«Коллега болен самомнением…» Коллега болен самомнением. Он хроник… Трудно излечим. Когда располагает временем, — Своим, чужим, – не важно чьим, — Он говорит, а мы молчим. А если что-то вдруг напишет, В восторге он от писанин. Глядит на рукопись, не дышит: «Ай, Тушкин, ай, да сукин сын…» «Полно в киосках зарубежных дисков…» Полно в киосках зарубежных дисков, А юный бард в Европу заспешил, Чтоб нашу Русь представить по-английски… Как будто бы родной язык не мил. Обидно мне и горько за Россию. За русский стиль и за родную речь. Уж если мы смогли войну осилить, То свой престиж сумеем уберечь. «Бывает, что мы речи произносим…» Бывает, что мы речи произносим У гроба по написанной шпаргалке. О, если б мертвый видел, Как мы жалки, Когда в кармане скорбь свою приносим. И так же радость делим иногда, Не отрывая взгляда от страницы… Еще бы научиться нам стыдиться. Да жаль, что нет шпаргалки для стыда. «Пацаны насилуют девчонку…» Пацаны насилуют девчонку… На костре палят, Чтоб не было следов. Я б в отместку вырвал им печенку, Или к стенке – под пяток стволов. Мы же либеральничаем с ними, — Позабыв, что ладим со зверьем… И гордясь законами своими, Дарим жизнь им… И приют даем. «Великое время…» Великое время. Ничтожные дни. Посеяли семя. А выросли пни. «И до зеков докатилась эта новость…» И до зеков докатилась эта новость, Что не зря они министра ждут. И хотя над ним еще вершится суд, Пол и койка вымыты на совесть. А другой министр, нахапав денег, Сгинула в отстойник «под декрет…» В Белый дом послать бы надо веник, Пусть от сора чистят Кабинет… «Как хлеб по карточкам…» Как хлеб по карточкам, — Свободу Нам выдают под аппетит. Власть назначает быть народом Тех, кто ее боготворит. Тасуют лидеры друг друга — Сегодня я, а завтра ты… И сник наш рубль от испуга. И жизнь под боком нищеты. «Мы вновь летим в чужую благодать…» Мы вновь летим в чужую благодать. В чужой язык, к чужим пейзажам. Но вряд ли мы кому-то скажем, И даже вида не покажем, Как тяжело Россию покидать. «Я за смертную казнь стою…» Я за смертную казнь стою. Мне Беслан выжег болью сердце. Прямо в душу глядят мою Дети с огненной круговерти. Упразднили смертную казнь, Но спросить матерей забыли, Как им выжить без детских глаз?! Как им жить, если жизнь убили?! «Воруют министры в России…» Воруют министры в России. Воруют лакеи и знать. Но кто-то, закон пересилив, Неволи сумел избежать. А если кого и сажают, Так чаще – не главарей… Министр же нужен державе, Как ворон добыче своей. «Для такой державы, как Россия…» Для такой державы, как Россия, Мало президента одного, Если даже Путин не осилил Пьянство на Руси и воровство. А Медведев просто очень молод И не знает, где растратить пыл. Дали бы ему на пробу город, Чтоб он там вначале порулил. Накопил бы драгоценный опыт, Словно конь на боевом плацу. А пока сидит Россия с голой ж-й, Думая, что это ей к лицу. «Почему природные богатства…» Почему природные богатства Не принадлежат теперь стране? Кто-то их нахально заграбастал И рубли считает в тишине. Всем принадлежат дары Природы. Те же, кто присвоил нефть и газ, — Посягнули на права народа. А, по сути, обокрали нас. «Жаль, что жизнь ты прожил так бездарно…» Жаль, что жизнь ты прожил так бездарно, На гульбу потратив столько сил. Был бы жив ученый Чарльз Дарвин, — Ты бы в обезьянник угодил. «Обрубили у деревьев ветви…» Обрубили у деревьев ветви, Чтоб не зазнавались впредь. И теперь листвой не поиграют ветры. Певчим птицам стало негде петь. Кто и для чего придумал эти казни? За какую прихоть или мзду У деревьев отменили праздник. У людей украли красоту. |
