Оставим это без комментариев. Но вспомним все же, что еще не так давно Савва Иванович внес казенным театрам за него большую неустойку. Помнил ли Шаляпин об этом, когда подписывал контракт с казенной оперой?

И все же осудить его за уход из Мамонтовского театра трудно. Для него театр этот был заключен в нескольких именах, в первую очередь в Мамонтове, Рахманинове и Коровине. Мамонтов явно переставал быть душой дела и его руководителем. Коровин уже в конце 1898 года стал сотрудничать в Большом театре. Ушел из театра и Рахманинов.

Все менялось. Если бы Шаляпин прожил долгие годы в Московской Частной опере, если бы он давно пустил в ней прочные корни — было бы другое дело. Такие артисты, как Секар-Рожанский, Цветкова, Забела-Врубель в ту пору не думали об уходе. А он, Шаляпин, как показали обстоятельства, был здесь своеобразным гастролером. Он не сжился с труппой. Действительно, очень скоро его имя стало звучать особо. Говорили о Мамонтовском театре и прежде всего вспоминали имя Шаляпина. И он быстро привык к этому.

В истории его поспешного ухода из Московской Частной оперы раскрывается одна, уже тогда заметная особенность его внутреннего склада: он одиночка. Он не артист, входящий в ансамбль равных. Он и не артист, который чувствует себя членом коллектива. Он царит над ансамблем. Если бы он был личностью несколько иной выделки, он подумал бы о том, что теперь ему следует возглавить дело, которое вынужден покинуть Мамонтов, объединить его, стать вожаком. Словом, он мог бы подумать о том, что пришло время строить свой театр. Но потребности создавать свой театр у Шаляпина в те годы не было.

Великопостные гастроли в Петербурге в начале 1899 года прошли с огромным художественным успехом. В центре внимания, как и следовало ожидать, оказался «Борис Годунов». Шаляпин вывез из столицы немало восторженных статей. Он получил теперь всероссийское признание. В этот приезд он еще больше сблизился со Стасовым, бывал у Римского-Корсакова, у него дома вместе с Забелой-Врубель он много пел, при этом Шаляпину было с Глазуновым и Лядовым проще, чем с Римским-Корсаковым, который своим профессорским обликом и присущей ему сдержанностью в какой-то мере расхолаживал певца. У Корсаковых он пел охотно, но раскрываться так, как умел у других петербургских друзей — у В. В. Стасова, А. К. Глазунова, он был не в состоянии.

Кончились гастроли. Кончился сезон. В семье Шаляпина образовалось пополнение: родился первенец Игорь. И оказалось, что Федор — отчаянный отец. Он безумно полюбил своего малютку.

Осенью, в сентябре, он давал прощальные спектакли в Московской Частной русской опере. Они собирали толпы народу. Но в театре царило сумрачное настроение. Ожидался скорый судебный процесс по делу Саввы Мамонтова и было неизвестно, чем он завершится.

Дела Мамонтова не входят в круг тем этой книги. Но личность Саввы Ивановича такова, что, рассказав о нем подробно, я считаю себя обязанным и завершить его биографию, хотя она отнюдь не закончилась вместе с окончанием судебного процесса.

Крупный промышленник, железнодорожный концессионер и участник ряда иных предприятий, Савва Иванович Мамонтов считал, что все средства, имеющиеся в его распоряжении, он может передвигать куда ему заблагорассудится, перекидывать из одного предприятия в другое, распоряжаясь ими как собственными, в то время как официально некоторые его предприятия значились акционерными обществами. Следовательно, владельцами их были собственники акций. Но, как часто водилось, и не только в России, акционерные общества являлись, по сути, лишь ширмой для частного предпринимательства. В самом деле, в управлении Московско-Архангельской железной дороги все ответственные посты занимали родственники и свойственники Мамонтова. Его сыновья, в частности, считались директорами дороги и могли решать финансовые дела, не считаясь ни с кем.

Так и получилось, что уже с 1895 года Мамонтов стал оказывать финансовую поддержку одному из своих убыточных предприятий — Невскому механическому заводу — из средств железнодорожных, как бы в виде авансов под заказы на рельсы. Такого рода операциями было перемещено из одних (акционерных по формальной сути) предприятий в другие несколько миллионов рублей. Когда же государственная ревизия это обнаружила, то выяснилось, что Мамонтовы не в состоянии вернуть выданные Невскому заводу средства. Их не оказалось: Мамонтовы рассчитывали на большой государственный подряд, который принес бы им значительную наличность, ею они думали погасить задолженность завода. Но подряда не получили.

К тому же Мамонтов и некоторые его ближайшие родственники получали авансы в значительных суммах, которые не были истрачены по назначению. Словом, речь шла и о растратах.

Чем мог кончиться процесс? С. И. Мамонтов и другие, привлеченные к делу, могли быть осуждены на лишение прав и на тюремное заключение, то есть были бы опозорены навсегда.

Но Москва осталась верной себе. Не так давно, по делу М. В. Лентовского, было признано, что он не должен отвечать в уголовном порядке. Его только объявили несостоятельным должником. Москва, ценившая его художественные начинания, простила ему нераспорядительность и нерасчетливость в денежном отношении.

Так случилось и теперь по делу неизмеримо более крупному и шумному. Суд присяжных признал наличие установленных следственными властями фактов незаконного оперирования деньгами вкладчиков и тем не менее счел подсудимых в уголовном порядке оправданными. А в порядке гражданском им надлежало вернуть то, что с них причиталось.

Мамонтов ушел из суда свободным, но начисто разоренным. Теперь у него не было ни заводов, ни железнодорожной концессии, ни других предприятий. Он лишился и своего нарядного, убранного редкими вещами особняка на Садово-Спасской у Красных ворот, и имения Абрамцево. В его собственности остался лишь маленький домик за Бутырской заставой и мастерская по обжигу керамики — его любимое детище, которому теперь он отдался с увлечением подлинного художника. Отныне он не мог и думать о собственном театре, обратившемся в «товарищество артистов», а когда ему предложили стать консультантом в казенном Большом театре, он отказался.

С огромным мужеством перенес он крушение всей своей жизни. Нередко в домишке за Бутырской заставой можно было застать его былых друзей — художников, артистов. С ними он не порвал, как и они не порвали с ним…

21 сентября состоялось прощание Шаляпина с бывшим Мамонтовским театром. В «Русском слове» по этому поводу появилась заметка следующего содержания:

Пессимистический прогноз газеты не оправдался. И без Шаляпина Частная опера, став товариществом артистов, просуществовала еще несколько лет, благодаря, в частности, тому, что во главе ее стал просвещенный и энергичный музыкант М. М. Ипполитов-Иванов.

Итак, 21 сентября 1899 года Шаляпин простился с Частной оперой, а через три дня в Большом театре шел «Фауст». Партию Мефистофеля исполнял новый артист императорских театров Шаляпин.