но в 1800 году Говард искал для гремучей ртути более серьезное применение: он надеялся найти химическую замену пороху, который оставался единственным применяемым на практике взрывчатым веществом вот уже почти девятьсот лет.
Говард попытался использовать синтезированную взрывчатку в качестве заряда, однако ствол взорвался. Позднее произошел и более серьезный несчастный случай: большая часть лаборатории была разрушена, а сам химик серьезно ранен. После этого он понял, что «более склонен к детальному изучению других химических проблем».
Это был золотой век ученых-любителей, и открытие Говарда не прошло незамеченным. Одним из тех, кто продолжил его работу, был достопочтенный Александр Форсайт, священник из пригорода шотландского Абердина и страстный спортсмен. Форсайта беспокоил недостаток, присущий огнестрельному оружию с первых дней его существования. Чтобы заставить заряд взорваться внутри ружья, огонь приходилось вводить туда снаружи. Внешний источник огня означал ненадежное воспламенение и неизбежное промедление между нажатием на спусковой крючок и самим выстрелом. Даже из самого лучшего ружья и с самым быстрым порохом сбить птицу на лету было непросто. Дождь и ветер, разумеется, еще больше осложняли задачу стрелка. Чтобы дать охотнику больше шансов, следовало радикально изменить огнестрельные технологии.
Форсайт подхватил идею Говарда о возможности замены пороха и начал искать новое средство воспламенения. Сначала он попробовал поместить гремучую ртуть прямо на полке кремневого ружья, однако язык пламени не проходил сквозь запальное отверстие. Затем попытался избавиться от кремня — рычаг наносил удар прямо по гремучей ртути. Это было уже теплее. Наконец, Форсайт изобрел устройство, в котором щепотка фульмината помещалась в трубке, вставленной в запальное отверстие ружья. Эту конструкцию прозвали «флакон духов», потому что остроумное изобретение напоминало по форме парфюмерный пузырек. После нажатия на курок по гремучей ртути ударял заостренный боек, который взрывал затравку. Струя пламени била прямо в порох. Интервал между спуском курка и выстрелом разительно сократился, а ружье больше не зависело от капризов погоды. Новая система свела к минимуму число осечек и уменьшила утечку горячих газов через запальное отверстие, добавив мощности выстрелу. Кремневый замок был обречен.
Следующие двадцать лет изобретатели и ученые последовательно упрощали и совершенствовали систему Форсайта. Они придавали гремучей ртути форму таблеток и упаковывали ее в медные трубки. Они заключали ее между двумя полосками бумаги, в результате чего получался детонатор, напоминающий пистоны современных игрушечных пистолетов. Примерно в 1814 году выяснилось, что наилучшее решение — капсюль в виде маленького медного цилиндрика, начиненного гремучей ртутью. Капсюль вставлялся в отверстие в казенной части ствола, ведущее в зарядную камеру. Боек бил по капсюлю, воспламеняя гремучую ртуть. Ртуть взрывала порох.
Ударная система не боялась сырости, была проста и эффективна. Это имело значение не только при охоте на уток. Как только капсюль доказал свою надежность, армии начали довольно простую процедуру по переделке кремневых замков на ударные с ртутным запалом. Солдаты теперь могли стрелять в более быстром темпе, муштра упростилась, а сырая погода больше не превращала ружье в простую дубину. Ударное воспламенение сделало возможным появление револьвера, нарезного казнозарядного ружья и магазинной винтовки. Огневая мощь каждого отдельного стрелка многократно увеличилась. Простота ударной системы сравнительно с кремневым замком облегчила переход от штучного изготовления оружия ручной работы к массовому производству.
В 1817 году некий охотник-энтузиаст выступил против новой моды, утверждая, что кремневый замок — неотъемлемая часть спортивной традиции. Тем, кто расхваливал превосходную работу ударного капсюля под дождем, он возражал, что «джентльмены не занимаются спортом в такую погоду». С большой проницательностью он выдвинул аргумент, который затем подобно эху будет звучать на всем протяжении долгой истории огнестрельного оружия: «Если, помимо прочего, эту новую систему возьмут на вооружение военные, война быстро станет столь ужасной, что это превзойдет все границы воображения». Такая война, писал он, смогла бы уничтожить «не только армии врага, но и саму цивилизацию».
С развитием мельниц Дюпона Америка начала догонять Европу по уровню промышленного производства пороха. И чем дальше шел XIX век, тем быстрее ведущая роль в огнестрельных технологиях переходила к юной нации, столь удаленной от континента, удерживавшего это лидерство в течение четырех столетий. Одним из тех, кто много способствовал этому, был Сэмюэл Кольт.
