Меж тем Элва не переставала плакать.

— Ты лучше иди, Лили. Из-за всей этой истории я в таком состоянии… сама не знаю, за что взяться. За последние несколько дней, пока мы ездили на суд, я будто побывала в аду. На следующей неделе мне уже полегчает.

— Конечно, Элва, — согласилась я. — Когда захотите повесить шторы или почистить прицеп, позвоните мне.

— Так и сделаю, — пообещала она.

Я не стала напоминать ей, что они мне задолжали. Факт был показателен сам по себе: щепетильная Элва всегда платила мне точно в срок.

«Вполне могу подождать и до завтра, — решила я. — Может, к тому времени их потрясение после суда над Мюрреллом немного сгладится. Но Саре еще долго придется страдать — не день и не месяц, а годы».

Не успев выйти из здания, я окончательно убедилась, что сегодня — не мой день. Навстречу мне к парадному входу спешила Дидра Дин. Я не перевариваю ее, особенно после нашей беседы, происходившей на прошлой неделе в прихожей ее квартиры на втором этаже. В тот день она заходила домой обедать и уже собиралась возвращаться в мэрию, где служит офисным клерком и этим, если можно так выразиться, кормится.

«Привет, домработница! — весело прощебетала Дидра. — Слушай, вот что я хотела тебе сказать. На прошлой неделе ты, кажется, забыла закрыть за собой дверь, когда уходила».

«Нет», — жестко ответила я ей.

Надежность — непременная часть моей работы, может быть, даже более важная, чем безупречная уборка.

«Этого я никогда не забываю. Вы сами могли забыть, а я — нет».

«Но в прошлую пятницу я пришла домой, и моя дверь была не заперта», — стояла на своем Дидра.

«Когда уходила, я запирала за собой, — не уступала я и вдруг внезапно кое-что припомнила. — Но по лестнице мне навстречу поднимался Пардон, а у него наверняка есть ключ-универсал».

«Зачем ему входить ко мне в квартиру?» — поинтересовалась Дидра, но как-то неуверенно, словно не удивилась бы такому обороту дела.

Повисла пауза, и лицо у Дидры приняло еще более странное выражение — сердитое и в то же время неловкое. Меня почти заинтриговало это неоспоримое отражение мыслительных процессов, блуждавших в ее пустой головенке.

Ах, Дидра Дин! Белокурая и крутобедрая, но все же не безупречная — ее лицу решительно недостает подбородка. Она всегда ярко накрашена и маниакально оживлена старанием отвлечь внимание собеседника от этого обидного дефекта. Дидра переехала в этот дом три года назад и успела перетрахать всех здешних жильцов мужского пола, за исключением, наверное, Пардона Элби и, почти точно, Т. Л. Йорка. Ее любящая родительница, очаровательная и состоятельная вдова, недавно вступившая в повторный брак, щедро субсидирует доченьку. Лэйси Дин Кнопп, вероятно, пребывает в уверенности, что девочка меняет ухажеров с единственной целью найти мистера Совершенство. Но для Дидры каждый мужчина таков и есть, по крайней мере на ночь или две.

Я без устали твердила себе, что в данном случае мое дело — сторона, но не могла взять в толк, почему повадки Дидры так бесят меня. Мало-помалу я пришла к заключению, что полное отсутствие самоуважения у этой особы обескураживает меня, ее рисковые замашки вызывают испуг, а легкость, с которой она случается с мужчинами, порождает зависть. Однако, поскольку мама Дидры всегда аккуратно расплачивается со мной, я каждые десять минут стараюсь напоминать себе, что Дидра — вполне взрослый человек, хотя бы номинально, и может устраивать свою жизнь по собственному выбору.

«В общем, чтобы это больше не повторялось», — выговорила мне Дидра на прошлой неделе в неуклюжем приступе строгости, предварительно обвинив меня в оставлении дверей незапертыми.

Но даже ее худосочные мозги смогли уловить мою ярость.

— Ой, все, убегаю! Надо еще успеть получить страховой полис. Я в обед сдала машину на техосмотр, а в почте сейчас нашла уведомление о продлении страховки.

Я очень хотела высказать Дидре об ее образе жизни что-нибудь этакое, припечатывающее, но не могла придумать ничего по-настоящему впечатляющего. К тому же ее жизнь и вправду меня не касается: Дидра все-таки уже не ребенок. Я видела из окна, как она семенила от парадного входа к красной спортивной машине, небрежно оставленной на повороте аллеи. Первый взнос за эту хлипкую, но броскую тачку заплатила ее матушка — об этом мне, как бы между прочим, обмолвилась сама Дидра.

