- Ты вернулся, вернулся, любовь моя! – шептала она, не прекращая неистового действия.
Колдун ухватил девушку за талию и отодвинул от себя, желая разглядеть лицо бывшей возлюбленной. Перед ним стояла высокая черноволосая морянка, на красивом лице которой блестели наполненные слезами серые глаза. Это была маркиза ла Нои, младшая дочь в семье, которая в свои пятнадцать лет влезла в его постель, о чем потом болтал весь двор. Неужели она была последней?! Он призадумался, осматривая её повзрослевшие черты лица и округлости тела. Видимо, именно она провожала его в далекий путь, бывших любовниц страже было строго запрещено пускать в эти покои. В противном случае сюда могла бы заявиться любая барышня, пожившая хотя бы с месяц при дворе. Ортек усмехнулся – в былые времена мать этой девочки искала его благосклонности, едва узнала, что черноморский царевич, волчье отродье, унаследовал морийский престол, хотя против проявленной настойчивости этой женщины не устоял бы даже Уритрей, отличавшийся непогрешимой верностью своей супруге Галии. Тогда Ортек уступил, насмехаясь над её упорством и наслаждаясь её красотой, а она же растаяла, когда поняла, что стремилась быть вместе с новым государем не только из выгоды и приобретенного статуса фаворитки, но и чувств, которые сама себе намечтала. Таким объяснением Ортек удосуживал любую женщину, признававшуюся ему в любви, ненависти, ревности. Многие из них поначалу хотели занять место на троне правителя, другие жаждали лишь его близости, были и те, кто собирался воткнуть ему в грудь острый кинжал во время сладкого сна. Но морийский государь не взял себе жену. Ни для кого уже не было тайной, что он никогда не обретет наследника, а значит не было необходимости в государыне – но борьба за сердце черноморского царевича продолжалась и не стихала уже которое десятилетие, только теперь многие из соперниц надеялись на победу своих дочерей. Нравы в Алмааге были далеки от целомудренных уставов, провозглашаемых богиней Тайрой. На острове испокон веков возносили мольбы лишь текучему Морю, всемогущему, но изменчивому подобно всем женским сердцам - так говорили поэты.
- Арре, твой прекрасный бутон распустился в восхитительную розу, - проговорил государь. Но в ответ на слова она лишь вздернула маленьким носом, видимо, считая, что он не рад тому, что она повзрослела.
- Я смиренно ждала Вас все эти годы, Ваше Величество, - обиженным капризным тоном произнесла маркиза, ожидая немедленной ласки за свои надутые губки.
Он не сумел сдержать смешка, а вскоре захохотал во всю силу. Девушка отбросила прочь его руки с плеч и, всё еще поглядывая на государя из-под приспущенных темных ресниц, повернулась к нему боком, демонстрируя изящный профиль лица.
- Конечно, среди горячих алмирок вы были не столь сдержанны! Но говорят, что они черны как сажа?! – фыркнула она, еще далее отходя вглубь комнаты. Маркиза отступала прямо в спальню, при этом изгиб её тела манил прекрасными формами.
- Разве может кто-то сравниться с дочерьми Моря! Жаль лишь, что в большинстве своем они более болтливы, чем русалки и рыбы в морской бездне! – он продолжал посмеиваться и уверенно двинулся за красавицей. Дорога на корабле изнурила его, но колдунам быстро возвращались силы, и хотя Ортек мечтал побыть несколько часов в одиночестве, нынче он изменил планам – не стоило игнорировать приятный сюрприз в собственной спальне. Когда-то он ведь действительно её ценил, как и многих других, но предпочитал, чтобы его возлюбленные не устраивали истерик и сцен ревности, именно из-за этого многие из них становились бывшими и навсегда теряли свои позиции фавориток государя.
- А еще говорят, что рядом были эрлинки и черноморки, – она кокетливо улыбнулась. Девушка юркнула за дверь спальни, а после забралась со смехом на большую кровать, устеленную свежими простынями. – Почему вы мне не писали, государь?
Он криво оскалился, её вопросы хотя и высказывались в шутливом тоне, но были совсем неуместны. Никто не имел права требовать от государя подобных ответов, никто, кроме самых близких людей… Тем не менее он приблизился к ней и склонился над этим юным созданием. Взгляд соскользнул на картину, что всегда висела около его ложа - простой рисунок, обрамленный лишь узорчатой рамкой из красной сосны. Через небольшой желтоватый листок бумаги проходила черная полоса. Ортек зажег в воздухе огненный шар напротив стены, чтобы развеять мрак и лучше разглядеть лицо, которое, ему казалось временами, он позабыл. Тени на картине не разгладились, а лишь явственнее прояснилось, что весь рисунок испещрен неровными соединенными краями от разрыва бумаги.
