Ничего не говоря, я отперла дверь и вошла в дом. Фридрих, помявшись, последовал за мной.
— Вы голодны или выпьете чего-нибудь? — спросила я, пряча за спокойствием бешенство.
— Я уже поужинал, но от стакана чая не отказался бы, если у вас найдется, — пророкотал шеф полиции.
Я ушла в кухню и там с секунду постояла, положив локти на стол и опершись о них головой. Я слышала, как шаги великана Фридриха отдаются в моем безупречно прибранном доме, замирают на пороге тренировочной комнаты…
Я резко выпрямилась и увидела, что шеф полиции уже в кухне и изучающе меня разглядывает. В его лице я прочла симпатию пополам с настороженностью. Я вынула из шкафчика чистый стакан, налила в него чаю, бросила туда же кусочки льда и без слов подала Фридриху.
— Я пришел к вам не затем, чтобы обсуждать ваше прошлое. Как вы сами понимаете, мне необходимо проверить сведения обо всех, так или иначе связанных с Пардоном. Я и так вспомнил вас по имени… читал раньше в газетах. Но сегодня я хотел бы поговорить с вами вот о чем. Один из ваших клиентов дал показания. Он говорит, что вы можете их подтвердить, — заявил Фридрих. Я изобразила на лице удивление. — Том О'Хаген показал, что в понедельник, в свой выходной день, он пришел домой после игры в гольф около трех дня. — Он ждал от меня какого-то отклика, но я безмолвствовала. — Далее он заявил, что сразу пошел к Элби, чтобы отдать ему плату за квартиру, увидел, что дверь распахнута настежь, и заглянул в прихожую. Ковер в комнате был в совершенном беспорядке, диванчик отодвинут от стены наискось, а на звонок в дверь никто не отозвался. О'Хаген оставил деньги на столике прямо у двери и ушел.
— То есть вы думаете, что в три часа дня Пардона уже, возможно, не было в живых?
— Да, если верить Тому. Вы можете подтвердить его показания.
— Каким же образом?
— Он заявляет, что видел вас, когда спускался по лестнице. Вы в тот момент входили к Йоркам.
Я задумалась, пытаясь восстановить в памяти совершенно заурядный понедельник. До возвращения с ночной прогулки я даже предположить не могла, что именно этот день мне придется припоминать во всех подробностях.
Я закрыла глаза, прокручивая в голове небольшой отрезок времени после обеда в понедельник. Я держала сумку с продуктами, которые обычно отношу к Йоркам до их возвращения домой. Нет, две сумки… Мне тогда пришлось поставить их на пол, чтобы выудить из связки нужный ключ, — мой организационный просчет. Помнится, я тогда выговорила себе за непредусмотрительность.
— Никто при мне не проходил через вестибюль, зато я слышала, как кто-то спускался по лестнице. Возможно, это и был Том… — вслух раздумывала я. — Я в это время возилась с ключами — никак не могла разобраться в своей связке. Я вошла к Йоркам, положила сумки… кое-что убрала в холодильник, а что-то оставила прямо на столе. Аспарагус поливать не стала, земля в горшке оказалась совершенно сырой. Шторы в спальне были уже открыты — обычно я сама отдергиваю их. После этого я ушла.
Я вспомнила, как заперла дверь квартиры Йорков, обернулась…
— Да, я видела его! Он шел от квартиры Пардона к себе и очень торопился! — воскликнула я, вполне довольная собой.
Мне не очень нравится Том О'Хаген, но сейчас я обрадовалась, что могу подтвердить его показания, хотя бы частично. Если именно он сначала спускался по лестнице, а через две или три минуты, пока я была у Йорков, уже вышел от Пардона, то, несомненно, ему не хватило бы времени на то, чтобы убить домовладельца. Вот только зачем он ходил наверх? Ведь у него квартира на первом этаже… Дидра? Тоже нет — она была на работе.
— Я слышал, вы знакомы с Маршаллом Седакой, — вторгся в мои раздумья Фридрих.
Я настолько не ожидала подобного замечания, что удивленно уставилась на полицейского и сказала:
— Да.
— Этим утром он приходил в участок и давал показания Дольфу Стаффорду. Тот передал мне, что после смерти Пардона Маршалл наследует его бизнес. А у покойника было немало кормушек.
Я лишь миролюбиво воздела руки. Мол, и что с того?
