Дождливым апрельским утром нелегально, с паспортом на чужое имя, вырвавшись из ссылки, появляется в Парижу Т. Людвинская. И тоже приходит на Мари-Роз, к Ленину. “Он был совершенно такой же, каким я его видела впервые в 1907 году на петербургской партийной конференции,- пишет Людвинская.- Все тот же живой, но спокойный и уверенный, все тот же непримиримый к врагам и чуткий к товарищам” [57].

Как и всем, кто появляется на Мари-Роз, Ленин рад молодой подпольщице.

“Я опасалась, что слишком мелко и маловажно то, что я в состоянии буду ему рассказать, и не хватит у меня уменья и слов для того, чтобы обрисовать все мне известное, как надо,- вспомнит Людвинская.- К своей радости, я увидела, что глубоко ошибалась. Дело было не в том, как рассказать,- Ленин направлял собеседника всегда сам, сам подводил его к основному, показывал во всем главное. Он обладал непревзойденным даром “разговорить” каждого. Моя робость и смущение быстро рассеялись. Какая простота, какой горячий интерес к каждой детали! Нет “лишних” подробностей- все они имеют значение,- говорил он и требовал детального описания каждой мелочи” [58].

Людвинская рассказывает, как живет и работает петербургская организация. Провокаторы провалили отдельные звенья партийного подполья, трусы и маловеры бежали в тяжелые годы из партии. Рассказывает она и о забастовках в столице.

Ленин слушает сидя. Потом встает и начинает по своей привычке быстро шагать по комнате.

- Это хорошо, это хорошо,- повторяет он несколько раз.- Русский народ просыпается к новой борьбе. Идет навстречу новой революции. Начинается полоса нового подъема. Никакие преследования, никакие расправы не могут остановить движения, раз поднялись массы, раз начали шевелиться миллионы. Наша партия переживает трудные дни, но она непобедима, как непобедим пролетариат.

Приезжает сюда Горький. Он говорит с Лениным об организации нового издательства. Редактировать книги за границей Горький предлагает Владимиру Ильичу, Воровскому и еще кому-то. В России издательство должен представлять В. Десницкий-Строев. Горький считает: нужно написать книги по истории зарубежных литератур и по русской литературе, истории культуры, которые дали бы богатый фактический материал рабочим для самообразования и пропаганды.

- Но возможно ли это сейчас? - сомневается Ленин.

Он напоминает о цензуре, о трудностях организации нужных людей. Ведь большинство товарищей занято практической партийной работой, писать им некогда. “Но главный и наиболее убедительный для меня довод его, - расскажет Горький,- был приблизительно таков: для толстой книги - не время... Нам нужна газета, брошюра, хорошо бы восстановить библиотечку “Знания”, но в России это невозможно по условиям цензуры, а здесь по условиям транспорта: нам нужно бросить в массы десятки, сотни тысяч листовок, такую кучу нелегально не перевезешь. Подождем с издательством до лучших времен” [59].

А затем они говорят о Думе, о кадетах, о приближающейся мировой войне.

- Война будет,- утверждает Ленин.- Неизбежно. Капиталистический мир достиг состояния гнилостного брожения, уже и сейчас люди начинают отравляться ядами шовинизма, национализма... Пролетариат? Едва ли пролетариат найдет в себе силу предотвратить кровавую склоку. Как это можно сделать? Общеевропейской забастовкой рабочих? Для этого они недостаточно организованы, сознательны. Такая забастовка была бы началом гражданской войны, мы, реальные политики, не можем рассчитывать на это.

По поручению Самарского комитета приезжает к Ленину Г. Соколов - активный участник первой русской революции. Приходят на Мари-Роз, едва появляются в Париже, И. Полонский и Г. Котов, бежавшие из енисейской ссылки. После нелегальной работы в Донбассе прибывает А. Гречнев-Чернов. И Ленин подробно расспрашивает его о вооруженном восстании в Горловке.

На Мари-Роз придет к Ленину и Жан Нувель - секретарь социалистической организации Ниццы и корреспондент “Юманите”. Он увлечен русским революционным движением, хочет помочь большевикам в их пропагандистской работе в России. И, раздобыв доверенность некоего акционерного общества на мнимую покупку лесов в Кутаисской губернии, получит от российских властей визу. Владимир Ильич передаст Нувелю секретный пакет. Жан зашьет его в манжет брюк, чтобы провезти пакет через границу, доставить в Россию соратникам Ленина.

