Роджер выслушивал выговор молча – по его мнению, только таким образом он давал понять, что его достоинство непоколебимо. В конце концов леди Изабель развела руками: «Надо полагать, мне придется с тобой делиться, пока у меня не останется ни гроша!» Она снова обратилась к инженеру, и Роджер с облегчением отошел в сторону.

Он тут же заметил чрезвычайно привлекательную девушку, с любопытством разглядывавшую космический корабль. На ней были коричневый костюм в черную полоску и круглая черная шапочка; будучи несколько выше среднего роста, она двигалась с бессознательной грацией существа, не подозревающего о существовании недугов. У нее были каштановые волосы, карие глаза и классически правильные черты лица. Она произвела на Роджера самое благоприятное впечатление с первого взгляда – и со второго, и с третьего. Девушка излучала женственную притягательность: смотреть на нее значило желать приблизиться к ней, осязать ее и заявить о своих правах на нее. Но ей было присуще нечто большее, нежели телесное очарование. Даже с первого взгляда – а Роджер никогда не подозревал в себе особую интуитивную чуткость – он ощутил в ней нечто чудесное и чрезвычайное, некий легендарный, не поддающийся определению зов к возвышенному.

Девушка заметила внимание Роджера. Судя по всему, оно не вызывало у нее никакого раздражения. Роджер улыбнулся, хотя и без особого энтузиазма – недавняя головомойка не способствовала укреплению в нем самонадеянности. Но девушка смотрела на него с выражением, почти напоминавшим восхищение, и Роджер невольно задал себе вопрос: что, если каким-то чудом сия баснословная красавица заглянула в глубину его души и осознала все величие и великолепие его сокровенной сущности?

А теперь – чудо из чудес! – она приближалась к нему, она заговорила мягким тихим голосом с едва заметным акцентом; Роджер не умел его распознать, но акцент придавал каждому ее слову поэтический ритм: «Эта дама в роскошном платье – леди Изабель Грэйс?»

«Именно так, вы совершенно правы, – откликнулся Роджер. – Ничто не может быть ближе к неопровержимой истине».

«А с кем она говорит?»

Роджер оглянулся: «С господином Бикелем. Его считают выдающимся музыковедом – по крайней мере, он так считает».

«А вы тоже музыкант?»

Роджер внезапно проникся горьким сожалением в связи с тем, что пренебрег музыкальным образованием; было совершенно очевидно, что девушка хотела видеть в нем музыканта, что она одобрила бы такой выбор профессии… Что ж, учиться музыке никогда не поздно: «Да – в каком-то смысле».

«О? В самом деле?»

«Ну, скажем так… – замялся Роджер. – Я играю… по сути дела, я один из этих, знаете ли, помощников на все руки… А вы чем занимаетесь?»

Девушка улыбнулась: «На этот вопрос я никак не могу ответить – потому что сама не совсем понимаю, чем занимаюсь. Но я могу сказать, как меня зовут – если вы сделаете то же самое».

«Меня зовут Роджер Вул».

«И вы каким-то образом связаны с леди Изабель Грэйс?»

«Она приходится мне теткой».

«Вот как! – девушка смерила его восхищенным взглядом. – И вы отправитесь с ней в гастроли на далекие планеты?»

До сих пор Роджер даже не пытался рассматривать такую возможность. Он нахмурился, украдкой покосился на тетку – и вздрогнул, встретившись с ней глазами. Леди Изабель оценивающе взглянула на стоявшую рядом с Роджером девушку, и сразу стало ясно, что одной своей внешностью та заслужила ее неодобрение. Леди Изабель нравились отзывчивые деловые люди без задних мыслей и без темного прошлого. Собеседница Роджера была очевидно полна задних мыслей и скрытых намерений, а ее прошлое переливалось тысячами теней всевозможных оттенков. «Да, – задумчиво кивнул Роджер. – По всей вероятности, я присоединюсь к экспедиции. Похоже на то, что намечается интересное путешествие».

Девушка торжественно кивнула, как если бы Роджер изрек фундаментальную истину вселенского масштаба: «Я тоже хотела бы отправиться в космос».

«Вы так и не сказали, как вас зовут», – напомнил Роджер.

«И правда! У меня странное имя – по меньшей мере, так говорят».

Роджер не скрывал нетерпение: «Не стесняйтесь».

Губы девушки слегка покривились: «Мэдок Розвин».

