Как ни посмотри, а конструкторские детища Николая Леонидовича, казалось бы, не имеют ничего общего с морскими вооружениями. Впрочем, и с атомным проектом тоже. Тем не менее, в 1948-м его назначают заместителем Ю.Б. Харитона — главного конструктора КБ-11 в Арзамасе-16. В Советском Союзе действовала система, позволявшая отслеживать одаренных организаторов науки и производства, и потому на способности танкостроителя Духова тоже обратили внимание.

Сначала он занимался конструкцией первого плутониевого заряда, а затем конструкциями собственно атомных и водородных бомб. В 1954-м Николай Леонидович уже возглавил филиал № 1 КБ-11 — ныне ВНИИА имени Духова. Главная задача его института — создание ядерных боеприпасов для стратегических и тактических комплексов, а также соответствующих автоматики и контрольно-измерительной аппаратуры. Здесь академик Духов, (его, кстати, считают основателем нашей конструкторской школы по ядерным боеприпасам), проработал вплоть до своей кончины в 1964 году.

Он творил в сообществе с другими гениями российской военной науки — А.И. Микояном, В.Н. Челомеем, С.П. Королевым Под его руководством в стране было создано три поколения блоков автоматики, первое поколение ядерных боеприпасов для семнадцати различных носителей, в том числе баллистических и крылатых ракет. Но в нашем случае Николай Леонидович интересен как создатель первой советской атомной торпеды.

Первое испытание малогабаритного ядерного заряда РДС провели 19 октября 1954 года на Семипалатинском полигоне. Сборкой конструкции руководил сам Николай Леонидович Духов. Этот ядерный заряд не сработал: взрыв химического взрывчатого вещества не вызвал реакции деления плутония. В результате вокруг башни, на которой был установлен заряд, образовалась зона сильного радиоактивного заражения, которую затем пришлось ликвидировать с большим риском для жизни научного персонала и личного состава полигона.

Вообще, это был первый отказ автоматики и техники во время испытаний атомного оружия. Взрыв «принимала» комиссия из высокопоставленных чиновников. Присутствовал при этом и академик И.В. Курчатов. В первые секунды всех поразил шок, а одного из военачальников даже хватил инфаркт. В чувство ученых и военных привел Курчатов: «Отрицательный результат вполне допустим при экспериментальной отработке заряда»

После этого ЧП полигонщики еще трижды испытывали заряд, получили положительные результаты, а затем уже отдали команду конструкторам — взяться за носитель — торпеду.

Ходовые испытания Т-5 проводили в акватории киргизского озера Иссык-Куль. Сделали 15 испытательных выстрелов. Четыре оказались неудачными. А государственные испытания торпеды состоялись уже на Ладожском озере. Здесь выстрелили 7 раз, и только однажды она «закапризничала». Решение о «натурном опыте» с атомной торпедой, уже в снаряженном РДС состоянии Совет Министров СССР принял 13 апреля 1955 года. Надо сказать, все это время разработчики ядерного заряда продолжали усовершенствовать его, и к тому моменту, когда встал вопрос об испытании на Новой Земле, мощность его увеличили в три раза.

Третий испытательный ядерный взрыв на Новой Земле провели 10 октября 1957-го. Особенность этого эксперимента, или, как говорили — опыта, заключалась в том, что он совмещался с государственными испытаниями торпеды Т-5 и проходил в условиях боевой оперативной обстановки — подводная лодка с большой дистанции (10 километров) наносит ядерный удар по кораблям, стоящим на акватории базы. Устройство должно было сработать на 35-метровой глубине. Руководителем испытаний назначили заместителя главкома ВМФ Н.Е. Басистого.

В роли кораблей условного противника послужили все те же «опытовые цели» 241-й бригады, уцелевшие в предыдущих испытаниях. На этот раз шансов уцелеть у них не было, поскольку все корабли, за исключением двух минных тральщиков, расположили на радиусах потопления.