— Удалось ли вам выяснить, заходил ли Пардон в вашу квартиру в прошлый раз? — спросила я ее сегодня.

На площадке первого этажа кроме нас никого не было, но я на всякий случай понизила голос. Выстраивая в голове цепь умозаключений, я упустила из виду, что Дидра в этот момент может размышлять о совершенно иных вещах.

Она взглянула на меня как на в высшей степени эксцентричную особу и с жаром выпалила:

— Нет!

Я вскинула брови и стала ждать продолжения.

— И тебе лучше не рассказывать полицейским о том, что ты задавала мне такие вопросы!

— Да?

— Иначе ты больше не найдешь в Шекспире никакой работы, — пригрозила Дидра. — Больно мне надо впутываться в убийство этого старого пердуна!

— Вы и вправду думаете, что кто-то в этом городе откажет первоклассной надежной уборщице ради того, чтобы вы спасли свою шкуру? — поинтересовалась я, кривя рот в сухой ухмылке.

Голубые глаза Дидры округлились от гнева, но в этот момент на втором этаже грохнула дверь, и на лестнице показался единственный чернокожий обитатель Садовых квартир, тридцатилетний красавчик Маркус Джефферсон. Он кинул на нас удивленный взгляд, пробормотал приветствие и устремился к выходу. Дверь парадного с тяжким стоном захлопнулась за ним.

Сегодня все в этом доме вели себя необычно. Когда я вновь взглянула на Дидру, оказалось, что она красна как рак и все еще не в силах оторвать глаз от двери, за которой скрылся Маркус Джефферсон.

Ого!.. Тут меня осенило, что могло послужить причиной, побудившей Пардона Элби выведывать всякое насчет Дидры.

— Мне приходить к вам в положенный день? — спросила я.

Вполне возможно, что Дидра теперь склонна отказаться от моих услуг. Я прибираюсь в ее квартире с утра в пятницу. Это своего рода прайм-тайм, потому что все хотят, чтобы их жилье к выходным сверкало чистотой. Я почти надеялась, что Дидра меня уволит.

— А… да! Послушай, давай возьмем и забудем все, о чем говорили тут на прошлой неделе насчет двери. Я сама забыла ее закрыть, идет? Я потом уже вспомнила. Жаль, что мне вообще пришло в голову, будто это ты сделала. Ты самая образцовая…

Голосок Дидры умолк. На ее лице расплылась притворная улыбочка, как нельзя лучше идущая ей.

Шагая по тротуару по направлению к дому, я мучилась вопросом, неужели Пардон действительно заглядывал к Дидре на прошлой неделе? Но с какой целью? Если да, то что он мог там обнаружить? Допустим, его интересовали сальные подробности ее личной жизни. Их в квартире предостаточно. В верхнем ящике комода она держит порнографические снимки, сделанные каким-то любовником. На них Дидра красуется в экзотическом белье, а то и совсем нагишом. У меня не было ни малейшего желания вдаваться в ее причуды, но ведь я занимаюсь у Дидры еще и стиркой, раскладываю чистое белье по полкам, когда убираюсь в квартире в тот же день после обеда. Поэтому мне волей-неволей приходится открывать верхний ящик. Под кроватью у Дидры, где мне приходится пылесосить, хранятся эротические журналы, причем весьма крутые, а простыни постоянно сбиты в кучу. Возможно, у нее найдутся и другие обличающие штучки, которые показались бы ее матери очень любопытными.

Неужели Пардон Элби решился позвонить маме Дидры, почтенной Лэйси Дин Кнопп? Боже, с него станется!

Буквально через пять минут после моего возвращения домой в дверь позвонили. Взглянув в глазок, я открыла. Посетитель был из разряда неожиданных, но безопасных — мой ненавязчивый сосед Карлтон Кокрофт. С тех пор как купила этот дом, я общалась с ним не чаще трех-четырех раз в год.

В Карлтоне присутствует что-то очень «съедобное». Зимой он стойко ассоциируется у меня с горячим шоколадом или карамелью, а летом от него постоянно веет кокосовым ароматом крема для загара и резковатым душком барбекю. Кокрофту слегка за тридцать, как и мне. Он кареглазый брюнет с густыми выгнутыми бровями и раздвоенным подбородком. Сосед примерно дюйма на четыре выше меня, ростом около метра восьмидесяти. Это учтивый, занятой, гетеросексуальный мужчина — вот, в итоге, все, что мне о нем известно.