— И что вы предлагаете? — отозвался Кальянраман, осоловело тараща глаза на утреннюю синь в иллюминаторе.

— Ничего, — бесстрастно ответил Каменцев. — Но вы, по–моему, не понимаете, к чему я клоню. От "Комсомольца" мы идем к Бермудам. Каким испытанием это явится для вас, предсказать не берусь. Мои запасы строго ограничены.

— И что же мне делать? — вопросил Кальянраман с испугом.

— Я буду откровенен с вами настолько же, насколько вы откровенны со мной, — продолжил Каменцев. — Лично мне плевать на всю эту экспедицию, да и к тому же я от нее очень устал. Судовой врач, как оказалось на поверку, удел не сладкий. А море, по моему мнению, лучше всего смотрится со стороны теплого пляжа. Поэтому я с удовольствием также оказался бы на береге.

— Но как я могу повлиять…

— Откуда же я знаю? — развел руками Каменцев. Обхватив тощими пальцами колени, пакистанец задумался, раскачиваясь корпусом на вертящемся табурете, а затем, уставившись на своего спасителя обескураженным взором, с запинкой спросил:

— Вам что, непременно требуется попасть в Америку?

— Не мне, а вам, — поправил его Каменцев. Кальянраман лишь тяжко вздохнул. Затем произнес:

— Мне не хотелось бы, чтобы господин Ассафар рассматривал меня как большую проблему для экспедиции…

— Н–да, он, чувствуется, человек суровый, — мельком взглянув на угнетенного пациента, произнес Каменцев. — Но, прибудь мы в Штаты, договариваться с ним ни о чем не потребуется, там в любом случае запланирована долгая стоянка.

— Что вы имеете в виду? — В тусклом взгляде пакистанца мелькнул отблеск какой‑то одному ему ведомой идеи.

— Я ничего не имею в виду, — холодно отозвался Каменцев. — Я просто рассуждаю с точки зрения медика, обязавшего себя во главу угла ставить гуманность и нужды больного. В данном случае — больного, которому грозит кома. Далее — выбирайте сами. Если вы находите в себе силы продержаться… Впрочем, есть иной выход: я могу официально обратиться к начальству, и…

— Да вы что! — отмахнулся Кальянраман. — Ни в коем случае! У нас и так достаточно неприятностей. И мне за них изрядно досталось… В общем, я вам признателен, доктор. За помощь и за участие. Когда следующий укол? — смущенно кивнул на использованный шприц.

— Желательно — завтра в это же время, — твердо заявил Каменцев. — Вам, дружище, придется выдержать режим жесткой экономии. Иначе не выдюжить.

Шатаясь от безысходности, Кальянраман покинул санчасть.

После обеда, покуривая с Забелиным на верхней палубе, Каменцев поведал товарищу о визите ученого мужа, услышав в ответ:

— По–моему, мы перемудрили. И как бы ваши намеки этот тип в чалме не воспринял бы ненужным для нас образом.

— Не думаю, что он станет…

— А я думаю, что ни в шпионы, ни в диверсанты мы категорически не годимся, — отрезал Забелин.

Каменцев хотел возразить, но слов не нашел. Отведя взгляд в сторону вечернего моря, рябившего низкими и ровными гребнями спокойных волн, он согласился в душе с правотой соратника — единственного человека на этой проклятой посудине, которому можно было довериться.

Прибыв в Осло, Уолтер немедленно связался с одним из хорошо ему знакомых русскоязычных бруклинских мафиозо, попросив встретить его в нью–йоркском аэропорту с профессиональными телохранителями.

Мафиозо, в начале своей эмиграции работавший под началом Уолтера в качестве наемного менеджера, был безгранично обязан своему прошлому боссу, адаптировавшему его к заграничной жизни, а потому, не задавая никаких праздных вопросов, безукоризненно просьбу исполнил, и сразу же на выходе с таможни возле прибывшего из Европы пассажира возникли четверо громил, бдительно осматривающихся по сторонам и в качестве пароля произнесших пару фраз, несших в себе подтверждающую благонадежность их статуса информацию.

— Машина рядом с выходом? — коротко поинтересовался Уолтер у одного из охранников.

