— Три миллиона долларов, ваша доля в после­дней сделке, вас устроит? Только учтите, что деньги вы отдадите не мне, а своему брату вместе с головой.

— Ну хорошо, — прорычал генерал, — я подож­ду. А пока никто не может помешать мне поговорить с ними по-мужски.

Генерал развернулся и ринулся из кабинета.

— Вот идиот, — глядя ему вслед, пробормотал Советник.

Советская военная миссия располагалась на тер­ритории резиденции президента, включавшей целый комплекс зданий, построенных еще европейскими колонизаторами. Центром резиденции был прези­дентский дворец. Апартаменты Советника распола­гались в прекрасной белой вилле Сан-Себастьян, ок­руженной вечно цветущим садом. Спецам выдели­ли под жилье отдельный флигель, укрытый от жары пальмами. Утро Ставр и Шуракен начинали с купа­ния в бассейне. И каждое утро они находили у себя в бассейне полутораметрового питона. Поэтому, преж­де чем нырнуть в бассейн, они брали сачок, лежав­ший на краю бассейна, вылавливали гада и бросали его в кусты. Как только люди уходили, питон воз­вращался в бассейн.

В это утро спецы проделали привычный ритуал, искупались и отправились обедать в офицерский клуб.

— Привет, ребята, — приветствовали их пилоты штурмового вертолета Ми-24, сидевшие за одним из столиков в ресторане. — Заруливайте сюда.

— Привет Аспидам.

Пилотов звали Костя, по кличке Аспид-1, и Вась­ка, по кличке Аспид-2. Боевой экипаж несколько раз прикрывал спецов огнем своих пулеметов. Один из этих пулеметов, бивших на четыреста метров, они подарили Ставру и Шуракену, и те сварили для него решетчатую платформу на «крокодиле».

Официант-сантильянец подал на стол первые блюда. В клубе традиционно была неплохая евро­пейская кухня. Иногда даже готовили говядину, если замороженные туши привозил самолет из Рос­сии.

В офицерском клубе не было женской обслуги, но в этом же здании помещался другой клуб, откры­тый для гражданских. Официантками там служили специально привозимые из Бенина очень молодень­кие девушки-мулатки. Девушки проходили строгий медицинский контроль и, дорожа своим высоким по местным понятиям заработком, все свободное вре­мя мылись, чтобы никто из белых господ не почуял специфического запаха пота их расы. Шоколадные красотки были горячи и искусны в сексуальных иг­рах и беспощадны, как кошки.

— Читали в «Московском комсомольце» о зава­рухе в Абхазии? — спросил Шуракен. — Не пони­маю, какого черта нас до сих пор здесь маринуют. Черные и без нас обойдутся, а мы были бы нужнее дома.

— Не бойся, без тебя не кончится, — усмехнулся Аспид-2. — Это только начало. Еще будем вспоми­нать Сантильяну как курорт.

— В гробу я видал эти патриотические игры с ору­жием, — сказал Ставр. — Я не против войны и готов воевать где угодно, только не у себя дома. Женщины и родина существуют для того, чтобы давать героям отдых. Может, кому это покажется странным, а по мне так в самый раз.

— Ставридас по жизни больной на голову. — Тя­желая лапа Шуракена опустилась Ставру на плечо. — Но я его все равно люблю.

— Видали? — Ставр показал в улыбке ровные бе­лые зубы. — От жары Шур потерял всякую ориента­цию, в том числе и сексуальную.

— Да ладно, ваши неформальные сексуальные отношения ни для кого не новость, — сказал Ас­пид-1. — Честно признаться, ваше счастье меня раз­дражает. Почему одним — все, а другим — ничего? Надо менять второго пилота, Васька меня не воз­буждает.

— Даже не мечтай, — ответил Аспид-2. — Кста­ти, «ягуары» утром подняли вверх дном ангары и об­щагу механиков. Рылись, как коты на помойке. Ин­тересно, что они искали?

— Наверно, пустые бутылки.

— А механики говорят, вы увели у них «уазик».

— Вернем.

— А что вы делали в пять утра на аэродроме?

— Провожали московских, — Шуракен интона­цией дал понять, что тема закрыта.

В обычный день после четырех часов дня Ставр и Шуракен отправились бы в казармы и продолжили занятия с курсантами, в клуб они пришли бы ужинать и провести вечер. Сегодня им представилась нечас­тая возможность свободно располагать собой до зав­трашнего утра, когда свирепый сержант Шелумба по­строит курсантов на плацу к началу занятий.

