— Бай-Балан, — закончил капитан. — Из него легче всего добраться до Танабага, а подыскать там людей для экспедиции, вероятно, не сложнее, чем в Шиме. К тому же, если мы вздумаем идти в Шим, ветер будет все время встречный и в какой-то момент снесет нас к Дувиану. Очутиться же слишком близко от этого пиратского гнездовья мне вовсе не по душе.

— Значит, вы согласны, что лучшего места, чем Бай-Балан, нам не найти. Но удастся ли вам привести туда «Посланца небес»?

— В сезон штормов это самый безопасный из возможных маршрутов, хотя риск, конечно, есть. Припасов у нас хватит, и если принцесса не имеет каких-либо возражений…

Разглядывая рисунок сучков на досках пола, Чаг подумала, что возражения у неё есть, но вряд ли уместно сейчас высказывать их. Они с Лагаширом уже говорили на эту тему, и она понимала, что желание её вернуться в Сагру, чтобы отыскать там сестру и вместе с ней отправиться наводить порядок в Исфатее, вряд ли будет воспринято Гельфаром всерьез. Маг очень тактично сумел растолковать ей, что судьбы их зависят теперь всецело от кристалла Калиместиа-ра, поскольку только он, а точнее, заинтересованный в нем Черный Магистрат может дать им власть и богатство, без которых титул принцессы, так же как и звание Магистра, является ценностью весьма относительной. Если Нарм намерен был сдержать свое обещание относительно розысков Батигар, то скорее всего уже нашел её и позаботится о ней до получения известий от Чаг. Но, даже попав в Исфатею, обе принцессы не способны вернуть себе престол Серебряного города без мощной поддержки, которую ждать им, кроме как от Черного Магистрата, неоткуда — желающих занять трон и без них будет более чем достаточно. При этом Лагашир не скрывал, что и для него кристалл — исключительно удачно подвернувшаяся возможность оправдаться в глазах Магистрата. Какие бы причины ни способствовали укреплению Белых Братьев в Сагре, он отвечал за происходящее в городе и, значит, был самой подходящей для примерного наказания фигурой. Взыскание носило бы, вероятно, внешне впечатляющий, а по сути условный характер, но и оно лишило бы его всякой возможности помочь своей возлюбленной. Кристалл же мог послужить трамплином, способным закинуть Лагашира на самый верх иерархической лестницы Магистрата, откуда решить проблемы Чаг было парой пустяков. Итак, все упиралось в кристалл, и, отчетливо сознавая это, принцесса промолвила:

— Я не имею ничего против Бай-Балана. Возвращаться в Чилар действительно не имеет смысла.

— Очень хорошо, — отозвался Гельфар, стараясь скрыть удивление. — Я поверну корабль к Бай-Балану, но прежде, чем сделать это, хочу сказать, что, по-моему, вы совершили ошибку, оставив «Забияку» на плаву. Мерзавцы, находящиеся на нем, заслуживают смерти как воры, пираты и пособники Белых Братьев. Не говоря уже о том, что теперь им известно, в чьих руках находится кристалл Калиместиара.

— У них хватило ума взять с меня клятву, хотя я и не уверен, что им удастся добраться до берега. Если ветер чуть-чуть усилится…

— К чему нам ждать ветра? Я не давал никакой клятвы и с удовольствием разделаюсь с этим отребьем!

— О нет, капитан! Клятву, данную мной, нарушать нельзя, и формальные отговорки в данном случае ничего не меняют. Впрочем, даже если они спасутся, то не скоро попадут в какой-нибудь город и в любом случае помешать нам не могут. Лишняя же кровь, чья бы она ни была, все равно ляжет лишним грузом на душу, а на моей и без того всякой всякости хватает.

— Гельфар, этот северянин не такой уж мерзавец, как вам кажется. Однажды он пытался спасти меня от рыкарей, желавших получить за мою голову изрядный выкуп, а в другой раз имел возможность и серьезную причину убить и не сделал этого, — добавила принцесса.

Капитан пожал плечами и, не считая нужным спорить, вышел из каюты, всем своим видом показывая, что столь неуместную щепетильность не одобряет.

