В угрожающем молчании они проехали через КПП аэродрома. Охранник лениво приветствовал их. Спецы часто приезжали на аэродром к вертолет­чикам или к экипажам самолетов из России.

Молчание становилось все более напряженным.

— У тебя что, спермотоксикоз? — наконец про­говорил Шуракен. — На одну плоскость с сучьим потрохом Джориком нас поставил. Все обосрал!

— Я ни к кому не приставал. Она сама так ре­шила.

— Которая?

— Во всяком случае, не Наташка, она дала бы тебе.

Шуракен погрузился в мрачное молчание.

— Тушканчики, твою мать, — проворчал он.

11

Тем временем события в Москве развивались са­мым угрожающим образом. Несмотря на отставку, генерал Осоргин оставался членом элитарной груп­пы военных и политиков, чье мнение по-прежнему учитывалось в критических ситуациях. Он получал закрытые аналитические отчеты и обзорные матери­алы, которые позволяли постоянно быть в курсе со­бытий. Осоргин не удивился, когда на дачу к нему пожаловал один из начальников Генштаба генерал-лейтенант Рюмин. Осоргин понимал, о чем пойдет разговор. — Комитет объявит в стране чрезвычайное по­ложение, отстранит Горбачева от власти и примет ру­ководство страной до тех пор, пока не будет сфор­мировано законное правительство. Партия должна снова взять власть, — ввел его в существо проблемы Рюмин.

— А вы не боитесь спровоцировать гражданскую войну?

— Ты преувеличиваешь, Алексей Федорович. Речь идет всего лишь о смене лидера, не оправдав­шего доверия партии. Мы готовы к тому, что в Мос­кве возможны отдельные акты неповиновения со стороны толпы и всякого сброда.

— Те, кого вы называете сбродом, наш народ. И он не с нами, он против нас, — веско возразил Осоргин.

— Вот поэтому ты нам и нужен. Армия должна быть с нами.

— Мы с тобой видели танки на улицах Праги. И ты готов теперь выпустить их на улицы Москвы?

— Я не понимаю тебя, Алексей Федорович, я пришел к тебе как к нашему человеку, которому до­веряют все члены комитета. Мы рассчитываем на твою помощь, а ты рассуждаешь как враг, как оппор­тунист.

— Я рассуждаю как человек, который не хочет давить танками людей на улицах города, который бесконечно люблю.

— Это слова обывателя, а ты боевой генерал, Осоргин. С каких пор ты забыл, что такое присяга, долг? Забыл, кому обязан всем, что имеешь — карь-

ерой, званием, наградами. Даже эта дача дана тебе партией. Наконец, подумай о судьбе сына.

Осоргин заметно дрогнул. Он хорошо знал, что может последовать за подобными разговорами.

— Ты угрожаешь мне? Мне — своему команди­ру, которому обязан тем, что не сложил голову в Аф­ганистане, да еще и вернулся оттуда с генеральски­ми звездами?

— Прости, Алексей Федорович, ты не так меня понял. Я другое хотел сказать. Если партия вернет себе власть, у него будут те же возможности, что и у тебя. А если власть расхватает быдло, хамье? Ты пра­вильно сказал, они нас ненавидят. Ненавидят и бо­ятся. Они развалят армию, уничтожат КГБ. А твой сын — кастовый офицер.

— Слава богу, что Егор сейчас за границей.

12

Щенка звали просто Малыш, или Мелкий. Со­баки в Сантильяне были редкостью, потому что их успевали съедать быстрее, чем они размножались. Щенка спецам летчики привезли из Москвы.

Как только Ставр и Шуракен переступили по­рог коттеджа, Малыш, бешено колотя хвостом, вы­катился им под ноги. Шуракен обхватил его ладоня­ми под передние лапы и поднял. Щенок повис длин­ным голопузым тельцем и шлепал языком, пытаясь дотянуться до заросшей щетиной физиономии.

— Послушай, бульдозер, не дави Мелкого, — ревниво сказал Ставр.

Шуракен протопал прямо на кухню, достал из хо­лодильника колбасу, нарезал и положил в собачью миску.

— Иди ешь, паразит, — нежно сказал он.

Но Малыш продолжал носиться между ним и Ставром, всем своим видом показывая, что он со­вершенно бескорыстно радуется их возвращению.