Роджер попросил ее объяснить, как в точности пишется это имя, и она не отказалась: «По сути дела, это уэльская фамилия, происходящая из Мерионета, что к западу от Бервинских гор, но от нашего племени уже никого не осталось – я последняя».

Роджер хотел было утешить собеседницу, но к ним подходила короткими резкими шагами леди Изабель: «Роджер, кто твоя подруга?»

Роджер представил их: «Леди Изабель Грэйс – мисс Мэдок Розвин».

Леди Изабель коротко кивнула. Мэдок Розвин сказала: «Рада познакомиться с вами, леди Изабель. Я считаю, что вы задумали чудесный проект, и хотела бы к вам присоединиться».

«Даже так! – леди Изабель смерила девушку взглядом с головы до ног. – Вы выступаете в театре?»

«Не профессионально. Я пою, играю на фортепиано и на гармошке, а также на нескольких забавных инструментах, вроде оловянного свистка».

«К сожалению, в наш репертуар войдут почти исключительно классические шедевры, – самым сухим тоном обронила леди Изабель. – Хотя мы попробуем поставить пару опер раннего декадентского периода».

«Может быть, потребуется развлекать публику в антрактах – или исполнять, время от времени, легкую музыку? Я быстро приспосабливаюсь и могла бы оказаться полезной в самых различных ролях».

«Все может быть, – пожала плечами леди Изабель. – Тем не менее, в труппе почти не осталось вакансий, а на борту космического корабля нет лишних мест. Я могла бы предложить предварительное прослушивание, наряду с шестью другими кандидатками, одаренной обладательнице колоратурного сопрано, заслужившей репутацию безукоризненной исполнительницы ведущих ролей в русских, французских, итальянских и немецких операх. Труппа должна функционировать подобно слаженному механизму, в котором каждый компонент становится неотъемлемой частью целого. Не относящиеся к механизму компоненты – такие, как любители, играющие на гармошке или дующие в оловянный свисток – оказались бы совершенно излишними».

Мэдок Розвин вежливо улыбнулась: «Мне остается только согласиться. Но если вы когда-либо будете рассматривать возможность более непринужденной, развлекательной программы, надеюсь, вы обо мне вспомните».

«Разумеется, в таком маловероятном случае я о вас не забуду. Полагаю, Роджер сумеет с вами связаться, если потребуется».

«Само собой. Благодарю вас за внимание и желаю всяческих успехов».

Уходя, леди Изабель обернулась: «Роджер, сегодня вечером приезжай в Балью – нам нужно поговорить. Пора принимать окончательные решения».

Внезапно осмелев, Роджер взял Мэдок Розвин за руку, и дрожь прикосновения прокатилась приятной волной от пальцев до его плеча: «Знаете что? Пойдемте пообедаем, а потом вы что-нибудь сыграете на свистке».

«Увы, я не взяла его с собой!»

Роджер отвел ее к своему маленькому аэромобилю. Они упорхнули в ресторан на вершине горы – Роджеру еще никогда не приводилось обедать в столь очаровательной компании. Роджер делал десятки экстравагантных заявлений; Мэдок Розвин отвечала точно взвешенным сочетанием веселости, скептицизма и терпимости. Роджер хотел узнать о ней все, что можно было узнать; на протяжении одного быстротечного часа он надеялся возместить долгие годы, бесцельно растраченные в неведении о существовании столь драгоценного и неотразимого существа. История жизни Мэдок Розвин, по ее словам, была непритязательно проста. Ее родители, землевладельцы, занимались сельским хозяйством в сравнительно удаленном районе Уэльса; она посещала начальную школу в селении, состоявшем из нескольких каменных домов, а затем – гимназию в Лланголлене. Когда ее родители скончались, она продала старую ферму, и с тех пор странствовала по свету. Она нанималась на работу то в одном месте, то в другом, не совсем представляя себе, чем она на самом деле хотела заниматься, но ни в коем случае не желая поступиться своей свободой. Роджеру пришло в голову, что именно в этом заключалась и его основная проблема: он не был ленив, у него были недюжинные способности, но его приводила в ужас рутина повседневного труда. А Мэдок Розвин, несмотря на всю ее откровенность, оставалась таинственной личностью – как в глубине сцены, в ней за одним занавесом всегда открывался другой, в ней замечались сполохи необъяснимых эмоций, намеки на тщательно скрываемые стремления и цели.