Украина — далеко не первая европейская страна, в парламент которой прошли до того одиозные политические силы. 10 лет назад даже самые смелые и прозорливые политологи не могли предположить, что партия, которая прозябает в галицком электоральном гетто, перейдет сначала Збруч, потом форсирует Днепр, дойдет до Северного Донца и спустится вниз по Южному Бугу.
Вот некоторые примеры электорального успеха радикалов из других стран:
1) 1993 год — Либерально-демократическая партия России (ЛДПР) под предводительством Владимира Жириновского[96], чьи лозунги имели исключительно реваншистский характер даже в сравнении с другими политическими силами, ностальгирующими по СССР, набрала 22,92 % голосов, став лидирующей силой в российском парламенте;
2) 1997 год, Сербия. Воислав Шешель, представитель Сербской радикальной партии, на волне все тех же реваншистских настроений набирает 27,3 % в первом туре президентских выборов и 49,1 % во втором.
3) В 2002 году престарелый лидер французского «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пен набирает 16,9 % в первом и 17,8 % — во втором туре президентских выборов. Это немало, учитывая мультиэт-нический состав французского населения, большой процент мигрантов и доминирование либеральной и левой идеологии.
4) В 2010 году движение «Йоббик — За лучшую Венгрию» набирает 16,7 % на парламентских выборах. Это случилось, возможно, благодаря военизированной стилистике движения, антисемитским высказываниям, выступлениям против цыган, протестам общественности и так далее.
Кроме того следует вспомнить электоральные успехи последних лет у «Золотой зари» (Греция), «Партии свободы» (Голландия), «Фламандского интереса» (Бельгия), «Партии независимости Соединенного королевства» (Великобритания), «Шведских демократов» (Швеция), «Настоящих финнов» (Финляндия), «Народной партии» (Швеция), «Национал-демократической партии» (Германия) и других.
Впрочем, разница западноевропейской и украинской ситуаций есть и она существенна. На Украине нет исламского фактора даже в местах компактного проживания мусульман (Крым). Татар мобилизуют скорее политические или социальные, а не религиозные факторы.
Один из наиболее интересных моментов, который сопровождал путь «Свободы» к власти в галицких областях Украины, касается ее связей с местным «третьим сектором», он же — гражданское общество. «Инфицирование» идеей актива, с одной стороны, и втягивание в орбиту своих интересов, с другой, в итоге дали значительный электоральный успех. Его залогом стало использование в качестве инструментов для собственного пиара ряда общественных структур, таких как профсоюзы, церковь, студенческие организации и так далее.
По мнению Алины Поляковой (Калифорнийский университет, Беркли), это не ново. Подобные тенденции характерны для Веймарской Германии 1918–1933 годов и постсоветской России. Парадоксальность нынешней ситуации состоит именно в «инструментализации» гражданского общества, которое вместо роли «демократического тормоза» для радикальных националистических идей становится одним из «локомотивов» политического национализма. Добавим к этому и западноцентрическую (имеется в виду запад Украины) модель нынешней официальной украинской историографии.
ВО «Свобода» имеет ряд существенных отличий от своих западных партнеров по идеологии. Согласно главенствующей идеологеме партии, основная угроза для страны исходит не от «внутренней оккупации» (в стране мало мигрантов и отсутствует исламский фактор), а от вероятности внешней агрессии. Желание сохранить Украину в качестве ближайшего партнёра России и удержать её в сфере своих интересов, озвучиваемое политиками и руководством России, воспринимается украинскими националистами с ненавистью. Последние переговоры вокруг Таможенного союза вызвали бурю негодования партии и части ее идеологически мотивированного электората.
Отметим, что русофобия партии значительно превосходит распространенную на Западе концепцию «Сионистского оккупационного правительства» (Zionist occupation government, ZOG), которая имеет типичную конспирологическую форму и, соответственно, существует преимущественно в головах ее адептов. Русофобия партии выражается в неприятии всего русского, начиная с русского языка и культуры и заканчивая русским бизнесом. Неприятие любой политики Кремля в отношении Украины имеет поддержку широкого круга националистически настроенных украинских граждан и организаций.
Обратим внимание и на географические особенности концентрации партийного электората. Выше мы продемонстрировали несомненный успех партии на всеукраинском уровне. Вместе с тем, нам следует учитывать в значительной степени ситуативный выбор этой партии избирателями на последних выборах. Вряд ли можно говорить о четком, идейно спаянном электорате, однородном в Галичине и Центре, на Востоке и Юге. Очевидно, что побудительные мотивы в разных регионах были отличны.
Кредит доверия, который получила партия, пока еще связан не с тотальным распространением идей украинского национализма в центре и юго-востоке страны, а, скорее, с поддержкой партии как незапятнанного, нового политического явления, способного противостоять «старым лицам» политического исте-блишмента[97]. Пока ещё трудно поверить, что мотивы большей части избирателей «Свободы», живущих вне галицких областей, имели идеологическую мотивацию. Как известно, апелляция к ОУН, УПА, Бан-дере и другим ключевым субъектам «свободовской» версии истории Украины ХХ столетия имеет стойкую мировоззренческую платформу только на своей малой исторической родине — Галичине и Волыни. Однако история знает немало примеров, когда каждодневная систематическая работа по изменению мировоззрения определенных слоев населения, усиленная нарастающим экономическим кризисом, приводила к стремительным переменам в настроениях и радикальному изменению политической ситуации.
Именно постоянные отсылки к истории освободительной борьбы украинского народа с «больше-вицко-москальскими оккупантами» и работа над становлением культа предшественников-героев позволила партии добиться стабильной поддержки в западных областях страны. Какими будут действия «Свободы» вне этих регионов, учитывая спорный и потенциально конфликтогенный характер «бандеров-ской» мифологемы, трудно сказать. Перед партией стоит задача удержания полученных результатов, и, по возможности, расширения электоральной базы за счет новых тактических и, очевидно, идеологических решений, которым будет противостоять традиционный костяк западноукраинского партийного актива.
Культ Степана Бандеры в западных областях страны и общесоциальная риторика в центре и на востоке позволили партии набрать феноменальное количество голосов на парламентских выборах 2012 года. Насколько эти результаты стабильны, покажут выборы в местные органы самоуправления через 2 года. Если в западноукраинских регионах старый рецепт успеха, скорее всего, сработает снова, то в остальных — неизвестно. Впрочем, отсутствие полновесной альтернативы в Галичине и на «материке» может еще раз подыграть партии, учитывая, что надеяться на рост влияния пары «регионы-оппозиция» не приходится.
Узкорегиональная электоральная ниша характерна для многих праворадикальных организаций Европы. В качестве примера можно назвать «Фламандский интерес» в Бельгии или «Лигу Севера» в Италии. Разница в том, что вышеназванные организации имеют сепаратистский, региональный характер, в то время как «Свобода», напротив, стремится к всеукраинскому статусу, основанному на унитарной, якобинской, националистической модели. Это идёт вразрез с современными тенденциями к регионализации Европы (Шотландия, Каталония, Баскония).
Главный вопрос, который определит политическое будущее партии, — удастся ли ей создать стабильные электоральные кластеры на Левобережной Украине?
Один из способов завоевания симпатий со стороны избирателей, который использует «Свобода», — это обращение к местной антикоммунистической традиции. Эта тема, в отличие от симпатий к ОУН в Галичине, мало трогает умы жителей Центральной Украины. Тем не менее «Свобода» стремится монополизировать даже этот, не имеющий никакого отношения к интегральному национализму лево-эсеровский дискурс времен Гражданской войны.