Стрельбу ядерной торпедой проводила подводная лодка С-144 из состава 73-го отдельного дивизиона подводных лодок Северного флота. Командовал ею капитан II ранга Григорий Васильевич Лазарев. В случае возникновения нештатной ситуации ядерный взрыв на опасном для лодки расстоянии исключался, поскольку подлодка после выстрела на полном ходу выходила из залива и успевала «спрятаться» за ближайшим мысом. По докладу Н.Е. Басистого главкому, «личный состав подлодки С-144 безукоризненно выполнил поставленные задачи».

Подлодка С-84, которая оказалась ближе всех к эпицентру взрыва, затонула в течение нескольких секунд из-за сильного сотрясения прочного корпуса. Подводная лодка С-20 получила повреждения и затонула через 4 часа. Однотипная ей С-19 хотя и осталась на плаву, но также оказалась полностью небоеспособной. Уцелела лишь подводная лодка Б-22, которая в момент ядерного взрыва находилась в 700 метрах от эпицентра и на глубине 30 метров.

Эсминец «Грозный» ушел на дно еще до того как рассеялась базисная волна, «Разъяренный» затонул через 4 часа, а «Гремящий» еще держался на поверхности моря. Через 6 часов после взрыва его отбуксировали на мелководье. Здесь его осмотрели водолазы — повреждения были сильнейшими, корабль не подлежал восстановлению.

Затонул и минный тральщик Т-218. На «Павлине Виноградове» полностью вышло из строя вооружение. Меньше всех пострадал тральщик Т-219, которого все же ударила базисная волна и обожгла радиация.

Фактически третий ядерный взрыв на Новой Земле поставил точку в истории 241-й бригады, большинство опытовых кораблей которой погибли.

Советский образец торпеды с ядерным боеприпасом был принят на вооружение раньше американского — в 1958 году. Правда, промышленность выпустила небольшое их количество, и в практической деятельности флота торпеды типа Т-5 появились позже.

В 1961 году правительство решило все-таки провести боевые стрельбы некоторых образцов ядерного оружия армии и флота «с целью проверки боеготовности его и демонстрации силы». В число проверяемых образцов вооружений включили и торпеды с ядерным зарядом. Только после этого, точнее — в конце 1962 года, министр обороны маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский впервые разрешил выдать на подводные корабли пять атомных торпед. На Северном флоте одну из них погрузили на атомную лодку проекта 627А, другую — на дизель-электрическую лодку 641 проекта. Оба эти корабля уходили на боевое дежурство. На Тихом океане атомными торпедами вооружили три дежурные дизель-электрические подлодки. Таким образом, можно сказать, поначалу ядерным оружием советские корабли вооружали поштучно.

В 1959–1960 годах в Советском Союзе действовал мораторий на ядерные испытания. Летом 1961 года советское правительство объявило о его прекращении. Многие из тех, кто служил тогда на Новой Земле, рассказывают, что это стало неожиданностью даже для них. По приказу следовало свернуть подготовку к подземным испытаниям и уже к 1 сентября подготовить полигон к воздушным и подводным. На одном из закрытых совещаний с представителями Военно-Морского Флота, которое состоялось в Москве, министр среднего машиностроения Е.П. Славский назвал причину выхода из моратория — отказ США от его продления.

В связи с этим специальной программой на Новой Земле запланировали большую серию мощных опытных зарядов Минсредмаша и четыре учения с участием трех видов Вооруженных сил — Военно-Морского Флота, Ракетных войск стратегического назначения и Сухопутных войск. Говорят, но сам я в том не уверен, инициатором упомянутых учений был сам Н.С. Хрущев. Их кодовые названия носили вполне мирный характер — «Радуга», «Коралл», «Роза» и «Волга». Оружие, которое испытывалось при этом, обладало невиданной доселе разрушительной силой.

Подготовка к испытаниям 1961 года велась в обстановке строжайшей секретности. В своих воспоминаниях начальник полигона того времени генерал-лейтенант Г.Г. Кудрявцев признается — даже он не знал, когда именно начнутся «опыты», и какой мощности будут взрывы. Он был в неведении до той поры, пока сам Н.И. Павлов «по секрету» сообщил ему, что «количество взрывов будет исчисляться не единицами, а десятками, да и мощности зарядов будут больше, чем это было на испытаниях США в Тихом океане».