— Естественно…

— К ней вполне могли присобачить бомбу — Мордоворот снисходительно усмехнулся, кривя губу:

— Учли, начальник…

Однако сюрприза избежать не удалось: при следовании из аэропорта в город, на одну из заранее подготовленных ушлым гангстером конспиративных квартир, в машине раздался телефонный звонок, и, с некоторым удивлением обернувшись на гостя–клиента, охранник передал Уолтеру трубку:

— Вас…

— Здравствуйте, — вкрадчиво прошелестел незнакомый голос. — С прибытием!

Уолтер, сжав зубы, молчал.

— Вы все делаете грамотно, — продолжил неведомый собеседник, — но ваша осторожность, уверяю вас, совершенно напрасна. Давайте договоримся о следующем: вы посвящаете в ваши не доступные никому мысли доверенного человека или же составляете определенный документ, предназначенный для немедленного вскрытия в случае… ну, понимаете… И таким образом создается необходимый паритет. Если вы согласны, то за моральный ущерб мы завтра же переводим на ваш счет сто тысяч долларов.

— Где моя жена? — озлобленно буркнул Уолтер.

— Если вы согласны, — повторил голос, — то уже через час она будет дома.

— Согласен, — проронил он. — Что дальше?

— Дальше остается рассчитывать на ваше умение держать слово и на благоразумие, естественно…

Послышался щелчок, и в трубке воцарилась многозначительная тишина.

Сквозь затемненное стекло Уолтер, болезненно прищурясь, обозревал знакомую панораму дороги, пролегшей мимо убогих домиков и закопченных тоннелей неблагополучных районов Куинса.

Теснящиеся по его бокам громилы с выученным тактом помалкивали, сонно и безразлично взирая в зеркала бокового обзора.

Уолтер призадумался.

Сделанное ему предложение отличалось несомненной логикой и целесообразностью, однако он никогда не желал следовать ничьей указке, предпочитая и в самых благоприятных условиях выработать собственный страховочный вариант, напрочь ломающий канву известной партнеру или же противнику схемы.

Но что здесь придумать? И вообще стоит ли выкидывать фокусы, за которые способно последовать смертельное наказание?

Возвращение жены, откуп — все это хорошо, но только не учтено одно: он ведь не трус и не собачка на привязи. И где‑то там, в океане, болтаются сейчас нормальные ребята, рассчитывающие на его помощь и способные погибнуть ни за что. Забыть о них? Сохранить собственную жизнь, наплевав на чужие?

Он — парень не набожный, циничный, но бог‑то ведь есть! И спас его бог не ради завтрашнего перевода круглой суммы на счет и трогательной встречи с супругой… Истина состоит в ином.

Собственно, как подумалось рассеянно, стремление к богу и равнозначно стремлению к истине. Бог и есть истина. И если, как утверждают материалисты, бога нет, то слово "истина" им надо бы устранить из своего обихода…

Объяснять что‑либо гангстерам он не стал.

Дождался, ходя из угла в угол предоставленной ему охраняемой квартиры, приезда заплаканной жены, сбивчиво рассказавшей, будто ее похитили на улице, затащили в машину и отвезли, завязав глаза, в невесть какой район, где она сидела в подвале особняка под присмотром двух азиатов, откуда лишь сегодня ее отвезли в верхний Манхэттен, где выбросили на одном из пустырей Гарлема.

Предоставив супруге осваивать новое жилище, Уолтер связался с бывшим подчиненным, а ныне криминальным боссом, попросив у него лишь убежища и квалифицированную охрану.

Затем, сконструировав головоломную операцию, через надежного человека он связался с Диком Энберном, офицером ФБР, англосаксом, без малейшего акцента владевшим русским языком.

С Диком он познакомился около двух лет назад, когда тот, ведший расследование одной финансовой махинации, к которой косвенно был причастен грешный Уолтер, вцепился в бизнесмена, знавшего множество тайн делового мира русскоязычной общины, как фокстерьер в лисий хвост.

Надежды Дика прищучить и завербовать многомудрого и авторитетного воротилу не сбылись: Уолтеру, заранее упредившему вероятность провала аферы, удалось вывернуться, оставив сыщика с носом.