А дозорная тропа уводила их все дальше и дальше.

Светало. Спавшие ночью на склонах сопок туманы поползли вверх, образовав над распадком матовый колеблющийся шатер. Поднимаясь все выше и выше, туман превратился в кучевые облака. Длинными вереницами, похожими на стаи огромных лебедей, они поплыли куда-то в наш тыл, туда, куда бежал Веселый Ключ.

«Словно ночной секрет с дежурства снимается», — подумал Краев.

В тайге гомонили на разные голоса птицы, горласто приветствуя весну, а ему казалось, что вокруг тишина. Слух как бы отфильтровывал непривычные на границе звуки от прижившихся здесь. Ему хорошо был знаком и голос кукушки, отсчитывавшей кому-то годы жизни, и барабанная дробь дятла, приветствовавшего зарю нового дня, вскрики бекаса, пикировавшего на верхушки дубов.

Он остановился. По желтой щетке тростника, покрывавшего русло Веселого Ключа, мчались две дикие козы. Время от времени они останавливались, испуганно оглядываясь назад, и снова взмывали в прыжках.

Подошел Кальников.

— Товарищ командир, слева дымом тянет, — доложил оп. — Вон там, видите, тайга вроде бы в тумане.

Действительно, в стороне пади Прямой, там, где Краев назначил встречу с начальником соседней заставы, тайга пряталась за сизой вуалью. Все острее ощущался сладковатый запах горелой травы.

— Ветер с границы. Значит, пожар начался у японцев, — размышлял вслух Александр. — А козы?

— Козы бегут с Веселого Ключа, — заметил Сюков. — Если там пожар, мы уже видели бы дым.

Пограничники молчали. В верховьях ручья мог бродить тигр, могло упасть подгнившее дерево или свалиться со скалы камень и своим грохотом напугать чутких животных. Но могло быть и другое.

Краев снял с плеча винтовку, передернул затвор. Товарищи последовали его примеру.

Все это было подозрительно: пожар, напуганные козы. Пожар мог начаться случайно. А если японцы огонь пустили преднамеренно, рассчитывая, что пограничники будут его тушить и оставят без прикрытия другие участки? Очень удобный момент для перехода границы.

Ближе к верховьям ручья лес был мельче и реже, лишь отдельные высокие деревья поднимались над зарослями кустов. Все более покатыми становились склоны сопок. Словно морщины покрывали их старые овраги и ложбины, замаскированные кустарником.

Осторожно, без единого шороха, шел вперед наряд. До линии государственной границы оставалось меньше километра, когда слева от них вздрогнули кусты и оттуда выскочил на тропу японский солдат. Не оглядываясь, он бросился бежать к границе. Через мгновение к нему присоединились еще двое.

— Не стрелять! — крикнул Краев. — Сюков действует справа. Копычко — со мной, Кальников прикрывает тыл. Брать живыми!

Яростно колотилось в груди сердце, хлестали по плечу ветки деревьев. Несколько раз он падал, проваливаясь в прикрытые травой рытвины. Соленый пот заливал глаза.

«Вперед! Вперед! Успеть отрезать их от границы!» — пульсировала в висках кровь.

Японцы свернули с тропы, и теперь их серые куртки мелькали среди зарослей тростника. До седловины с пограничным столбом им оставалось пробежать сотни три метров.

Когда грохнул первый залп и над головой взвизгнули пули, Краев упал в густую траву. Рядом повалился Копычко.

— Товарищ командир, смотрите, — выдохнул он.

Но Краев уже и сам видел, как на другом краю поляны словно из-под земли выросла цепь японцев.

— Началось… — прошептал Краев.

Он подтянул к себе винтовку, поставил прицел «три», затем обернулся к товарищу.

— Беги на заставу. Доложи начальнику, что границу перешла банда японцев. Попытались заманить в засаду наряд. Пусть шлет поддержку.

— Товарищ командир, как же вы?.. — начал было Копычко.

— Быстрей! — прервал его Краев. — Дорога каждая секунда. Нас мало. Надо, чтобы успели…

Копычко посмотрел в побледневшее лицо командира и все понял: Краев решил принять бой, закрыть путь отступления самураям за границу. Солдат вынул из подсумков обоймы и положил их рядом с командиром.

