Раздумывать было некогда: я рванула вверх по склону, направо от пруда — нужно достичь леса прежде, чем мистер Лумис выедет из-за поворота. Немного молока разлилось, но это ничего, главное — я успела. Укрывшись под пологом леса, я повернула налево и перебежала в пышные заросли, откуда можно было безопасно наблюдать за происходящим. Я не заботилась о том, чтобы вести себя потише: грохот двигателя перекрывал любые другие шумы. Спрятавшись за кустами, я поставила бидон на землю, присела на корточки и стала ждать.
Трактор вынырнул из-за придорожной рощицы и покатил дальше по дороге, преодолевая оставшиеся до магазина полмили. Мистер Лумис восседал на сиденье и правил одной рукой, а в другой, к моему изумлению и ужасу, держал ружьё. Ни дать ни взять будто индеец на лошади из какого-нибудь старого вестерна, собирающийся напасть на караван переселенцев. Я пялилась на эту картину в полном ошеломлении и ничего не понимала.
Примерно в сотне футов от входа мистер Лумис развернул трактор на девяносто градусов и остановился, но мотор не выключил. Затем спустился на землю с противоположной от магазина стороны, держа таким образом трактор между собой и зданием. Так он стоял и выжидал минуту или две, потом заглушил двигатель и положил ключ в карман. Держа ружьё в обеих руках, мой недруг двинулся к магазину. Глаза его были прикованы к окнам и двери.
Я вспомнила тот случай, когда он продырявил стену второго этажа дома, и подумала, что он, наверно, опять во власти галлюцинации. Но нет, нынче всё было иначе. В тот раз мистер Лумис действовал в бреду, сейчас же он двигался насторожённо и собранно, словно кошка, явно осознавая, что делает. Мой противник подождал, прислушался, отошёл назад; осмотрелся по сторонам, а потом быстро обошёл вокруг здания, исчезнув из поля моего зрения и вновь появившись. Он внимательно всматривался во все окна, как на втором этаже, так и внизу. Снова подошёл ко входу, с величайшей осторожностью приоткрыл дверь, затем распахнул её и шагнул внутрь.
Я недвижно сидела за кустами, смотрела на всё это и недоумевала. С чего ему вздумалось штурмовать магазин? Мне на ум пришло именно слово «штурмовать», потому что так всё и выглядело — словно внезапное нападение. И почему с ружьём? Он что, собирается во что-то стрелять? Неужели в меня?! Ну ещё бы, зачем же ещё таскать с собой ружьё, если не собираешься им воспользоваться!
Минут десять всё было тихо. Я не отводила глаз от здания и трактора. И заметила движение — в одном из окон второго этажа шевельнулась занавеска, из-за неё выглянуло лицо моего преследователя — бледное в тёмном обрамлении окна, словно призрак в доме с привидениями. И тогда мне отчасти стал ясен ответ.
Его целью был не магазин. Он отправился в квартиру Клейнов на втором этаже. Само собой, он искал там меня.
Значит, мне удалось ввести его в заблуждение, и, кажется, я слегка перестаралась. Каждый вечер, покидая усадьбу, я направлялась в эту сторону. В то утро, когда он следил за дорогой, я внезапно появилась около магазина. В тот же самый день я отправилась к пруду за водой — опять-таки примерно в этом же направлении — и возвратилась обратно с ножом и молочным бидоном, то есть вещами, которых с утра при мне не было. Вот он и пришёл к само собой напрашивающемуся выводу: я живу в магазине. Наверно, побывав в этом здании в первый раз, он обнаружил на втором этаже жилую квартиру; возможно, даже поднялся по лестнице и заглянул в неё.
Но после того, как Клейны с моими родителями уехали, я заходила в их жилище лишь однажды. Это случилось в одно дождливое воскресенье, когда я возвращалась из церкви. Поскольку это было воскресенье, работать я не собиралась, а для рыбалки или прогулки было слишком мокро; радио к тому времени уже отключилось. Поэтому я решила почитать и, как всегда, пожалела, что у меня нет новых книг. И тут мне пришло в голову, что у Клейнов могут быть книги, которых я ещё не читала.
