Бернард Бикель понял, что напоролся на нешуточного противника, и решил ретироваться: «Нет, конечно. Ничего подобного. Припоминаю забавное приключение на четвертой планете Капеллы – пренеприятнейший мирок, кстати; если кто-нибудь собирается его навестить, настоятельно рекомендую отказаться от этого намерения! Так или иначе, я присоединился к бригаде геологов-разведчиков, собиравших образцы минералов в малонаселенной глуши. Как-то раз мы ночевали в палатках рядом с табором местных аборигенов – бидрахатных дендикапов, как вы понимаете…» Музыковед обвел взглядом лица присутствующих: «Вы о них не слышали? Что ж, это относительно безвредные создания, ростом метра полтора, покрытые шубой плотной черной шерсти. Семенят на двух коротких ногах, а что у них под шерстью, одному богу известно. Как бы то ни было, как только мы разбили лагерь, дендикапы – особей тридцать, не меньше – пришли с нами познакомиться. Мы вручили им куски серы; они ее употребляют в пищу в качестве почти обязательной приправы, примерно так же, как мы – соль. И тут мне пришло в голову, шутки ради, включить переносной проигрыватель, карманный „Дуодекс“ с долгоиграющими кристаллами – вы такие, наверное, видели. Прочное, надежное устройство; качество звука, конечно, неважнецкое, но динамики высокого разрешения таскать с собой несподручно, сами понимаете… Так вот, вы бы на них посмотрели! Дендикапы замерли, совершенно зачарованные! Они просидели три часа, уставившись на маленький проигрыватель в полном оцепенении. Даже про серу забыли».

Вокруг стола послышались приглушенные смешки, шорох оживления. Лилиэн Монтигль заметила: «Это даже трогательно! Бедняги, наверное, никогда не слышали хорошей музыки!»

Кто-то спросил: «А эти – как их? – дендикапы… проявили какие-нибудь признаки… ну, скажем, понимания того, что они слышали – или как-нибудь реагировали эмоционально?»

Бикель рассмеялся: «Скажем так: тонкости полифонической структуры „Бранденбургских концертов“ они, конечно, пропустили мимо ушей. Но они слушали Баха с не менее напряженным вниманием, чем сюиту из „Щелкунчика“ – так что, по меньшей мере, их невозможно обвинить в поверхностности».

Леди Изабель нахмурилась: «Не уверена в том, что я полностью вас понимаю. Вы признаёте, таким образом, универсальность музыкального самовыражения?»

«Ээ… в некоторой степени, если удовлетворяются определенные условия. Музыка есть средство общения – чисто эмоционального общения, в случае инструментальной музыки – а в процессе любого общения подразумевается согласование смысловой символики, в том числе значений звуковых символов и их последовательностей в различных контекстах. Вы понимаете, о чем я говорю?»

«Разумеется! – отрезала леди Изабель. – Надо полагать, я не могла бы выполнять функции секретаря-казначея Лиги оперных театров, если бы ничего не понимала в музыке».

«В самом деле! Я не имел представления о вашей – как бы это выразиться? – почти профессиональной квалификации».

Леди Изабель ограничилась сухим кивком.