— Никто здесь толком не знает, что за птица этот Маршалл, — продолжал Фридрих. — Он появился в Шекспире неведомо откуда и женился на Тее Армстронг. Все ломали головы, почему Тея, красавица и умница, не выскочила замуж раньше. Думаю, Маршаллу просто повезло. А теперь, я слышал, он съехал от нее и снял квартирку на Фарадей-стрит.
Я и понятия не имела, где живет Маршалл. Это местечко находилось от меня примерно в трех кварталах.
Я открыла холодильник, вынула контейнер с супом, который сварила в выходные, и поставила греться в микроволновку. Две минуты до щелчка таймера тянулись непомерно долго. Я оперлась о край стола и стала ждать, пока шеф полиции уберется восвояси.
— Пардон Элби был убит мощным ударом по горлу, — сообщил Фридрих. — Сначала ему дали зуботычину, а потом добили сокрушительным ударом спереди в шею.
В этот момент я подумала, насколько силен Маршалл, и спросила, наливая поварешкой суп в миску:
— Так вы считаете, что Седака бросил Тею ради меня и убил Пардона, чтобы присвоить его бизнес, потому что теперь он не может рассчитывать на зарплату в двенадцать тысяч в год, которую его жена получала в ОЦШ?
— Я этого не говорил, — вспыхнул полицейский.
— А я только такой вывод и могу сделать из всего сказанного. Или я что-то упустила и вы мне объясните, что именно? — Я уставила на Фридриха пытливый взгляд. — Ладно. А теперь займемся делом. Вот это стоит расследовать.
Я протянула ему завязанный узелком носовой платок, чисто-белый, с тиснеными полосками разной ширины по краям. Игрушечный пистолетик и наручники неровно выпирали из него.
— Вы расскажете мне? — спросил Фридрих.
Я очень коротко и, надеюсь, бесстрастно описала ему утреннее происшествие у Дринкуотеров.
— Как же так? Кто-то пробрался в дом и вы не стали звонить в полицию? Пусть даже вы сами не пострадали, но ведь неизвестный мог что-нибудь украсть у Мэла и Хелен!
— Я не сомневаюсь в том, что он ничего не украл. Я знаю в их доме все вещи наперечет — ничего не пропало. Не было никаких следов обыска, все осталось на своих местах, ящики тоже не выдвигали.
— Вы предполагаете, что эти вещи подбросил человек, который знает о той истории в Мемфисе?
— А разве это не логичное предположение? Я знаю, что вы в курсе. Вы рассказывали кому-нибудь?
— Нет. Я не уполномочен так поступать. Пару дней назад я звонил в полицейское управление Мемфиса. Я уже говорил, что сам вспомнил ваше имя — стоило лишь напрячь память. Честно говоря, я тогда удивился, что вы не сменили его.
— Имя как имя. Зачем мне его менять?
— Чтобы другие не узнавали вас по нему и не приставали с обсуждениями того случая.
— Какое-то время я подумывала об этом, — подтвердила я. — Но у меня и так достаточно много отняли. Я решила сохранить хотя бы имя. К тому же… это было бы равносильно признанию в непонятном преступлении.
Я смерила Фридриха многозначительным взглядом, дающим понять, что комментарии здесь излишни. Он призадумался и стал молча прихлебывать чай.
Я меж тем задалась вопросом, знал ли Пардон правду о моем прошлом. Он ни единым словом не намекнул мне об этом, но подобные персонажи любят докапываться до всего, распоряжаться сиюминутным спокойствием тех, кто находится рядом. Если бы Пардон что-то пронюхал, то не преминул бы уведомить меня об этом, просто не сдержался бы.
— Из полиции Мемфиса вам прислали какой-то документ, что-то на бумаге? — спросила я.
— Да, — подтвердил Фридрих. — Они отправили мне материалы вашего дела по факсу.
Он сунул руку в карман и спросил разрешения закурить трубку.
— Нет, — ответила я. — А где вы оставили этот факс?
— Вы считаете, что кто-то из нашего участка разносит слухи? Вы сами никому здесь не рассказывали о той истории?
— Никому, — солгала я. — Тот, кто подбросил эти игрушки на лестницу к Дринкуотерам, знает, что меня изнасиловали, и при каких обстоятельствах. Поэтому мое мнение таково: информация просочилась из вашего ведомства.