Квартира тонула в полутьме: свет тусклого серого дня с трудом пробивался через занавешенные тяжёлыми шторами окна. Чистота там была идеальная — миссис Клейн, маленькая опрятная женщина, никогда бы не ушла из дома, не наведя в нём порядок — но запах стоял неприятный, помещение ведь давно не проветривалось. Я чувствовала себя не в своей тарелке, хотя и бывала у Клейнов пару раз раньше; мне казалось, будто я нарушаю личное пространство двух мёртвых людей. Сразу же после того, как я вошла туда, мне стало ясно, что никаких книг я здесь не найду. В квартире не водилось даже журналов, если не считать лежащего у швейной машины миссис Клейн альбома с выкройками и каких-то гроссбухов в кабинете мистера Клейна.
Ощущая ещё бóльшую неловкость и вину, я заглянула в их спальню, но и там не обнаружилось ничего, кроме самой обычной мебели и фотографий на стенах. Единственное, что как-то выделялось из всей обстановки — это заключённый в рамку портрет улыбающего молодого человека в тёмном костюме и при галстуке. Фотография выглядела довольно давней. Лежала на постели лицевой стороной вверх. Интересно, кто бы это мог быть? Либо мистер, либо миссис Клейн взглянули на портрет последний раз перед тем, как уехать, да так и оставили его на кровати. Сын? Я никогда не слышала, чтобы у них был сын. Лицо на фотографии было похоже на миссис Клейн в молодости, так что, возможно, это её брат. Разумеется, я так никогда этого и не узнала. Портрет я не тронула, он остался лежать на кровати.
Главное же заключалось в том, что мистеру Лумису достаточно было одного взгляда, чтобы понять — в этой квартире я не живу. Вот почему он выглянул из окна: если меня здесь нет, рассуждал он, значит, я где-то поблизости.
Он снова появился на пороге, огляделся и вернулся внутрь. Через полминуты он вывернул из-за угла здания, очевидно, пройдя через всё помещение и выйдя в заднюю дверь, чего я со своего наблюдательного пункта видеть не могла. Ружьё он оставил в магазине. Отойдя на несколько ярдов, он повернулся и, похоже, принялся внимательно изучать строение, постукивая пальцем по подбородку. Потом снова исчез — наверно, опять прошёл через заднюю дверь — и минут пятнадцать не показывался.
У меня не шло из головы ружьё. Как же тут не испугаться! Хотя, слегка успокоившись, я решила, что всё не так страшно, как мне сперва показалось. Я уже начинала понимать ход мыслей этого человека. Он всегда мыслил и действовал по одному и тому же образцу. Его беготня с ружьём означала — или могла означать — скорее всего, не то, что он собирался стрелять меня, а то, что он боялся, как бы я не пальнула в него. Мне до сих пор думается, что несмотря на всё случившееся позже я всё-таки, вероятно, была права. Мистер Лумис был уверен, что я живу в магазине. Он подождал, пока я не убралась из усадьбы, унося с собой молоко и рыбу, удостоверился, что я направилась в эту сторону, дал мне время войти в моё предполагаемое жильё, а потом прыгнул на трактор и помчался следом.
Конечно, он предполагал, что если я окопалась тут и видела его приближение, то могу испугаться и попытаться отогнать его. Но с чего он взял, что у меня есть ружьё? Всё моё оружие с самого момента появления чужака в долине находилось в пещере, и я никогда не упоминала о нём — уж в этом-то я уверена[20].
Времени для раздумий у мистера Лумиса было предостаточно. За прошедшие две недели он, должно быть, припомнил свои первые дни здесь, особенно тот, когда он спустился с холма в своём защитном костюме с тележкой за спиной и подошёл к дому. Благодаря моей предусмотрительности у него создалось впечатление, что усадьба пуста, что в ней давно никто не живёт. Вспомнив об этом, он сообразил, что уже тогда я обитала где-то в другом месте.
Ну и, конечно же, ему было известно, что люди, живущие в сельской местности, как правило, ходят на охоту, а это значит, что у них есть ружья. Из этого он заключил, что, уходя из дому, я забрала оружие с собой. Всё это он обдумывал, день за днём, сидя в доме в одиночестве, и понял ещё кое-что. А именно: если у меня есть другое более или менее удобное жилище (то есть что я не обитаю где-нибудь под кустом в лесу), то вряд ли я вот так запросто через несколько дней сдамся и вернусь в дом, прекратив «вести себя как дура», как он выразился. Чтобы заставить меня это сделать, ему нужно предпринять какие-то меры.