Отползая, он услышал, как позади него грохнул выстрел, второй, третий. На поляне послышались крики. Затрещали ответные выстрелы. Где-то в стороне прокатилось эхо еще двух выстрелов из трехлинеек.

«Сюков с Кальниковым», — понял Копычко.

Павел Николаевич Мишин не дождался парторга в условленном месте. Несколько часов он вместе со своими пограничниками боролся с огнем, стараясь не допустить его распространения на нашу территорию. А когда огонь был укрощен и Мишин взглянул на часы, шла уже вторая половина дня.

— Значит, Саша пошел другим маршрутом, — решил он. На заставе его встретил дежурный.

— На Веселом Ключе был бой с японской бандой. Краева и Сюкова до сих пор не могут найти, — доложил он.

Павел Николаевич вместе с отделением пограничников помчался к месту схватки. Дорогу показывал встретившийся по дороге Копычко.

В верховьях Веселого Ключа стояла тишина. Даже птицы не пели, напуганные грохотом недавнего боя. Сухой камыш был поломан. То и дело под ногами звенели гильзы, виднелись пятна крови. Полосы помятой травы вели к границе.

Красноармеец Кальников показал, в какой стороне он в последний раз слышал выстрелы Сюкова и Краева. Начались поиски.

Долго не могли отыскать героев. Только на следующее утро с помощью служебной собаки был обнаружен Дмитрий Сюков. Он лежал под изрешеченным пулями дубом, опустив голову на винтовку. Вначале пограничники подумали, что он жив…

Александра Краева пуля настигла у самой седловины. Он все еще сжимал в руках рукоятку затвора, не успев дослать в ствол очередной патрон. От того места, где его застала смерть, по траве тянулся кровавый след. Товарищи обнаружили, что у него прострелено колено, пробито навылет плечо. Третья пуля попала в грудь, где лежал партийный билет, где билось горячее сердце коммуниста. Эта рана оказалась роковой. Уже истекающий кровью, он закрывал путь отступления вражеской банде. Он сражался один против тридцати и не отступил. На последнем пути парторга, обозначенном кровью, товарищи находили стреляные гильзы, пустые обоймы. В некоторых местах, откуда он вел огонь, кустарник был выкошен пулями. Израненные белоствольные березы плакали мутными слезами.

Бледный стоял над телом командира красноармеец Копычко. Он впервые видел, как пролилась на границе кровь, почувствовал дыхание смерти.

— Командир справился, — тихо сказал он.

— Что? — не понял его начальник заставы Останин.

— Парторг с нами беседу проводил вчера утром. Он сомневался, справится ли, когда надо будет. Говорил, что на границе железные люди должны быть…

— Железо не выдержит, — проговорил Мишин. — Люди выдержат. Такие, как он.

У Краева с трудом удалось забрать винтовку. Мертвый, он по-прежнему крепко держал ее в руках.

Мне довелось побывать там, где служил и где похоронен Александр Захарович Краев. Вечером в коридоре заставы построились на боевой расчет солдаты, и вдруг:

— Сегодня в наряд на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик заступают: командир отделения Краев…

Вот уже пятое десятилетие он первым стоит в списках личного состава заставы. Пятое десятилетие правофланговый произносит проникающие в самую глубину души, потрясающие скрытым в них величием подвига слова:

— Командир отделения Александр Захарович Краев пал смертью храбрых при охране рубежей Советской Родины 1 мая 1935 года.

С одним из пограничников мы пошли к Веселому Ключу. Он по-прежнему бормочет что-то тревожное, будто предупреждает об опасности. Высоко над заставой, у самых облаков, описывал медленные круги огромный орел.

— Наш, степной, — сказал задумчиво солдат. — Интересно, что заставило его поселиться в этих сопках…

Июль 1938 года. Японские милитаристы уже захватили значительную территорию Китая, в том числе Маньчжурию, превратив ее в плацдарм для нападения на СССР. Подразделения японской армии, флотилии на Амуре и Уссури, погранстража устраивали бесконечные провокации, конфликты на советской границе.