— Да, нельзя, — ответил кондуктор. Очевидно, он начал терять терпение. — В тихом вагоне запрещено говорить по мобильному телефону!

— Тссс! — сказала дама за их спиной.

— Постарайтесь говорить тише, — сказал Пер Эспен кондуктору. — Это же тихий вагон.

Он послал издевательскую усмешку Маркусу и исчез в дверях следующего вагона.

— Ты его знаешь? — спросил кондуктор.

Маркус покачал головой:

— Не особенно.

— Можно немного поспать? — взмолилась дама за их спиной.

Кондуктор отдал честь.

— Прошу прощения, сударыня, но я в этом не очень уверен, — сказал он и пошел дальше по поезду. В следующую секунду по громкой связи раздалось:

— Мы подъезжаем к центральному вокзалу города Осло! Выход на правую сторону!

Маркус толкнул Сигмунда.

— Просыпайся, — сказал он. — Приехали.

Симгунд медленно снял шапку.

— Хорошо поспал? — спросил Маркус.

Сигмунд не отвечал. Не глядя на друга, он наклонился и надел кроссовки. Потом встал и вдруг повернулся лицом к Маркусу.

— Я не спал ни секунды, — сказал он. — Вставай.

Маркус встал. Поезд остановился, и остальные пассажиры начали выходить из вагона.

— Посмотри на меня, — попросил Сигмунд.

Маркус посмотрел. Светло-зеленая футболка идеально подходила к серо-голубым рэперским штанам. Голова была гладко выбрита, кроме черного гребешка, тянувшегося вдоль всего черепа. Пирсинг, словно влитой, красовался на брови. Сигмунд слабо улыбнулся:

— Ну и как я?

— По-моему, ты классно выглядишь, — сказал Маркус.

— Посмотри на себя.

Маркус посмотрел. На нем были и штаны, и рубашка, и обувь, но ничем особенно он похвастать не мог.

— Ну и как ты?

— Не знаю. По-моему, ничего особенного.

Сигмунд положил руку ему на плечо.

— Пусть выиграет сильнейший.

— Я не совсем понимаю, о чем…

Сигмунд подмигнул.

— Понимаешь, — сказал он. — О'кей, Маркус Симонсен. После тебя. Пора встретиться с народом!

Маркус не был уверен, но когда он выходил из поезда, ему ясно послышалось, как тихий голос за спиной произнес:

— У тебя нет шансов, мазафака.

Сигмунд шел большими шагами, с высоко поднятой головой, по улицам Осло в сторону перестроенного кинотеатра, в котором у «Берты Б» был концерт в половине восьмого. Маркус, чьи ноги были намного короче, вынужден был семенить, чтобы поспевать за другом. Он боялся, что Сигмунд опять заревнует, раз он слышал, что сказал Пер Эспен, и поймет, что Бента влюблена в Маркуса. Но Сигмунд не ревновал. Наоборот. Он воспринял это как вызов. «Пусть выиграет сильнейший», — сказал он.

Пока они шли, Маркус пытался объяснить, что никакой конкуренции не будет, поскольку сам он вовсе не влюблен в Бенту, даже если она вдруг и влюбилась в него.

Сигмунд обернулся и дружелюбно толкнул Маркуса в грудь, чуть не съездив ему по лицу.

— Я и не говорю, что мы будем соревноваться, Мэкакус, — сказал он. — Я говорю только, что время покажет, кого она в конце концов выберет. Сейчас она влюблена в тебя. Отлично. Ты в нее не влюблен. Еще лучше. Если бы ты в нее был влюблен, ты бы оказался лгуном и предателем и больше не был бы моим лучшим другом. Но это не так. Я тебе доверяю. Все, о чем я прошу, чтобы ты был самим собой, а я буду собой, и тогда посмотрим, кто выиграет любовь Бенты Иверсен. Что ты на это скажешь, Мэкакус?

— Тебе обязательно называть меня Мэкакусом? — спросил Маркус.

— Нет, конечно, я могу звать тебя Маркусом, но тебе стоит привыкнуть к «Мэкакусу». Изменения радуют, — заметил он и устремился вперед.

