Выглянул в окно: мечеть, домишки чистенькие, арабы в белых балахонах в "Мерседесах" разъезжают, какой‑то потертый темнокожий народец у лавчонок тусуется… То есть все в порядке, прибыл для прохождения челночной службы.

Полез в карман: валюта на месте, виза–простыня, а паспорта нет…Дела!

Утер нервный пот и пошел искать вчерашних собутыльников, дабы сведения со стороны получить о том, что было в принципе и где он мог посеять основной документ.

Спустился, дрожа в похмельном недомогании, в столовую, где вчерашние знакомцы с помятыми физиономиями яичницу трескали, и был успокоен позитивной информацией: дескать, паспорт хранится в сейфе отеля, у всех отобрали, порядки такие. Чтобы в случае недоразумений турист с крючка не соскочил. Без паспорта из Эмиратов, как с подводной лодки, никуда не денешься. Вокруг пустыня и залив с акулами.

Съели яичницу, разлили под столом целебный коньяк — и отправились на закупки товара.

Тут уж каждый действовал сам по себе. А Крохин, бродя по дичайшей жаре, теряя литры пота, выносящего из организма вредные алкогольные шлаки, заглядывал в занавешенные толстой полиэтиленовой пленкой лавчонки не как покупатель, а как истомленный путник, желающий передохнуть в прохладе выстуженного кондиционером помещения.

Опасаясь схватить благодаря резким температурным перепадам простуду, одновременно он тупо сознавал свою беспомощность и некомпетентность в выборе перспективного товара.

Мысли путались, нагромождения тканей, одежды, игрушек, искусственных цветов, хозпринадлежностей плыли в глазах, подступало затравленное отчаяние и злость, но впереди были еще три дня, и он решил не спешить, уяснить необходимый порядок цен и конъюнктуру, посоветовавшись со знающим народом.

Однако — не тут‑то было! На беседы подобного рода челноки шли неохотно, лично выстраданные секреты утаивали и со злорадством предоставляли коллеге–конкуренту действовать наобум, бредя тропой, ведущей к коммерческому краху.

Вечером в одном из крупных оптовых магазинов Крохин познакомился с его владельцем–пакистанцем, уроженцем Карачи.

Английским языком, в отличие от большинства соотечественников, Крохин владел бойко, и после общей беседы о том о сем предложил ему пакистанец поступить на работу в магазин — мол, русских до черта ездит, никто по–английски ни бе ни ме, контингент темноватый интеллектуально, будешь помогать. Пятьсот зеленых в месяц, квартиру и страховку фирма оплачивает…

И согласился Владимир, решив, что бытие в экзотическом мире, во–первых, привлекательно и познавательно, а во–вторых, зарплата в твердой валюте надежнее зыбких доходов мешочников.

Вернулся в Москву, сдал квартиру в аренду и полетел обратно, получив с помощью пакистанца трехмесячную визу, аналогичную испытательному сроку.

Таким образом он стал одним из поселенцев на территории интернациональной шабашки, влившись в сообщество основного населения страны временщиков–поденщиков, прибывших из соседних Ирана, Йемена, Индии, Шри–Ланки, Иордании.

Иммиграционная система работала в Эмиратах жестко и хитро: получить гражданство не мог никто, и владельцы магазинов, служащие, водители, полицейские — все без исключения пребывали в подвешенном положении, с единственной задачей: заработать и вернуться на нищую родину, где многих никто не ждал.

У всех этих людей без будущего имелся свой спонсор, если можно так обозначить местного жителя–гражданина, курирующего тот или иной бизнес.

А потому в безналоговой зоне Эмиратов "спонсору" за визовую поддержку и общее покровительство полагалось до пятидесяти процентов от дохода магазина или компании. Правда, пакистанец утверждал, что обошелся малой, что называется, кровью, выплачивая своему куратору всего лишь шесть тысяч долларов в год.

По его же словам, кое‑кто из пришельцев, вложив деньги в гостиницы, приобретя недвижимость, всерьез прогорел, ибо вероломный "спонсор", в любой момент способный обратиться к властям и вытурить своего подопечного из страны по соображениям, скажем, благонадежности, такую свою привилегию бессовестно пускал в дело, присваивая себе имущество бедолаги вкладчика. А судиться же чужаку–иноземцу с местной арабской элитой — себе дороже. Она, элита, — то бишь граждане ОАЭ, пребывала в своем космосе — устроенном, защищенном и уютном, посвящая иностранцев в перипетии личного бытия весьма неохотно и крайне редко.

За глухими каменными заборами, скрывающими резиденции местных тузов с их гаремами и персональными мечетями, таилась загадочная, недоступная временщикам жизнь.

Райские кущи, усеянные разноцветьем нежных лепестков бугенвиллеи, выпирали наружу через брустверы ограждений, высились ухоженные пальмы над крышами великолепных вилл, у чьих фасадов сияли алмазной россыпью струи фонтанов, и просто не верилось, что все архитектурные дива здешних мест, включая чистенькие небоскребы залитых неоновым сиянием городов, выстроились за какие‑то три неполные десятилетия и, откинь назад на счетах времени эти три костяшки, предстанет перед взором мертвая жаровня пустыни с несколькими глинобитными строениями, иссеченными песчаными бурями.

Чудо в пустыне, выросшее на дрожжах нефтедолларов.

Как утверждал работодатель–пакистанец, раньше здесь произрастала лишь парочка чахлых пальм, а под ними стоял глинобитный сарай, в котором обитал местный шейх.

Начав продавать нефть, шейх закатывал вырученные доллары в пустые бочки из‑под бензина и так на этих бочках и кайфовал, являя собой образ скупого рыцаря в арабской версии. Когда же шейх отдал душу Аллаху, отпрыск его, малый сообразительный, купюры из бочек вытряхнул, специалистов с Запада нанял и затеял большое строительство. Вот и выросли небоскребы, дороги, заправки, зеленые парки, где к каждому цветочку была подведена питательная, опресненная новейшими технологиями водичка.

И несмотря на то, что считал себя Крохин в данном государстве человечишкой третьего сорта, шпаной, а уважал арабов совершенно искренне, думая о той уйме нефтяного сокровища, что была некогда растрачена бездарными советскими бонзами в никуда — разворована, проедена–пропита, на борьбу с мировым капитализмом ухойдакана.

Вот тебе и темные арабы! Сумели шейхи собраться, объединиться, все поделили без пальбы и разборок так, чтобы каждому соотечественнику не бедствовать и треть бюджета только на одну медицину тратить, оберегая здоровье нации. И все — без каких‑либо хитростей и чудес: я, дескать, шейх, я — власть и большие деньги. А вон тот — беден, но тоже наш гражданин. А потому в обязательном порядке дадим ему руководящую должность и полную социальную защиту. В довесок же пусть еще и десяток–другой магазинчиков курирует. А родился у него ребенок — сразу на счет нового соотечественника пару сотен тысяч баксов. Короче, большие люди должны иметь большие деньги, а маленькие — много маленьких.

Данным принципом руководствовался и Крохин, помимо заработка получавший комиссионные за привлечение челноков в магазин хозяина–мусульманина, кто относился к нему весьма дружелюбно и задержек с выплатами не допускал.

Через три месяца надлежало продлить визу, для чего Крохину, согласно закону, потребовалось временно Эмираты покинуть.

Собственно, покидание составило считанные часы, пройдя по стандартной для всех временщиков схеме полета в соседний Катар.

Сорок минут в воздухе, отметка в паспорте, закупка алкоголя в "Дьюти–фри$1 — и через час опять в Эмиратах.

Вскоре он получил уже трехгодичную визу резидента. Более длительную — на пять лет — давали лишь бывшим советским офицерам, сумевшим устроиться армейскими инструкторами.

Жизнь в арабской стране Владимира вполне устраивала: бесплатная однокомнатная квартира, твердый заработок, вознаграждения от челноков за различного рода услуги — и ежемесячные дивиденды от сдачи московской квартиры. К тому же через каждые полгода Крохин беспошлинно мог ввозить в Россию автомобиль, получая на этом наварец в размере трех тысяч зеленых.