Бикель продолжал: «Хотел бы подчеркнуть следующее обстоятельство. Музыкальная символика одновременно проста и сложна. Медленные, тихие ритмичные звуки оказывают успокаивающее действие практически на любого слушателя. Сходным образом, пассажи резких стаккато, исполняемые на трубе, производят возбуждающий эффект. Такова абстрактная символика на самом примитивном, инстинктивном уровне. Когда мы рассматриваем, однако, аккорды, последовательности аккордов, тональные модуляции и мелодическую структуру, мы имеем дело с построениями, символическое значение которых в гораздо большей степени определяется условностями. Даже в контекстах различных музыкальных традиций Земли таким сложным звуковым символам может придаваться различное условное значение. Конечно, мы могли бы строить предположения относительно конвергенции музыкальной символики тех или иных галактических цивилизаций. Вполне возможно, что процессы формирования культурных норм или параллельного развития… – кто-то рассмеялся, и музыковед укоризненно поднял руку. – Не следует сразу сбрасывать со счетов культурный параллелизм! Диатоническая гамма – не каприз природы и не случайное изобретение! Она основана на фундаментальных гармонических соотношениях, общих для всех физических явлений. Начните с любой случайно выбранной ноты. Например, сделаем ноту „до“ нашей исходной частотой колебаний и назовем ее „тоникой“. Любой ребенок слышит, что между этим звуком и нотой „до“ на октаву выше или ниже существует безошибочно распознаваемое согласие, консонанс. Почему? Потому что октава соответствует соотношению частот 2:1. Почти таким же приятным для слуха ощущается интервал, возникающий при соотношении частот 3:2 – квинта. По отношению к „до“ такой консонанс создается нотой „соль“; с функциональной точки зрения любая нота, звучащая на квинту выше тоники, называется „доминантой“. Например, если „соль“ становится тоникой, то доминантой становится „ре“. Если в качестве исходной ноты – тоники – используется „ре“, то доминантой становится нота на квинту выше „ре“, то есть „ля“, и так далее. Продолжая этот ряд, мы получаем двенадцать различных нот, после чего внезапно обнаруживаем ноту, звучащую почти так же, как первоначальное „до“, но на восемь октав выше. Расположите все эти ноты, одну за другой, в пределах нескольких последовательных октав, слегка растяните интервалы между звуками верхних октав так, чтобы они были точно такими же, как между звуками нижних октав – это называется „темперацией“ – и вы получите знакомую диатоническую гамму. В этом нет ничего таинственного, трудно представить себе что-нибудь более простое и естественное. Какой из этого можно сделать вывод? А вот какой: нет ничего удивительного в том, что представитель расы, ничем не напоминающей человеческую, живущий на планете, условия которой ничем не напоминают земные, использует музыкальный инструмент, резонирующий наподобие земных, и исполняет на нем музыку, основанную на знакомой нам с детства гамме „до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до“».

«Ха-ха! – воскликнула леди Изабель. – Именно это я тысячу раз пыталась втолковать глупцам, злословящим по поводу Адольфа Гондара и его „Девятой труппы“!»

Улыбнувшись, Бернард Бикель покачал головой: «А это уже совсем другой вопрос! Согласен, диатоническая гамма универсальна – так же, как универсальны дверные петли, швартов, привязывающий лодку к пристани, или теорема Пифагора. Но все это не имеет никакого отношения к скрытному Адольфу Гондару. Нет! – музыковед предупреждающе поднял руку. – Не обвиняйте меня в непоследовательности. Мне всего лишь трудно поверить в то, что музыкальные условности и символика расы инопланетян – которую, как утверждается, представляют исполнители из „Девятой труппы“ с планеты Рлару – настолько удачно и точно соответствуют нашим собственным, что оказывают на нас эмоциональное воздействие. Разве это не логичный подход?»

«В высшей степени логичный, – отозвалась леди Изабель. – Настолько логичный, что фатальное упущение в последовательности ваших рассуждений сразу бросается в глаза. Факты таковы: я лично финансирую гастроли „Девятой труппы“. Я решаю все финансовые вопросы, связанные с этими гастролями, и еще никому не удавалось меня надуть».

Бернард Бикель рассмеялся: «Значит, мне придется пересмотреть свои выводы и понять, в чем заключается упомянутое вами „фатальное упущение“».

«Выводы следует делать на основе непосредственных наблюдений, – сказала леди Изабель. – Если это вас не затруднит, вы можете занять место в моей ложе во время завтрашнего представления».

«Обязательно проверю свое расписание, – нарочито серьезным тоном ответил Бернард Бикель, – и, если появится такая возможность, воспользуюсь вашим приглашением».

Увы, Бернарду Бикелю так и не представилась возможность полюбоваться из роскошной ложи леди Изабель на представление «Девятой труппы» с планеты Рлару. Ночью вся труппа исчезла – полностью, бесследно и необъяснимо, словно растворившись в воздухе.