Теперь она беспокойно ходила по своей комнате. Через высокую застекленную дверь она вышла на балкон, выходящий на изгиб утеса, сбегающий вниз, к морю. Лора остановилась, глубоко вдыхая ночной воздух и вглядываясь в темное небо. Все это было так прекрасно. Великолепный дом хранил в себе какое-то древнее величие, которое пришло сюда с арабским завоеванием. Она задумалась, какие жестокие и отважные деяния могли дать право на владение таким дворцом. Она представила себе предков Рафаэля и связала их облик с явным мавританским влиянием на архитектуру этого дома. Та мощь и первозданность, которые ощущались в Рафаэле, не могли возникнуть среди парков и небоскребов Лондона. Там, может быть, окружение сдерживало его, но здесь, здесь все было по-другому.

Она вздрогнула. Вопреки ее прежнему желанию убежать отсюда, странное нежелание расставаться с этим местом охватило ее. Разве не этого она хотела, в конце концов? Быть гувернанткой сына Рафаэля? Жить в его доме? Снова увидеть его? Прикоснуться к нему?

Она снова вернулась в комнату и стала искать свои сигареты. Мысль пришла непрошеной и осталась как заноза в ее мозгу. Прошло уже пять лет с тех пор, как она узнала его, с тех пор, как она испытала на себе силу его личности, и это все еще мучит ее. Она была дурой, круглой дурой, а Рафаэль Мадралена до сих пор обладает над ней магнетической властью, не поддающейся никакому рациональному объяснению. Она раскурила сигарету и глубоко затянулась. Это был секс; все это был только секс! — с яростью сказала она самой себе. Конечно же, этот мужчина был сексуально привлекателен. Он был высок и строен, темноволос, тело его было крепким, мускулистым и гладким, как шелк, — это она хорошо знала. Любая женщина нашла бы его привлекательным. А поскольку и она сочла его привлекательным, их отношения развились в нечто такое, чем они на самом деле не являлись, — в ее сознании по крайней мере. Но, может быть, она в конечном счете правильно сделала, что приехала сюда. Это может помочь ей изгнать его из своих мыслей раз и навсегда. В мире полно привлекательных мужчин. Хотя бы тот, в аэропорту, — Педро Армес. Он недурен собой и вполне годится для романа. Может быть, к концу этого месяца она узнает еще немножко нового об этой жизни и гораздо больше — о себе самой.

Когда раздался неожиданный стук в дверь, Лора перепугалась и не могла представить себе, кто бы это мог быть. Потом сознание реальности вернулось к ней, и, отворив дверь, она обнаружила за нею Лизу.

— Я пришла, чтобы отвести вас к pequeno, сеньорита, — с улыбкой сказала она удивленной Лоре. — Если вы отдадите мне поднос, я занесу его на кухню.

Лора кивнула, пригладила волосы, вышла вместе с девушкой из комнаты и вслед за ней спустилась вниз по лестнице. Похоже было, что комнатами в этой части дома члены семьи не пользовались, и, чтобы попасть к Карлосу, им пришлось снова войти в главную часть здания.

Лора нервничала при мысли, что они опять встретят дона Рафаэля, но нигде не ощущалось его присутствия, пока они поднимались по изысканно закрученной лестнице, перила которой были выкованы в виде замысловатого узора и позолочены. Широкую верхнюю площадку устилал толстый ковер, так что их шаги, пока они шли в южное крыло, вовсе не были слышны.

Они достигли анфилады комнат, двери которых открывались одна за другой, и Лиза провела ее в просторную детскую, где маленький мальчик спокойно играл с игрушками на полу под наблюдением пожилой женщины, одежда которой была черного цвета, так любимого Луизой Мадраленой и домоправительницей Марией. Нянька вежливо привстала и дружелюбно посмотрела на Лору.

Лиза представила их друг другу по-английски, и только когда пожилая женщина заговорила, Лора поняла, что и она была англичанка. Ее звали Элизабет Латимер, и Лиза оставила их наедине с Карлосом, который безразлично наблюдал за ними.

Расспросив Лору о том, как она доехала, Элизабет Латимер позвала ребенка:

— Пойди сюда, Карлос. Познакомься с твоей новой гувернанткой.

