Через год новый Президент назначил Мостового министром энергетики, и не ошибся. Истосковавшись по настоящему делу, Василий Иванович дневал и ночевал в своём новом кабинете, но отрасль из кризиса вывел с минимальными потерями, и созданную ещё в Союзном государстве структуру разветвлённых электросетей чудом сохранил. Это подняло его авторитет на новую высоту. Теперь все знали Мостового как талантливого и жёсткого управленца, и уже не вспоминали его, как ярого сторонника Сталинской политики. Да и само прозвище «Сталинский сокол» воспринималось как лёгкая ирония по отношению к политическому долгожителю, а не как клеймо апологета сталинизма.

Накануне своего юбилея Мостовой записался на приём к Премьеру. Несмотря на занятость, Премьер нашёл для Василия Ивановича полчаса, и принял его очень тепло.

– Я знаю, что в связи с моим юбилеем готовится к подписанию Указ о награждении меня высоким орденом третьей степени, – с небольшой заминкой выговорил визитёр, сознательно опустив название государственной награды. Это не ускользнуло от внимания Премьера. Для большинства коллег Мостового не было секретом, что ко всем новым наградам последний не испытывал никакого почтения, считая их побрякушками и прихотью бывшего Президента.

– Василий Иванович! Для Вас всё, что могу! – развёл руками Премьер.

– Благодарю Вас! – склонил голову Мостовой. – А нельзя ли мне вместо третьей степени…, – тут Василий Иванович сделал паузу и многозначительно посмотрел на Главу правительства, – …вернуть в «руководящую обойму» трёх пенсионеров.

С этими словами Мостовой извлёк из папки лист с тремя фамилиями и передал их Премьеру. Чиновники вроде Мостового редко обращаются к руководителям высокого ранга за помощью, предпочитая всё решать своими силами, но уж если обращаются, то это действительно заслуживает пристального внимания. Премьер знал об этом, поэтому не стал откладывать лист в сторону и изучил список в присутствии министра.

– Позвольте, Василий Иванович! Вы просите вернуть трёх бывших руководителей на указанные вами вакантные должности, но ведь это люди не из вашего министерства! – удивился Премьер. – И должности, на которые Вы их рекомендуете не в сфере ваших интересов.

– По большому счёту, это смежники, – ничуть не смутившись, пояснил Мостовой. – Я понимаю, что залезаю не в свой «огород» и это можно расценить, как бестактность, но прошу Вас отнестись к моей просьбе со всей серьёзностью. Министерства, куда я их рекомендую, испытывают острый кадровый голод. Желающих занять руководящее кресло много, а вот настоящих специалистов нет. Мне нужно, чтобы они проработали хотя бы пару лет на контрактной основе и подготовили себе достойную замену. Мне это необходимо, чтобы успешно решать проблемы министерства, за которое отвечаю. Повторяюсь – это мои смежники, и они мне нужны.

– Это выходит за рамки моей компетенции, – вздохнул Премьер. – Надо выходить на Президента, но раз я обещал Вам содействие, то сделаю всё от меня зависящее.

Вопреки желанию юбиляра, юбилей отметили шумно и с размахом. Президент лично вручил Мостовому орден, но самым желанным подарком для Василия Ивановича было известие о том, что его просьба удовлетворена, и указанные им кандидаты работают в нужных ему министерствах на нужных должностях.

Этот случай долго обсуждали в министерстве, и образ Мостового, как сухаря, которому всё человеческое, кроме работы, чуждо, постепенно стал меняться на образ человека внимательного и даже душевного, но скупо проявляющего эмоции на людях. Василий Иванович знал об этом, но относился к созданию нового имиджа равнодушно.

– Главное чтобы это не мешало работе. – сказал он как-то на встрече с журналистами. И это было правдой: Василий Иванович давно не испытывал щемящих душу чувств по веку прошедшему, всё, что он сейчас делал, было подчинено одной единственной цели – великой цели, ради которой он и жил.