Ставр бросил в гриль два бифштекса и достал из холодильника пару банок пива.

Курсанты еще не вернулись из лагеря Вигоро, по­этому спецы могли позволить себе завалиться спать, что они и сделали, после того как покончили с биф­штексами. Они не надеялись, что кража девушек сойдет им с рук, но здесь, в резиденции президента, где все было под контролем, они чувствовали себя в относительной безопасности. Даже генерал Агилье-ра не мог безнаказанно оторвать им головы на тер­ритории своего брата. Расправляться с кем-либо здесь имел право только сам Давид Агильера, а он, как всякий диктатор, был особо заинтересован в профессиональной подготовленности своих служб бе­зопасности. Он уже имел возможность оценить ре­зультаты жестокой выучки и профессиональной дрессировки, которой русские спецы занимались с тощими, ленивыми и свирепыми парнями, попадав­шими им в руки. В знак благодарности за первый вы­пуск курсантов и за проведение нескольких специ­альных операций Давид Агильера лично прицепил на куртки Ставра и Шуракена Серебряные кресты за «выдающуюся храбрость и умелое руководство подчиненными в бою». Грамоты с гербами республики висели у спецов в коттедже, приколотые на сте­ну среди фотографий, на которых они стояли на фоне джунглей, своего «крокодила» и боевых верто­летов. Кстати, напрасно кто-нибудь думает, что в коттедже, как во временном логове холостых мужи­ков, имели место бардак и всякое безобразие. Здесь был их дом вдали от дома.

Пока спецы отсыпались после ночных подвигов, разъяренный генерал Агильера искал их в таких мес­тах, где они могли бы спрятать украденных девушек и заняться с ними сексом, иначе для чего они их кра­ли? Его головорезы перевернули вверх дном лагерь Вигоро и ангары вертолетчиков на аэродроме. Они узнали, что на рассвете, сразу после вылета россий­ского самолета, спецов видели на КПП. Генерал Аги­льера понял, что белые девушки, за которых он, не скупясь, отвалил немалые деньги, безвозвратно по­теряны. У него в голове не укладывалось, что найдут­ся люди, у которых хватит наглости и безрассудства нанести оскорбление и прямой убыток ему, всесиль­ному и, подобно библейским воителям, не знающе­му предела жестокости в расправах. Чтобы спустить пары, генерал пристрелил несколько человек из ох­раны виллы, но это не вернуло ему душевного спо­койствия. Во-первых, негодяй начальник охраны, до­пустивший саму возможность оскорбления, успел удрать, а во-вторых, удовлетворить генерала могла только кровь обидчиков. Он погрузился в белый бро­нированный «мерседес» и в сопровождении двух ма­шин с «ягуарами» примчался в резиденцию. Он по­требовал, чтобы Советник сдал ему спецов.

 — Вынужден расстроить вас, Джошуа, — Совет­ник говорил спокойно, как человек, располагающий реальной силой и властью, — они подчиняются мне, но это означает, что я несу за них ответственность. В Москве есть полковник Марченко, это их хозяин. Для него нет ничего невозможного, и в случае гибе­ли своих людей он добьется, чтобы назначили слу­жебное расследование, и сам возглавит его. Вместе с ним сюда явятся ушлые ищейки из контрразведки. И они нароют здесь столько интересного, что смерть двух дураков вообще перестанет их волновать. Не будете же вы рисковать серьезным бизнесом ради кратковременного удовольствия?

— Дьявол! — заорал генерал, который в течение нудной речи Советника с трудом сдерживал чув­ства. — Они залезли в святая святых — мой дом! Во­нючие гиены, они уволокли мой кусок мяса! Никто из тех, кто причинил мне неприятности, не остался в живых, и они не будут исключением. От вас не­много требуется, только выгоните их из норы. По­шлите их куда-нибудь, остальное мое дело. Джунг­ли не выдают тайн.

— Отлично, я позабочусь о том, чтобы они носа не высунули из резиденции.

— Как это понимать?

— Вам придется потерпеть, пока не станет по­нятно, во что эта история выльется.

— Кара теряет всякий смысл, если не настигает немедленно.

— Ваше нетерпение может дорого вам обойтись.

— Мне наплевать, во что это обойдется! Если

речь идет о деньгах, скажите, сколько я должен за них заплатить, и я куплю их шкуры вместе с потро­хами.