- Что это?! – вскрикнул он, ощетинившись от гнева. В один прыжок он оказался около стены и осторожно взял в руки дорогую своему сердцу картину. – Кто это сделал? – его негодующий взгляд прошелся по Арре, которая от испуга присела на простынях.
- Я хотела, чтобы художник нарисовал новый портрет, Ваше Величество, - испуганно пролепетала маркиза, - но граф Элбет сказал, что вы не потерпите подмены. Он… Я…
- Это сделала ты? – ярость и ненависть все также полыхали в его взгляде. Он знал, что более никто не мог проникнуть в эти покои за время отсутствия государя. Только женщины, которые входили в любые апартаменты во дворце, ежели к ним был милостив их хозяин, а также его приближенные, к коим в Алмааге относился Элбет, Морис Росси, его казначей, видорий Олий и еще несколько верных людей. Но здесь уже долгие месяцы не должны были появляться ничьи фигуры, лишь прислуга готовила убранство к приезду государя… - Как?
- Я… Государь мой, прости меня, - она зарыдала во весь голос и упала перед ним на колени. Похоже, она предчувствовала все эти годы, что наказание за свершенное безумство будет суровым. – Когда ты покинул меня в ту далекую ночь, то больше глядел на этот портрет, чем в мою сторону! Ты всегда не сводил с него глаз! Я была не в силах этого вынести… Кто она? Почему она так долго угнетает ваше сердце? Теперь я вижу, что даже тяготы войны не затмили её лика… Я хотела разорвать в клочья этот рисунок, - она уже не молила, а вызывающе и обвинительно бросала упреки сквозь всхлипывания и затихавшие рыдания. – Я бы спалила его в камине, если бы не граф Элбет, принесший мне ваш прощальный подарок, который вы велели ему передать… - Арре протянула к нему ладонь, на среднем пальце которой был нанизан серебреный перстень с малыми рубинами по всей длине. Ничего незначащий дар очередной любовнице. Ортек нахмурился, пытаясь вспомнить столь далекие, уже затуманенные в сознании события.
- Вон отсюда, - чуть слышно произнес он. Он хотел, чтобы она поскорее исчезла с его глаз, поэтому невидимый поток воздуха будто бы поднял её с пола и подтолкнул к двери. Его гнев унялся в тишине, что, наконец, воцарилась в комнате. Женские крики и слезы, к тому же без особого повода, приносили одно раздражение.
Ортек вытащил из рамки рисунок и, подойдя к мягкому креслу у темного пустого камина, опустился в него, собираясь рассмотреть потрепанный портрет. Контуры карандаша стирались со временем, но он не забывал добавлять им красок. Вот и сейчас он поднял с пола маленький уголек и подрисовал большие темные глаза, сжатые губы, длинные локоны волос. Элбет соединил разорванные части с помощью чар, и теперь бумага была твердой и несгибаемой, а прежде… Черноморец вспомнил, что оставил этот рисунок во дворце, убегая вместе с другом-пиратом в северный лес, и именно поэтому стремился возвратиться в апартаменты деда, завершив свою миссию. Автор рисунка был для государя не менее дорог, чем девушка, изображенная на нем. Но тайю, порой разрисовывавшую чистые бумаги, и верную подругу-мага, которую он любил юношей, еще не познавшим первых чувств - обеих спутниц он не сумел уберечь от ухода в царство богов, туда, где нога чародея не ступала ни в какие времена. Он не сохранил им жизни и даже после смерти не мог надеяться на встречу… Надежда и вера поддерживали его народ, в его душе этим чувствам не было места.
Вставив рисунок обратно в красивую раму, Ортек провел по поверхности бумаги рукой – давно следовало защитить картину крепким прозрачным стеклом, но прежде он так любил подрисовывать любимые черты. Теперь же невидимая пленка покрыла рисунок, которая послужит надежной преградой от пылинок, а также чужих рук. Он откинулся на спинку кресла и направил отрешенный взгляд в темную дыру за решетками камина. На верхней полке распологались резные статуэтки и драгоценные изделия, от разнообразия и числа которых трудно было не удивиться, но колдун даже не обратил внимания на новые подарки, выставленные на обозрение. Перед ним блистали подсвечники из Рудников, вазы Ал-Мира, золотые плоские кубки и чаши эрлинов, предметы из Аватара и Черноморья… Всё это было его, а точнее все эти земли отныне преклонялись перед величием морийского государя. Почти все, мелькнуло в голове.