Маркус поспевал изо всех сил. Он не был уверен, что абсолютно согласен с другом, но понимал, что тот имел в виду. Он ведь очень сильно менялся в последнее время. Когда он был шеф-поваром, он был старым, самоуверенным Сигмундом. Когда же он стоял у ворот школы в новых рэперских штанах и крутил задом, он был самоуверенным Сигмундом с головы до брюк, а от зада до ног он был немного смущенным Сигмундом. Когда он лежал в кровати и страдал от любви, он был несчастным и неуверенным в себе Сигмундом. Когда он танцевал и демонстрировал рэперскую моду, он был веселым и жизнерадостным Сигмундом. Когда он пришел в салон к Роберту, он был трусливым Сигмундом. Теперь он был двумя Сигмундами одновременно. Он говорил как старый Сигмунд, а выглядел как совершенно новый, крутой Сигмунд.

Маркуса впечатлило, что приятелю удавалось быть самим собой под всей этой новой одеждой и с кольцом в брови. Кроме пары «мазафака» он сохранил свою прежнюю речь и собственный стиль.

— Возьми, например, меня, — продолжал Сигмунд. — Мне очень хорошо в новой одежде. Я чувствую, что обрел в ней самого себя. А кусочек хирургической стали над глазом поставил точку над «i».

— Или завершил все дело, — сказал Маркус.

— Нет, — ответил Сигмунд. — Все дело завершила моя новая прическа. Как ты думаешь, ей понравится?

— Вполне может быть, — сказал Маркус, который попытался ответить как можно честнее.

— Я тоже так думаю. Она ведь меня заметит, да?

— Да, — сказал Маркус. — Я почти в этом не сомневаюсь. Даже если ты не снимешь шапки, — добавил он.

Это он действительно мог говорить с полной уверенностью.

Как только они сошли с поезда, очень многие обратили внимание на нового Сигмунда, и ясно было, что он пользовался успехом.

Нина и Бритт из девятого класса захихикали, когда он им кивнул. Ян Петтер из восьмого крикнул: «Король!» Эльсе Берит из десятого заметила, что он очень крут. Морган из восьмого спросил, сколько стоил пирсинг. Томас из девятого спросил, где он купил шапку. Вигдис из десятого сказала, что он очень стильный. Кари из девятого спросила, не играет ли он в группе, а Вильхельм из восьмого попросил автограф. Райдар попытался отыграться и спросил, кем это он себя возомнил, на что Сигмунд ответил, что только не самим собой, тогда Райдар сдался и потащил дальше за собой по улице Пера Эспена. Они тоже попытались принарядиться на концерт, но поношенные джинсы «Lee», и белые футболки с надписью: «I CAN RAP ТОО»[6] блекли по сравнению с Сигмундом, чье настроение улучшалось по мере их приближения к месту концерта.

Когда они пришли, перед входом толпился народ, и огромная очередь стояла за билетами, но, когда Сигмунд показал билеты охраннику, их пропустили без очереди, хотя Маркус и сказал, что это необязательно.

— Зачем вам стоять и мерзнуть, — сказал охранник. — У вас VIP-билеты.

— Да, — сказал Сигмунд и зевнул. — И то правда. Как с народом сегодня?

— Под завязку, — ответил охранник.

— Хорошо, — сказал Сигмунд. — Бента заслужила. Мы за ней следим.

Охранник кивнул:

— Я тебя нигде не видел?

Сигмунд пожал плечами:

— Вполне возможно.

— По телеку?

— Возможно…

— А ты не…

— Он — это он, — сказал Маркус. Очередь начала напирать сзади, и ему хотелось скорее войти, пока не началась давка.

— А ты не играешь в «Грохоте и Шуме»?

Сигмунд приложил палец к губам.

— Тссс! — сказал он.

— Идем! — сказал Маркус.

Охранник открыл дверь.

— Может, тебе стоит натянуть шапку на голову, чтобы тебя не узнавали, — предложил он.

— Думаешь, стоит? — спросил Сигмунд. — А вдруг кто-нибудь подумает, что я — Майкл Джексон?

Охранник засмеялся очень громко.

— Смешно, — сказал он.

— Да, — ответил Сигмунд. — А есть и еще смешнее.

— Ну, я иду, — сказал Маркус, который заметил Райдара неподалеку в очереди. Он что-то выкрикивал и явно был на взводе.

Охранник закрыл за ними дверь. До начала концерта оставался еще час, и пока что внутрь пускали только VIP-публику.

Три Берты были уже на сцене. Берта Берит и Берта Беата были близняшками. Берит была светлой, а Беата — темной. Они были маленького роста, с короткими стрижками и не сильно накрашены. Они выглядели почти мальчиками, но Маркус слышал на диске их ясные девичьи голоса, берущие иногда такие высокие ноты, что звенело в ушах. Сейчас Берит стояла за пультом, а Беата настраивала свою бас-гитару.