После обеда спецы зашли в бар и выпили по пер­вой рюмке джина. Вертолетчики остались пить даль­ше, а Ставр и Шуракен отправились в бильярдную, надеясь найти там доктора Улдиса. Их надежда оп­равдалась, что, впрочем, было неизбежно, потому что начиная с двух часов дня док Улдис каждый день обретался здесь.

Сорокасемилетний худощавый и стройный муж­чина, темноволосый, с четким удлиненным лицом и коротким ястребиным носом, док Улдис исполнял свой долг полевого хирурга в Эфиопии, на Суэцком канале и бог знает где еще. Он принимал участие в ликвидации последствий нескольких ужаснувших мир катастроф и стихийных бедствий. В данный мо­мент он небрежно командовал парадом в санчасти русской колонии в Сантальяне. Это было все равно что оказаться в депо на запасных путях, если не ска­зать проще — в жопе. И так как большую часть вре­мени он проводил в бильярдной, то однажды Ставр поинтересовался, не утратил ли док навыки своего основного ремесла.

— При необходимости я вырублю и проопери­рую тебя в любой воронке от снаряда, — с характер­ным латышским акцентом сказал док Улдис.

Увидев появившихся в бильярдной спецов, он обрадовался.

— Для начала по двадцать долларов, — предло­жил он, — и я даю пять очков форы.

Пять очков форы нисколько не умаляли досто­инства Ставра и Шуракена, потому что в сравнении с доком оба играли одинаково плохо. Им недостава­ло опыта.

— И кого вы хотели перекатать? — спросил док Улдис, записывая себе первую игру. — Дока Улдиса хотели перекатать? Нет, мальчики, дока вам не пе­рекатать. Продолжим?

— Продолжим, но прежде зальем горючее в баки, — сказал Шуракен.

Он положил кий и двинулся в бар.

— Зайдите в санчасть, возьмите антибиотики, — сказал док Улдис, когда они со Ставром вышли из бильярдной следом за Шуракеном.

— Спасибо, еще не кончились.

— Очень плохо. Не боитесь вы, ребята, малярии, а зря не боитесь. Она ведь, как птичка, прилетит и сядет.

— Да ладно, док. Знаете, какой радиус дально­сти полета комара? Десять метров, мы с вертолет­чиками прикинули. Хрен ли ему летать дальше? Для переноса малярии он еще должен укусить кого-нибудь больного, а здесь, в резиденции, «ма-лярки» ни у кого нет. Получается, антибиотики зря жрать себе же хуже. А вот промедол, кстати, кон­чился.

— Что ты говоришь? И с чего он вдруг кончился? Не припомню, чтобы кто-нибудь из вас припол­зал ко мне с рваной шкурой.

— В последнем рейде один черный поймал трас­сирующую пулю, и трассер взорвался внутри. Пока мы его до госпиталя тащили, вкололи все, что было, пять доз.

— Ну с пяти доз вы его, надеюсь, вырубили?

— Не надо цинизма, док, — строго сказал Ставр. — Мы не употребляем наркотики. Это воп­рос выживания, сегодня я поймаю кайф, а завтра депрессуху. Руки у меня будут дрожать, глаз — тух­лый, и мне прострелят башку.

Шуракен шел впереди, и его спина перекрывала Ставру обзор большей части бара. Но в минуты опас­ности спецы понимали друг друга, как собаки, на те­лепатическим уровне. Поэтому, когда напрягся Шу­ракен, Ставр прежде ощутил, как рефлекторно на­пружинились его мускулы, а потом увидел генерала Агильеру.

Устрашающий, как черный смерч, который ло­мает и разрывает на куски все живое на пути, гене­рал двигался им навстречу. На нем был обычный тро­пический камуфляж, но голову венчала имперская фуражка с золотым гербом и роскошными галуна­ми. Под ней, как черная дыра, зияло эбонитовое лицо и неукротимой яростью горели зрачки. Вихрь ужаса, который он распространял вокруг, поднял си­девших в баре сантильянских офицеров, они вытя­нулись и оцепенели, выпучив на генерала фарфоро­вые белки.

Сквозь кровавую завесу, застилавшую глаза, ге­нерал Агильера не увидел никого, кроме Шуракена, который обозначался в пространстве бара как мону­мент.

Огромными шагами генерал преодолел разделяв­шую их дистанцию и, с ходу размахнувшись, двинул Шуракена в челюсть. Этот удар отправил бы в нока­ут любого, но Шуракен относился к той породе му­жиков, которые держат даже удар копытом. По се­мейным легендам, его прадед валил жеребца, схва­тив его за задние ноги.