22 сентября 20** года после обеда Василий Иванович работал с документами. В отличие от бывшего Президента, о котором говорили, что он работает с документами в состоянии полного беспамятства, Мостовой с бумагами работал вдумчиво, не торопясь, делая на полях документа многочисленные пометки. Ни один документ, попавший на стол Мостовому, не проходил проверку с первого раза. Как правило, вся документация, пестрившая вопросительными и восклицательными знаками, отправлялась к исполнителям на доработку. Большим успехом считалось, если документ визировался со второй попытки.

В заключение государственной комиссии о причинах аварии на Уральском механическом заводе Мостовой вчитывался с особым вниманием. Это предприятие входило в ведомство «Росатома», и к его министерству прямого отношения не имело, но события на УМЗ (Уральском Механическом Заводе) напрямую ставили под удар всё министерство. Накануне до него дошла информация, о том, что бывший директор УМЗ Валерий Бритвин скрывается от органов следствия и по этой причине объявлен в розыск.

Отложив в сторону документ, Мостовой снял трубку телефона и позвонил одному из заместителей министра внутренних дел, с которым был в дружеских отношениях ещё со студенческой скамьи.

– Здравствуй, Никита! – сказал он генерал-лейтенанту милиции Никитенко.

– Приветствую тебя, прости, чуть было не сказал «старый лис»! – в тон ему ответил высокий милицейский чин, который не любил, когда вспоминали его студенческую кличку.

– А ты не извиняйся! Я действительно старый и этого не скрываю, а на лиса не обижаюсь.

– Я так понимаю, что ты позвонил не для того, чтобы сообщить эту потрясающую новость.

– Правильно понимаешь. Твои ребята объявили в розыск некого Бритвина Валерия….

– Это не мои ребята, – перебил его Никитенко. – Это прокуратура объявила, а мои орлы его ищут.

– Ты всех по фамилии знаешь, кто в розыске? – съязвил Мостовой.

– Нет не всех, но эта фамилия у меня на слуху. Дело-то громкое, большой общественный резонанс имеет, поэтому стоит у меня на контроле.

– Я попросить тебя хотел, чтобы при задержании с ним поосторожней. Он мне живой нужен.

– Мне тоже, а тебе-то зачем?

– Этот засранец мне международный заказ сорвал, теперь весь проект «ТУС» под угрозой. Я тут почитал заключение государственной комиссии о причинах аварии в Энске – много неясного, и пролить свет на это дело может только Бритвин. Надеюсь, ты меня правильно понял.

– Надеюсь, что понял. Безопасность обеспечу.

– Спасибо! С меня причитается, – проскрипел Мостовой, и, не дождавшись ответа, положил трубку.

Он знал, что все звонки в МВД «со стороны» находятся на «прослушке», поэтому и не сказал в разговоре ничего лишнего.

12 часов 00 мин. 22 сентября 20** года.

г. Москва, Лубянская площадь

Заместитель директора, генерал-лейтенант ФСБ Баринов Владимир Афанасьевич был педант – холодный, чопорно-вежливый педант в безукоризненно белой сорочке и тщательно завязанным классически узлом галстуком. Свой генеральский мундир с солидной колодкой орденских планок Владимир Афанасьевич одевал редко: в случае вызова на «ковёр» в Кремль, 9-го мая в День Победы, и 20 декабря – в профессиональный праздник. В довершении ко всему, Владимир Афанасьевич был ещё и трудоголиком. По кабинетам на Лубянке ходила шутка, что крылатая фраза «страна большая, дел много, а жизнь коротка» принадлежит именно ему. Директор не упускал случая, чтобы не поставить молодым сотрудникам в пример Баринова, как офицера, являющегося образцом исполнительности и преданности воинскому долгу. В кабинет Баринова можно было позвонить в любое время суток и дежурный офицер либо тут же соединял с генерал-лейтенантом, либо просил позвонить позже, «…так как в настоящий момент Владимир Афанасьевич занят».

Подполковник ФСБ Каледин прибыл в приёмную к Баринову за 10 минут до назначенного времени. Представившись дежурному офицеру, Кантемир сообщил, что ему назначено на 12 часов. Дежурный сверился со списком и попросил подождать. Каледин сел в кресло и приготовился к томительному ожиданию, но ошибся: ровно в 12 часов на столе у дежурного зазвонил телефон.