Бородатый мужчина в выцветшей серой одежде попытался огреть пони кнутом и сам, в свою очередь, едва увернулся от удара задних копыт.

– А чтоб те в Хаморе сгинуть!

Пони ответил сердитым ржанием.

Я ощутил исходившую от конюха волну ненависти.

– Эй! Ты, что ли, будешь Фелшар?

– Ты, гаденыш лохматый, еще у меня получишь!.. – проворчал бородач, явно адресуя свои слова пони, и повернулся ко мне, изобразив на лице улыбку. Хотя внутренне он продолжал кипеть от злобы. – Фелшар в отлучке, скоро вернется. Меня Керкласом кличут. Чем могу служить? – голос его казался скользким, вроде масла в той бутыли, что стояла рядом со сложенными у коновязи седлами.

– Откуда мне знать, что ты можешь, чего не можешь? – откликнулся я, пожав плечами. – Мне вообще-то не помешала бы лошадь

Слегка ухмыльнувшись, Керклас смерил меня взглядом, нахмурился, завидев мой посох, и буркнул:

– В нынешнем году лошади дороги.

Я вопросительно поднял брови.

– В Кифриене засуха, в Спидларе – лютая зима... Много лошадей пало. Мало кто из путников смог вернуть взятых внаем животных.

– Сколько? – я кивнул в сторону лошади с провисшей спиной, казавшейся куда смирнее и покладистее норовистого пони.

– Пять золотых. И считай, что ты заключил очень выгодную сделку, – откликнулся Керклас. – Хотя фураж нынче дорог.

По правде сказать, мне вообще не хотелось иметь дело с этим малым. Пахло от него хуже, чем от скотины, а налитые кровью глазенки так и шарили по моим карманам. К тому же он врал, подобно большинству кандарских торговцев, приплывавших в Найлан. Правда, даже при моей возросшей способности различать гармонию и хаос я не мог определить, велика ли ложь и в чем именно она состоит.

– Путников нынче тоже не густо. Я вот один, и возможно, больше к тебе никто не заглянет. А стойла твои почти полны.

Последнее являлось моей догадкой, но, похоже, догадкой верной.

– Путники во Фритауне всегда найдутся, – проворчал Керклас.

– Скажи лучше, каких коней можешь предложить, – промолвил я, направляясь к мохнатому пони.

– Разных, хоть под седло, хоть вьючного, хоть боевого...

Но меня почему-то тянуло к мохнатому коротышке, на боку которого имелись рубцы от недавних ударов кнута. Отметив про себя этот факт, я попытался понять, чем этот пони мог так прогневать конюха. Животное как животное, без какой-либо порчи хаосом – во всяком случае, ощутимой.

Коротышка заржал, и я отскочил, чуть не получив удар копытом.

– Вот ведь подлая скотина, а? – воскликнул оказавшийся рядом со мной Керклас. – Пони, они такие – смышленые, но вредные и опасные. Тому, кто не шибкий знаток лошадей, лучше держаться от них подальше. Пойдем, я покажу тебе лошадок получше.

– Ладно.

Конюх отвел меня к ближайшему стойлу, где жевал сено гнедой мерин.

– Вот настоящий конь. Обучен для боя и не подведет в любом путешествии.

Я кивнул, присматриваясь к здоровенному, ухоженному коню. Изъянов на первый взгляд вроде бы не было, но что-то меня настораживало. Может быть, слишком велик? Или (мой взгляд невесть почему притягивали его уши) дело в чем-то другом?

– Сколько?

– Пятнадцать золотых.

Цена была разумнее той, что он запросил за клячу с провисшей спиной, но явно не по моему кошельку.

– А другие?

– Могу предложить кобылу. Резвая, выносливая, хотя не так хороша в бою. Восемь золотых.

Чудного окраса – вся в черных и белых пятнах – кобыла понравилась мне еще меньше гнедого.

– Еще?

Керклас подвел меня к стойлу, где с хрустом жевал пересохшее сено громадный жеребец.

– Вот. Тяжеловоз, приученный и к седлу. Для боя подходит мало, сильно падок на кобылиц, но зато запросто снесет двоих и пожитки в придачу. А надо – так и повозку потянет. За него возьмем шесть золотых. Вообще-то он стоит дороже, но в это время года подвод снаряжают мало, а кормить такую громадину очень даже накладно....