Маленький мальчик послушно поднялся на ноги, подошел и стал рядом с няней. Сердце Лоры беспокойно забилось. Карлос был разительно похож на Рафаэля. Те же темные волосы и глаза и то же серьезнее выражение, которое она замечала на лице Рафаэля. Тогда оно бывало вовсе не похоже на насмешливо-издевательскую мину, запомнившуюся ей в этот вечер.

В аккуратной рубашечке и штанишках, тщательно причесанный, Карлос был непохож на детей, которых она привыкла видеть в детском саду, как канарейка непохожа на вольных воробьев. Казалось, что он никогда не валялся на траве, не обдирал коленки, не прорывал дырки на одежде. Он был такой спокойный, такой послушный, что это обеспокоило ее.

Он протянул руку Лоре, и она вежливо держала ее, пока он ее не отнял. Он стоял и молча ждал, что она скажет. Чтобы избавиться от неловкости, она опустилась рядом с ним на корточки и сказала:

— Значит, ты Карлос! А сколько тебе лет?

— Четыре, сеньорита, — сразу же ответил он. — Вы приехали учить меня?

Лора сдвинула брови.

— Можно и так сказать. Но, ты знаешь, это будут не очень трудные уроки. А ты уже хорошо говоришь по-английски.

— Это я убедила хозяев пригласить английскую гувернантку, — вмешалась Элизабет Латимер. — Он исключительно хорошо говорит по-английски, он очень способный мальчик и хотел бы еще чему-нибудь научиться. Я и подумала, может быть, дать ему несколько уроков — немножко грамоты и немножко арифметики?

Лора выпрямилась, закусив губу.

— А вы не подумали, что он еще маловат для таких вещей? — спросила она. — Ему только четыре года. В Лондоне четырехлетний ребенок может ходить в подготовительную группу детского сада, но там мало внимания уделяется обучению. Главное — это дать ребенку освоиться с другими детьми, естественно общаясь с ними. У Карлоса есть друзья, с которыми он играет?

Элизабет Латимер указала ей на кресло рядом с собой.

— Не желаете ли присесть, мисс Флеминг, — мягко сказала она. — Мне кажется, нам с вами надо поговорить. Начну с того, что Карлос не похож на других детей. Он ведь не англичанин, хотя и говорит на этом языке, как на родном, он испанец, а испанские дети не пользуются такой свободой, как наши, английские. К тому же это очень уединенное место, как вы, наверное, уже заметили, — она вздохнула. — Здесь нет других детей, которые могли бы играть с ним.

— Ни одного?

— Нет. Конечно, в деревне есть дети, но они не приходят сюда. Не думаю, что дон Рафаэль пустил бы их.

Лору это не удивило.

— Однако, — возразила она, — наверняка для Карлоса было бы лучше иметь друзей, каких угодно друзей, чем вовсе никаких.

— А вы думаете, я не говорила об этом с самого начала? — воскликнула Элизабет Латимер. — Но с тех пор, как умерла донья Элена, дон Рафаэль дает Карлосу мало свободы.

У Лоры перехватило горло.

— И как давно умерла донья Элена?

— Около трех лет назад, — пожала плечами Элизабет Латимер. — Здесь не говорят о смерти доньи Элены, мисс Флеминг.

Эта фраза показалась Лоре интригующей. Лоре не было чуждо ничто человеческое, и ей очень хотелось побольше узнать о донье Элене, пока это было возможно. Она посмотрела на Карлоса, который продолжал играть на полу, складывая из кубиков замок и снова разрушая его. Лора понимала разочарование, которое испытывала пожилая женщина, и пыталась выяснить, почему Рафаэль так строг с мальчиком.

— Вы здесь давно служите? — спросила она, глядя на Элизабет Латимер.

Мисс Латимер вздохнула.

— Уже почти тридцать пять лет, — ответила она.

Лора открыла рот.

— Значит, вы были здесь, когда Раф… дон Рафаэль был еще маленьким мальчиком?

— Я была здесь, когда он родился, — кивнула Элизабет Латимер. — Я приехала сюда с его матерью, когда она была беременна.

Что-то шевельнулось у Лоры внутри, словно ток пробежал по всем ее нервам. Она представила себе Рафаэля маленьким, таким же ребенком, как Карлос, но, конечно, не таким тихим и подавленным.