Когда спустился вечер, де Лоне решил сдаться и велел опустить подъемный мост. Толпа ворвалась внутрь. Были освобождены семеро заключенных: четверо жуликов, двое сумасшедших и один политический. В беспорядках погибли 83 парижанина. Ликующая толпа поволокла де Лоне в Отель де Виль, где революционеры устроили свой штаб. Взбешенный де Лоне ударил в пах одного из своих тюремщиков, пирожника по профессии. Граждане набросились на него с ножами и пистолетами. Пирожник вонзил ему в шею карманный нож. Отрезанную голову коменданта водрузили на пику. Шоу началось.

Лавуазье поначалу приветствовал революцию. Новая, рациональная форма государства — конституционное правительство — вдруг показалась возможной. Но затем надежды омрачились сомнениями. «Те умеренные люди, кто смог сохранить здравый ум среди всеобщего возбуждения, считают, что обстоятельства завели нас слишком далеко, — писал он Бенджамину Франклину в 1790 году. — Неразумно отдавать власть в руки тех, кто рожден повиноваться».

Он продолжал служить своей стране, курировать производство пороха, расширять горизонты химии. Но события стали развиваться, следуя своей собственной логике, и доводы разума пали жертвой народного энтузиазма. «История выходит из-под контроля», — писал ученый.

Революция набирала обороты. Склонность Лавуазье к роскоши и его прошлое откупщика обернулись против него. В ноябре 1793 года, когда Франция билась в тисках террора, ученый был арестован по обвинению в присвоении государственных средств. «Это дело, вероятно, избавит меня от тягот преклонного возраста», — писал он в ожидании казни.

Лавуазье отрубили голову, а через два года террор закончился, и Франция стала прославлять имя ученого. Реорганизовав пороховое производство, Лавуазье сыграл огромную роль в подготовке страны к войне. Ведь над Французской республикой к тому времени нависла смертельная угроза.

В 1793 году европейские монархии, в том числе Испания, Британия и Россия, заключили союз, чтобы затушить пожар революции. Для французских революционеров потребность в порохе стала критической. Комитет общественного спасения призвал патриотов помочь разрешить проблему. На призыв откликнулся весь французский народ. Страна была поделена на восемь больших округов, в каждом из которых добывалась селитра. Все граждане с воодушевлением участвовали в общем деле. И ведущие химики страны, и простые аптекари отправились в деревню, чтобы обучать население. Основываясь на методах Лавуазье, правительство смогло привлечь к усилиям шесть тысяч новых сборщиков — «селитряников-санкюлотов».

Нечасто проявления революционного пыла бывают столь же трогательными, как этот всеобщий порыв. По всей Франции добровольцы перекапывали скотные дворы в поисках ингредиента, жизненно необходимого для обороны страны. Успех этой кампании был поразителен. В 1794 году революционное правительство превзошло максимальное достижение Пороховой администрации в производстве селитры в четыре раза. Чтобы превратить этот щедрый урожай в необходимый порошок, была построена новая огромная очистительная фабрика. Столь же колоссальное предприятие было построено — весьма опрометчиво — в самом сердце Парижа. И хотя эта мельница скоро взорвалась, энергично выполненная пороховая программа позволила Франции выстоять в войне.

В первый день нового, 1800 года «Американский орел» бросил якорь в гавани Ньюпорта, штат Род-Айленд. В парусах корабля зияли дыры, в трюме была течь, а запасы провизии давно иссякли. Судну понадобился девяносто один день, чтобы пересечь Атлантику, на месяц больше, чем Колумбу три века назад. Одному из пассажиров, который, как и другие, был вынужден есть вареных крыс во время этого проклятого Богом путешествия, судьбой было предназначено создать самое колоссальное пороховое производство в мире. Пассажира звали Элевтер Ириней Дюпон. В первый день нового века он вместе с отцом, братом, женой, детьми и другими членами семьи с облегчением ступил на твердую землю. Согласно семейной легенде, Дюпоны отметили радостное событие, забравшись в пустой дом, хозяева которого были в это время в церкви, и набросившись на долгожданную еду.

Добровольное изгнание было затеей отца семейства. Неугомонный честолюбец Пьер Самюэль Дюпон де Немур, бедняк, выдававший себя за французского аристократа, был идеалистом и обладал обширными связями. Сначала он поддержал Французскую революцию и даже был некоторое время председателем Национальной ассамблеи. Во время террора ему повезло больше, чем его другу Антуану Лавуазье, — промедление с вынесением смертного приговора спасло Дюпона от гильотины. Но тянулись 90-е годы, перспективы тех, кто придерживался умеренных убеждений, оставались во Франции неопределенными, и Пьер решил перебраться в Америку.

Он намеревался основать в лесах Кентукки новую колонию — Понтиану. План, отчасти основанный на спекуляциях землей, которыми собирался заняться Дюпон, отчасти бывший плодом утопических фантазий, начал рушиться, едва семья высадилась в Америке. Томас Джефферсон, с которым Пьер познакомился еще в те времена, когда американец был послом в Париже, сообщил, что с подобными идеями носится множество авантюристов, уже взвинтивших цену западных земель до немыслимых высот. Пьер, неисправимый оптимист (он даже говорил, что корабельные крысы не такое уж плохое блюдо), начал присматриваться к другим возможностям.

Пока он обдумывал различные комбинации, включая контрабанду испанского золота, его сын Ириней тяготел к раз и навсегда избранной профессии. Во Франции он изучал пороховое дело под руководством самого Лавуазье. Семейное предание повествует, как он однажды принял участие в некоей охотничьей экспедиции и пришел в ужас от качества американского пороха. Вероятно, не надо было быть провидцем, чтобы углядеть возможности, которые сулила слабая конкуренция и растущий рынок сбыта — пионерам и американской армии было нужно все больше пороха. Все это обещало успех эффективному предприятию, которым взялся бы управлять кто-то, знакомый с новейшими французскими технологиями.

Пьер не сразу одобрил решение сына: пороховое ремесло — слишком грязное и опасное дело для благородного человека. Однако, ознакомившись с тщательными расчетами возможной прибыли, которые провел Ириней, он принял план со свойственным ему энтузиазмом. Ириней и его брат Виктор скоро отправились обратно во Францию, чтобы раздобыть деньги и закупить оборудование, а Пьер стал хвастаться направо и налево, что дело «сулит не просто надежду, но положительную уверенность в большой прибыли». Он писал Джефферсону, что порох фабрики Дюпонов сможет «посылать пули впятеро дальше, чем английские или голландские ружья».

Наполеоновское правительство, вечно стремившееся досадить британцам и поэтому помогавшее американцам, предложило Дюпонам лучшее оборудование на разумных условиях. Вернувшись в Америку, Ириней попытался купить действующее предприятие во Франкфорде под Филадельфией, но безуспешно. Тогда он выбрал место на реке Брендивайн-крик под Уилмингтоном, штат Делавэр, и начал строить там новую мельницу. На выбор места повлияло обилие воды: ее здесь хватало и для мельницы, и для перевозки грузов; к тому же неподалеку находилась французская колония, населенная выходцами из Сан-Доминго, бежавшими оттуда после восстания рабов. Строительство фабрики началось в 1802 году, и через два года дюжина зданий, из которых состояло предприятие, были уже готовы. В 1804 году фабрика «Элютериан Миллз» дала первый порох. Всего за первый год Дюпоны продали двадцать две тонны.

Ириней начал свое дело в удачное время. Войны в Европе избавили его от конкуренции и при этом увеличили спрос. Вскоре после открытия фабрики военный флот Соединенных Штатов купил у Дюпонов одиннадцать тонн пороха, чтобы обуздать берберских пиратов Северной Африки. Две с половиной тонны купил в 1810 году Джон Джейкоб Астор, составивший состояние на пушной торговле. Два года спустя между Соединенными Штатами и Британией вновь началась война, и ежегодные продажи выросли с двадцати пяти тонн до ста, а в следующем году даже до двухсот пятидесяти.