После осмотра еще трех кобыл – ни одна из этих кляч мне не приглянулась – ноги сами понесли меня обратно на двор. Проходя мимо мохнатого строптивца, я остро почувствовал: это именно то, что мне нужно, но продолжал шагать в направлении мерина, за которого с самого начала было заломлено слишком много.

Коняка то ли заржал, то ли застонал.

Я покачал головой.

– Мне повезет, если этот дохляк вообще вывезет меня за ворота Фритауна.

– За пять золотых – это, считай, даром.

– Что, пять золотых окупят затраты на выхаживание этого одра?

Керклас закашлялся в спутанную бороду, угрюмо уставился на мой посох и проворчал:

– Конь здоровый, а ты, вроде бы, собрался не на скачки, а в дорогу. Так?

– Так, иначе я не стал бы присматривать лошадь. Но эту клячу не возьму и за два золотых; на такой развалине все едино никуда не уедешь.

Керклас пожал плечами, почесал всклоченную макушку и сплюнул на унавоженную глину.

– А как насчет того жеребчика? – спросил я.

– Это не жеребчик, а горный пони. По выносливости порода наипервейшая, только цену за него Фелшар еще не назначил.

Я подавил улыбку, смекнув, что это, пожалуй, можно обернуть в свою пользу. Подойдя к пони (на сей раз спереди, чтобы не получить копытом), я убедился, что в плечах он будет пошире и более рослых скакунов, а ноги у него хоть и короткие, но зато очень даже крепкие.

– Может, он меня и снесет... – в голосе моем звучало сомнение.

– Еще как снесет, да и не одного, – подал голос конюх, предпочитая держаться поодаль.

Я осторожно прикоснулся к рубцу на боку животного.

Пони фыркнул, вздрогнул, но от меня не отпрянул.

– Вот, шкура попорчена... – я покачал головой. – Ну, так и быть, пару золотых дам.

– Я ж сказал, Фелшар пока цены не назначил...

– Ясное дело. Оценивай, не оценивай – никто его не возьмет, пока не заживут рубцы. Твой хозяин это наверняка знает.

При этих словах конюх заметно обеспокоился.

– Ладно, получишь три золотых. Но в придачу к пони дашь седло, уздечку и одеяло.

– Даже и не знаю...

– Как хочешь. Я могу посмотреть и в других конюшнях.

Торговались мы долго, и бородатый проныра содрал-таки с меня больше положенного: три золотых и семь серебреников. Мне достались, кроме лошадки, еще приличное седло, одеяло и уздечка. Последняя, правда, представляла собой недоуздок без удил, но у меня было чувство, что с этим пони не стоит рассчитывать на принуждение. Мы с ним должны поладить по-доброму, а не выйдет, так и силой ничего не получится.

Затруднение возникло, когда речь зашла о расписке.

– Я счетоводству не обучен. Этим занимается Фелшар.

– Прекрасно. Я напишу ее сам, а ты только приложишь печать.

Печать, как я приметил, висела над коробкой с расписками.

– Почем мне знать, вдруг ты...

Я поднял посох:

– Всем известно, что имеющий это – не лжет. Я не мог бы позволить себе обман. Слишком высока цена.

При виде посоха он отпрянул.

– Но я не знаю...

– Зато твой хозяин знает, что обладатели Черных посохов никого не обманывают, но и не позволяют обманывать себя. Неслыханной прибыли ты, может быть, и не получил, но я плачу настоящую цену и заодно избавляю тебя от возможных неприятностей.

Каких именно – объяснил мой красноречивый кивок на излупцованный бок животного.

– И то сказать... худа не будет.

Дело окончилось тем, что к воротам Фритауна я направился верхом. Старая, но укрепленная полоской кожи петля, предназначавшаяся для копья, подошла и для моего посоха. Все бы ничего, только стоило мне забыться, как я все время кренился в седле к этому темному шесту.

Пони – это выяснилось, когда я прикоснулся к нему, чтобы оседлать – звали Гэрлок. Он попытался-таки надуть брюхо, чтобы не позволить мне затянуть подпругу, но я, следуя наставлениям Керкласа, хотя и вовсе не в жесткой манере последнего, принудил строптивца опуститься на колени и выпустить воздух.

А вот откуда мне стало известно его имя, лучше и не спрашивать. Но я его узнал. Что не могло не беспокоить, хотя тут уж ничего не поделаешь.