Европейские владыки уже поняли, что исполинские орудия слишком медленны и слишком тяжелы. На Западе стали делать пушки меньшего размера, более легкие и быстрые, заряжавшиеся зерненым порохом. Турки, не оценившие преимуществ новых орудий, отстали в гонке вооружений. Инерция еще донесла их до ворот Вены в 1529 году, но там потеряли темп окончательно.

В 40-х годах XVI века японский феодал Токитака увидел, как заезжий португалец сбивает утку с неба выстрелом из аркебузы. Токитака был настолько впечатлен, что не пожалел небольшого состояния золотом, лишь бы завладеть ружьем. Он приказал опытному мастеру, который ковал ему мечи, скопировать это оружие. Порох нашел в Японии благодатную почву. Ремесленники, поощряемые непрестанными войнами между феодальными властителями, непрерывно совершенствовали ручное огнестрельное оружие. Они снабдили его регулируемым спусковым крючком и лаковой коробочкой, которая предохраняла полку и пороховую мякоть от дождя. В 70-е годы XVI столетия подобные ружья стали важной частью японских арсеналов. На службе у господина Оды были десять тысяч аркебузиров, умевших стрелять залпом.

И все же с началом XVII века японцы стали отказываться от огнестрельного оружия. Правительство приказало ремесленникам продать пороховые и ружейные мастерские государству. Вместо того чтобы совершенствовать огнестрельное оружие, сегуны задушили его развитие. На протяжении следующих двух столетий использование пороха в Японии сокращалось, пока он там практически не исчез.

Этот забавный поворот хода истории вспять заставляет задуматься о самой сути прогресса. С точки зрения западного ума, технический прогресс — это поступательное движение. Изобретение пороха было важнейшим событием на необратимом пути истории, и его все более эффективное использование было вполне предсказуемо. Европейские историки заявляли, что порох — гарантия того, что Европа никогда больше не будет вновь завоевана варварами, которые в свое время опрокинули не имевших огнестрельного оружия римлян и греков. Порох и был цивилизацией. Но для японцев чувство прекрасного, традиции и политические соображения в течение более чем двух столетий оставались важнее, чем преимущества огнестрельного оружия. Японцы снова вернутся к пороху лишь в середине XIX века.

Когда европейцы прибыли в Америку, они оказались в краю, где порох был совершенно неизвестен. Фернан Кортес считал себя «орудием, которое избрало Провидение, чтобы посеять ужас среди варварских королей Нового Света и обратить их империи в прах». В отряде, который в 1519 году приплыл с Кубы на побережье Мексики, было примерно 650 моряков и солдат, из них 13 аркебузиров. Кроме того, Кортес привез с собой десять тяжелых пушек и запас пороху. Заведовать артиллерией он поставил некоего Месу, служившего инженером во время итальянских войн. Не успел Кортес сойти на берег в том месте, где он позже построит город Веракрус, как туда прибыли пятеро послов от ацтекского вождя Монтесумы. Властитель желал побольше узнать о пришельцах. Меса не замедлил показать товар лицом: посланцев связали и продемонстрировали им выстрел из «большой ломбардской пушки». Потрясение, рассказали потом индейцы, заставило их упасть замертво. Они принесли в свою столицу тревожные вести. Страшный грохот оружия лишает человека сил, рассказывали послы. Дождь искр вырывается из его пасти вместе со зловонным дымом.

Огонь и грохот артиллерии ужасали индейцев так же, как они пугали когда-то европейских солдат. Разрушительная мощь пушек оправдывала их грозную славу. В 1521 году, взяв в осаду находящуюся на острове столицу ацтеков Теночтитлан, Кортес в течение трех месяцев обстреливал город бомбардами с бригантин, разрушая одно здание за другим. Пушки ускорили гибель государства ацтеков и помогли установить европейское владычество в Новом Свете.