Бирема стремительно неслась вперед, но оценить её истинную скорость можно было лишь со стороны: в пустынном море отсутствовали ориентиры, а летящие облака и бег волн скорее мешали, чем помогали почувствовать быстроту и легкость движения великолепно сработанного судна. Бывалые мореходы могли, конечно, сделать верное заключение о прекрасных ходовых качествах корабля, но ни Батигар, ни Мисаурэнь не имели опыта морских путешествий и скорость, развиваемую «Нортоном», воспринимали как должное. Более того, после пережитого шторма она казалась им не столь уж значительной и, во всяком случае, нисколько не мешала беседовать, лениво поглядывая по сторонам.

Время, проведенное с Мисаурэнью, когда мастер Толеро не вился вокруг Батигар, казалось девушке едва ли не самым радостным в её жизни. Она могла подолгу слушать истории подруги о Чиларе, о её любовных похождениях, представлявшихся ей просто невероятными и заставлявшими порой заливаться румянцем по самые плечи. Причем поражали Батигар не столько учиненные ведьмой непотребства, сколько то, с каким неописуемым бесстыдством она про них рассказывала. Поначалу принцесса склонна была объяснить это «врожденной порочностью» ведьмы, но по прошествии времени поняла, что настоящая причина её переходящей всякие границы «развращенности» кроется в другом.

В Чиларе вера в Небесного Отца не была распространена так широко, как в Исфатее и других северных городах. Из Сагры в негр попадали проповедники самых разных религий, и среди них — поклонники Грозноглазого Горалуса, более всех других чтимого в Магарасе. Поклоняющиеся Горалусу, как и верующие любой другой широко распространенной религии, образовывали различные течения и секты, среди которых несколько особняком стояли улыиаиты, выше самого Горалуса превозносившие его Бессмертную Жену Ульшу. Небольшой храм ульшаитов располагался поблизости от дома, где росла Мисаурэнь, и девочка, сызмальства полюбившая красочные обряды, совершаемые тамошними жрецами, по мере взросления все больше и больше попадала под их влияние.

Служители храма приметили смышленую и хорошенькую прихожанку и, обнаружив у неё зачатки колдовских способностей, принялись в меру своего разумения развивать их. По словам Мисаурэни, её ждала должность главной жрицы городского храма ульшаитов, но судьба или Великая Жена и Мать Ульша распорядились иначе. Оказавшись на редкость примерной ученицей и восприняв буквально многие легенды о жизни двуполых и крайне любвеобильных Горалуса, Ульши и других змееруких и змееногих богов, она решила во всем следовать и< примеру, что и привело её в конце концов на палубу «Счастливчика». Впрочем, сама Ми-саурэнь ни о чем не жалела и находила жизнь прекрасной во всех её проявлениях.

Выслушав ряд постулатов ульшаитов, Батигар не могла не согласиться, что, с точки зрения поклонников Двуполой Улыли, поведение её подруги никак нельзя было счесть предосудительным. Напротив, следуя духу и букве учения, она делала именно то, что полагалось делать жрице Улыии, и, надо думать, лишь ханжество и трусость жрецов, опасавшихся скандала, могущего повлечь за собой выдворение всех ульшаитов из города, помешали Мисаурэни занять уготованую ей высокую должность.

Разумеется, видя, как матросы норовят прихватить её «служанку» за самые интимные места, Батигар свирепела и при первой возможности жаловалась на них Толеро, однако, слыша бархатистый, похожий на призывное мурлыканье, смех подруги, принимавшей матросские выходки как должное, не могла по-настоящему сердиться на нее. Мисаурэнь, без сомнения, была рождена для любви, а если это ещё и внушалось ей с детства, ревновать её было так же глупо, как укорять птиц за то, что они летают, а не ползают.

Верования ульшаитов, в пересказе ведьмы, совершенно очаровали Батигар, хотя многое в них оставалось ей неясным. Так, например, Грозноглазый Горалус, если вдуматься, оказывался не главным божеством, а одним из мужей Ульши, в обязанности которого входила охрана Великой Жены и Матери. Подобное положение не вязалось с тем, что основная масса поклонников Горалуса превозносила многоженство и богачи считали своим долгом иметь гаремы. Об этом-то несоответствии принцесса и собиралась расспросить Мисаурэнь, когда капитан Толеро, отпустив её, погрузился в свои ежедневные расчеты курса «Нортона», но ведьма опередила подругу: