Солнце уже склонилось к закату, когда я снова увидела мистера Лумиса. Он вышел из-за угла здания — должно быть, опять воспользовался задней дверью — неся что-то в руке. В постепенно слабеющем свете и без бинокля я не могла разглядеть, что это; но вещица была маленькой. Не оружие.

Он прошагал ко входу и остановился у двери. Над крыльцом нависала крыша, и мистер Лумис стоял в тени, поэтому трудно было рассмотреть, что он там делает. Похоже, он изучал саму дверь, даже протянул руку и пошатал раму. Положив на пол то, что держал в руке, он вошёл в помещение и тут же вышел обратно, неся что-то ещё. Следующие четверть часа он возился с дверью. Я не знала, что он делает, могла лишь догадываться.

Закончив, мистер Лумис предпринял ещё одну ходку в магазин и вынырнул оттуда с ружьём, после чего завёл трактор и поехал домой. Я прислушивалась к затихающему вдали рокоту, а после того, как двигатель, почихав напоследок, затих, поднялась и выбралась из кустов, прихватив молоко и рыбу. Становилось темно.

Пора бы отправляться в пещеру, но меня одолело любопытство — не терпелось узнать, верна ли моя пугающая догадка. Спустившись к магазину, я во всём убедилась собственными глазами. Мистер Лумис навесил замки как на переднюю, так и на заднюю двери. Обе теперь были надёжно заперты.

В этот вечер, вернувшись к своему очагу, я изменила планы и приготовила на ужин рыбу. Завернув свою половину курицы в бумагу, я положила её в прохладном месте внутри пещеры. В голове кружились мысли о запертых дверях, к которым у меня не было ключей, и о тракторе, ключ к которому у меня тоже отобрали. Сперва я подумала: отныне чтобы сходить в магазин или воспользоваться трактором, я должна буду спрашивать разрешения. Но куда хуже была следующая мысль:

Ключей он мне не даст — никаких и никогда.

Поэтому я и съела рыбу — её нельзя хранить, испортится. Курица продержится ещё по крайней мере несколько дней.

4 августа (продолжение)

Он подстрелил меня на следующий день.

Я проснулась на рассвете, как обычно, перенесла спальные принадлежности обратно в пещеру и доела жареную рыбу, оставшуюся со вчера — не разогревая, холодную; но ничего, она была не так уж плоха. Поев, я немного взбодрилась и решила, что, возможно, была слишком пессимистична в отношении замков на дверях магазина. Мистер Лумис стремится распоряжаться решительно всем, контролировать расходование вещей и материалов, так чтобы их хватило на более долгий срок — как, например, с клиновидным ремнём, бензином, удобрениями и пр. Он смотрит далеко вперёд. А мне он в этом плане не доверяет (может быть, не без основания) — вот и навесил замки. Да, наверняка я рассуждаю правильно.

Словом, как я ни страшилась ответа, а выяснить положение надо было побыстрее; потому что альтернатива была куда хуже: мистер Лумис нашёл простой и эффективный способ вернуть меня под свою руку. Голод. Приходилось принимать во внимание и этот вариант. Если таков в действительности его план — что мне ему противопоставить? В пещере у меня есть запас продуктов, их хватит на пару недель, может, дольше, если буду экономить. Могу ловить рыбу. Знаю, где растут ягоды. Может, удастся подстрелить кролика. Но долго мне так всё равно не продержаться.

Да — а как насчёт кур, яиц, молока, огорода? На них он тоже умудрится навесить замки?

Нечего зря голову ломать. Нужно пойти и всё выяснить.

Встревоженная и подавленная, я взяла свой бидон и мешок и отправилась к дому, опять воспользовавшись долгим кружным путём. Сейчас особенно важно ничем не выдать своего местонахождения.

Пока я шла, у меня возникла другая мысль: возможно, в том, что он пустился на эти новые меры, виновата я сама. Чем дольше я оставалась вне его досягаемости, тем упорнее он желал вернуть меня обратно. Может, уступить чуть-чуть? Есть же люди, которые не терпят одиночества; вероятно, он из их числа и действует, движимый отчаянием. Почему бы мне не предложить ему по вечерам проводить часок-другой в беседе — он может сидеть на веранде, я — на дороге? Вреда ведь не будет, верно? Я могла бы вести себя более дружелюбно — насколько позволяли бы соображения безопасности, конечно. Это был разумный план, и у меня полегчало на душе.

На подходах к дому я всё раздумывала: стоит ли мне сразу взяться за работу или для начала сообщить мистеру Лумису, что я видела навешенные им замки, и попросить ключ? Я решила попросить ключ и таким образом прояснить положение. Всё равно подошло время принести ему продукты из магазина. А заодно познакомлю его со своей новой идеей.

Теперь-то я знаю: он следил за мной с того момента, когда я появилась на дороге, и рассчитывал, что я сразу подойду к дому. Конечно, отправься я непосредственно на работу, существенного значения это бы не имело. Рано или поздно, но мне пришлось бы попросить у него ключ.

Помню, отец как-то сказал, что великие события имеют свойство происходить незаметно. Они подкрадываются исподтишка и заканчиваются прежде, чем ты успеваешь сообразить, что случилось. Правда, то, что произошло со мной, вряд ли можно громко именовать «великим событием», но для меня оно поистине важное и ужасное, к тому же я и не подозревала о его приближении.

Я стояла напротив дома, как раньше, смотрела на переднюю дверь и раздумывала, не пойти ли постучаться, если мистер Лумис так и не появится. И вдруг послышался сухой острый щелчок. Я удивилась — откуда этот звук, что бы он мог значить? Но тут я ощутила, как что-то резко дёрнуло меня за джинсы, а вслед за этим правая лодыжка загорелась огнём. Непонятный звук повторился. Только теперь я наконец вскинула голову и увидела, что из приоткрытого окна верхнего этажа торчит начищенный до синего блеска винтовочный ствол, очень тонкий, а за ним маячит лицо моего противника, полускрытое портьерой.

Второй выстрел не попал в цель, пуля ударила в гудрон в футе позади меня, срикошетила и улетела прочь с пчелиным жужжанием.

Я пустилась наутёк, уронив бидон; Фаро в доме, заслышав выстрелы и дребезжанье катящегося по дороге бидона, неистово залаял. Я кинулась к деревьям, росшим вдоль Бёрден-крика, каждую секунду ожидая пули в спину — мне ведь пришлось ярдов тридцать бежать по совершенно открытому месту, где я была лёгкой мишенью. Но мой враг больше не стрелял. Мне даже послышался звук захлопывающегося окна, но я не стала задерживаться и оглядываться, чтобы это выяснить.

Укрывшись рощице, я почувствовала себя в относительной безопасности и побежала дальше, виляя между деревьями. У поворота, взглянув назад и убедившись, что противник меня не преследует, я села и принялась осматривать лодыжку. Пуля прошила грубую ткань джинсов, оставив пару маленьких круглых дырочек, а на носке снизу был виден узкий прямой разрез, через который медленно сочилась кровь. Я сняла кроссовку и носок. Рана оказалась лишь небольшой поверхностной царапиной; кожа едва задета. Края царапины побелели и болезненно ныли при нажатии. Будет синяк.

Ничего серьёзного; собственно, пока я сидела и оценивала потери, рана почти перестала кровоточить. Однако у меня из головы не шла мысль о том, что мне нечем её лечить: у меня не было ни бинтов, ни обеззараживающих средств. В доме что-то такое было, в магазине тоже, но толку-то... И тут я вспомнила: в пещере есть мыло. Хотя бы промою царапину да надену чистый носок. Я вновь обулась, не затягивая шнурок слишком туго, и направилась к пещере.

Обмывая лодыжку, я недоумевала: ранение-то странноватое! Мой противник сделал два выстрела; если он пытался попасть в меня, то оба раза взял слишком низкий прицел. Может, он просто плохой стрелок? Да нет, скорее всего, он не пытался убить меня, хотел только отпугнуть. Я же стояла на виду неподвижно, как столб (по крайней мере до первого выстрела), а мистер Лумис заранее приготовился, выждал, опёрся на подоконник — словом, в такой ситуации даже самый плохой стрелок не промахнётся.

Значит, он, наверно, просто не умеет стрелять. Промахнуться, стараясь во что-то попасть — это нормально. Но попасть, стараясь промахнуться...