В конце XVII столетия трансатлантическая работорговля опустошала побережье Западной Африки. Аборигены никак не могли взять в толк, как именно европейские торговцы — краснолицые последователи Мвене Путо, бога мертвых, — превращают пленников, которых увозят на своих кораблях, в товары, которые затем привозят обратно? Похоже, белые люди при помощи адского пламени, полыхающего в Стране мертвых, сжигают черных пленников и растирают их обугленные кости в порошок. Насыпанная в железные трубки, эта черная пыль снова превращается в огонь и изрыгает боль и смерть повсюду, где это угодно жестоким и непредсказуемым белым.

После текстиля и спиртного порох был самым ходовым товаром для обмена на живую плоть. Португальцы, обеспокоенные распространением опасной технологии, запретили экспорт пороха и мушкетов в Африку, однако торговцы знали, как дорого можно продать оружие, так что контрабанда была повсеместной. Английские и голландские работорговцы тоннами отправляли порох в Африку без малейших угрызений совести. Там, как и на других континентах, вера в колдовские свойства взрывчатого порошка делала свое дело: огнестрельное оружие расширяло и усиливало сверхъестественные способности местного вождя. Напугать врага шумом и дымом значило не меньше, чем метко стрелять. Племенные вожди все больше зависели от привозного пороха, а это значило, что они все усерднее охотились за пленниками, чтобы продать их иностранным торговцам смертью. Толпы рабов, словно скотину, загоняли на корабли — их кости вернутся назад в бочонках вожделенной взрывчатки.

Когда португальские корабли в начале XVI века добрались до Китая, они обнаружили, что у китайцев есть «несколько маленьких железных пушек, но ни одной бронзовой». «Порох у них плох», — записывает один путешественник. И если пушки, из которых палил невоспитанный португалец, оскорбили жителей Кантона, то подобная огневая мощь не могла в то же время не заинтересовать их. В 1522 году китайские чиновники заставили двух своих соотечественников, нанявшихся на португальские корабли, выведать тайны европейцев. Позднее власти обратились за помощью к иезуитам, прибывшим на Восток для уловления душ. В 1640-х годах один немецкий клирик построил литейную фабрику неподалеку от императорского дворца. Спустя поколение китайские чиновники предложили возглавить это производство отцу Фердинанду Вербиесту, иезуиту из Южных Нидерландов. Вербиест отнекивался, объясняя, что «мало обучен подобным делам», однако император настоял. Черпая информацию из книг и обучая рабочих, иезуит отремонтировал триста больших старых бомбард и изготовил 132 пушки меньшего размера. Он торжественно благословлял каждое орудие и велел вырезать на бронзовых стволах имена святых и христианские символы.

В середине XVII столетия в руках китайцев оказались все секреты эффективной артиллерии. Однако ни давнее знакомство с порохом и металлургией, ни общепризнанное мастерство не помогли китайским оружейникам достичь европейского уровня. Причина кажется на первый взгляд незначительной, однако исторически она очень показательна.

Обычно историю направляет повелительный голос выгоды, но иногда она все же послушна шепоту хорошего вкуса, велениям моды, мимолетной прихоти. Китайские власти не испытывали по отношению к артиллерии того энтузиазма, который был свойствен европейским монархам — от Эдуарда III до Наполеона Бонапарта. В глазах китайского двора пороховое дело было занятием низким, шумным и грязным. Тот факт, что пушки были полезны, не имел особого значения: соображения практической пользы для китайцев, в отличие от европейцев, никогда не были первостепенными. Более того — новые пушки были иностранными. Признать, что варвары превосходят мастерством подданных Поднебесной? Более того, подражать варварам? Сама мысль об этом была противна мандаринам.

На самом деле причины того, что весь остальной мир отстал от Европы в развитии огнестрельных технологий, сложны и не до конца понятны. Сражаясь с европейцами во время Опиумной войны 1841 года, китайцы все еще использовали пушки португальской работы, отлитые в 1627 году. И в конце концов одному китайскому ученому только и оставалось, что горестно восклицать: «Почему они, будучи столь малочисленными, так сильны? Почему нас так много — и мы так слабы?»