По многу часов проводит Владимир Ильич каждый день в Национальной библиотеке. Чтобы стать ее читателем, потребовалась рекомендация “добропорядочного лица, известного администрации”. И это рекомендательное письмо дал депутат от департамента Ньевр социалист Л. Г. Роблен.

Ленин работает и в главном читальном зале, и в кабинете периодических изданий, где к его услугам почти вся мировая пресса, в том числе и петербургская, московская. Он быстро пробегает взглядом газетные полосы, делает выписки.

Однажды Ленин узнает из газет: российский самодержец отправляется в поездку по Европе. Этот царский визит в Швецию, Италию, Англию, Францию - не обычный акт официальной дипломатии. Поездка предпринята, чтобы продемонстрировать единство международной реакции.

Ленин пишет в Брюссель, в Исполнительный комитет Международного социалистического бюро: “Шведские социалисты уже сочли необходимым по этому поводу выступить, и от их имени наш товарищ Брантинг (Карл Брантинг - лидер социал-демократической партии Швеции, один из руководителей II Интернационала.) заявил в шведском парламенте - в форме запроса правительству - энергичный протест, проникнутый духом международной социалистической солидарности”. Ленин уверен, что товарищи в других странах разделят мнение Брантинга, что и они выступят с протестом. “Необходимо только,- настаивает он,- призвать их к срочным действиям” [60].

И Международное социалистическое бюро публикует воззвание, призывающее всех рабочих Европы протестовать против визита российского царя. Воззвание находит широчайший отклик в рабочих массах.

Николай Кровавый - так величает в своих статьях российского царя Ленин - прибывает в Швецию. Его чествует королевский двор. А лидер шведских социал-демократов, сообщает в “Пролетарии” Ленин, “протестует против опозорения его страны визитом палача” [61].

Король, придворные, министры, полицейские встречают российского монарха в Италии. А социалистический депутат Одино Моргари по призыву Ленина заявляет о ненависти, о презрении, с которыми относится итальянский рабочий класс к Николаю Погромщику, к Николаю Вешателю.

Российскому монарху готовят торжественную встречу в Париже. Но и тут откликаются на призыв Ленина. Против приезда Николая II выступает Жан Жорес.

“Торжественное празднество вождей международной реакции...- с удовлетворением отмечает в “Пролетарии” Ленин,- сорвано единодушным и мужественным протестом социалистического пролетариата всех европейских стран” [62].

На фоне этого гневного протеста против вояжа российского самодержца, заявляет Владимир Ильич, особенно наглядно вырисовывается презренное лакейство перед царизмом российских либералов. Он клеймит их со страниц “Пролетария”. Клеймит депутатов черносотенной Думы, начиная от умеренно-правых и кончая кадетами, восхваляющими “обожаемого монарха”. Обрушивается на превозносящие царя полицейско-продажные газетенки: на “Голос Москвы” - орган партии “Союз 17 октября”, выходящий после пресловутого царского манифеста; на петербургскую черносотенную “Россию”, субсидируемую из секретного фонда правительства.

Эти, как и некоторые иные, российские газеты доставляются в Париж. Но порой ни в Национальной библиотеке, ни в других парижских библиотеках - Арсенале, Сент-Женевьев, Сорбоннской библиотеке, Социального музея на улице Лас Казес - не отыскивается то, что необходимо сейчас Владимиру Ильичу. И тогда, как обычно, он пишет родным. Подсказывает, где, через кого можно раздобыть отсутствующие в Париже книги и газеты.

Как-то Ленин узнает, что в России созывается съезд естествоиспытателей. Будут на нем и статистики. “Крайне важно воспользоваться этим,- обращается он к сестре Марии,- чтобы раздобыть мне земско-статистические издания” [63]. Владимир Ильич перечисляет то, что его сейчас больше всего интересует: о крестьянском и владельческом хозяйстве, особенно текущая статистика и подворные переписи; о кустарях и промышленности; об одном из принятых Столыпиным указов, касающихся крестьянского землевладения. “Если это может быть полезно.- предлагает Ленин,- я могу написать короткое заявленьице-просьбу к статистикам... для того, чтобы знакомые статистики могли ее раздавать (или показывать) статистикам других городов, прибавляя от себя просьбу (или добиваясь согласия) насчет высылки изданий” [64].