Ванда стала настоящей красавицей. Ей было восемнадцать. Длинные светлые волосы, немного широковатые скулы, но зато лицо ее казалось всегда готовым улыбнуться. Она и улыбалась, а Селдон подумал: «Что же ей, плакать, что ли? Летит на Сантаннию, где ее ждет совсем другая жизнь».

– Ну, Ванда, – сказал он, – еще несколько дней – и все.

– Вряд ли, дедушка.

– Что? – удивленно посмотрел на внучку Селдон.

Ванда подошла и обняла деда.

– Я не полечу на Сантаннию.

– Что, разве папа и мама передумали?

– Нет, они полетят.

– А ты – нет? Почему? А ты куда собираешься?

– Я собираюсь остаться здесь, дедушка. С тобой. Бедный дедушка! – воскликнула Ванда и нежно прижалась к Селдону.

– Но я не понимаю… Почему? Они разрешили тебе остаться?

– Ты про папу с мамой? Не то чтобы разрешили. Мы спорили и спорили, и в конце концов я победила. Ну а что тут такого, дед? Они улетят на Сантаннию, и все у них будет хорошо. Будут любить друг друга и малышку Беллис. А если я полечу с ними, а тебя оставлю здесь, ты же будешь совсем один. Нет, я не выдержу.

– Но как же тебе удалось уговорить их?

– Ну, ты же знаешь, я это умею. Нечто вроде «толчка».

– Что это значит?

– Все дело в моем уме. Я вижу, что делается у тебя в уме, и у родителей. Время идет, и я все лучше вижу, словно прозреваю. Ну а еще я научилась делать эти самые «толчки» – заставлять людей делать то, что я пожелаю.

– И как же ты это делаешь?

– Не знаю. Но проходит время, и люди устают от этих «толчков», и все делают по-моему. Так что я собираюсь остаться с тобой.

Селдон устремил на Ванду взгляд, полный отчаянной любви.

– Это прекрасно, Ванда, детка. Но Беллис…

– Не волнуйся о Беллис. У нее нет такого ума, как у меня.

– Ты уверена? – спросил Селдон и прикусил нижнюю губу.

– Совершенно. Ну и потом – должен же с мамой и папой кто-то остаться.

Селдон внутренне ликовал, но дать волю своим чувствам не решился. А как же Рейч и Манелла?

Он сказал:

– Ванда, но как же ты можешь так хладнокровно расстаться с родителями?

– При чем тут хладнокровность? Они все понимают. Они понимают, что я должна остаться с тобой.

– Как тебе удалось этого добиться?

– «Толчками», повторяю, – просто ответила Ванда. – Толкала, толкала, и постепенно они стали думать, как я.

– Ты это умеешь?

– Это было непросто.

– И ты это сделала, потому что…

Комок подкатил к горлу, и Селдон замолчал.

– Потому что я тебя люблю, – договорила за него Ванда. – Конечно. А еще потому…

– Да?

– Я должна изучить психоисторию. Я уже кое-что знаю.

– Откуда?

– Из твоего сознания. Из сознаний других, кто работает в Проекте. Из сознания дяди Юго, пока он был жив. Но это все кусочки, обрывки. А я хочу по-настоящему, Дед, мне нужен свой собственный Главный Радиант, – заявила Ванда. Глаза ее загорелись, она затараторила увлеченно: – Я хочу самым подробным образом вникнуть в психоисторию. Дедушка, ты совсем старый и очень устал. А я молодая, у меня много сил. Хочу узнать как можно больше, чтобы я смогла работать, когда тебя…

Она смутилась и запнулась. Селдон, сделав вид, что не заметил этого, сказал:

– Ну что ж, это было бы замечательно, если бы у тебя получилось, но ведь у нас совсем нет денег. Я научу тебя всему, что знаю сам, но работать… нет, сделать мы больше ничего не сумеем.

– Посмотрим, дед. Посмотрим!

Рейч, Манелла и малютка Беллис ждали в космопорту объявления о начале посадки на звездолет. Багаж уже был сдан.

– Папа, полетим с нами, – упрашивал Рейч.

Селдон покачал головой.

– Не могу.

– Если надумаешь, у нас всегда найдется место для тебя.

– Знаю, Рейч. Мы прожили вместе почти сорок лет – и это были замечательные годы. Нам с Дорс повезло, что мы нашли тебя.

– Это мне повезло, – пробормотал Рейч, и глаза его наполнились слезами. – Не думай, я тоже маму каждый день вспоминаю.

– Я и не думаю…

Селдон отвел взгляд. Ванда играла с Беллис. Тут раздался сигнал, и всех пригласили пройти на посадку.

Родители бросились обнимать Ванду и поливать ее слезами. По пути к выходу Рейч оглянулся, помахал Селдону рукой и улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.

Селдон тоже помахал ему в ответ, другой рукой обняв и прижав к себе Ванду.

Только она и осталась у него. Один за другим ушли из его жизни дорогие сердцу люди – друзья и любимые. Демерзель улетел и никогда не вернется. Император Клеон погиб. Погибла Дорс, умер Амариль. А теперь и Рейч, его единственный сын, улетел.

У Селдона осталась только Ванда.

– Как чудесно, – проговорил Селдон. – Прекрасный вечер. Ведь мы живем под куполом, и, в принципе, каждый вечер мог бы быть таким же.

Ванда равнодушно ответила:

– Мы бы устали от этого, дедушка, если бы ежедневно были красивые вечера. Для нас лучше, что вечера все время разные.

– Это для тебя, потому что ты еще молодая. У тебя еще много-много вечеров впереди. У меня – нет, потому мне и хочется, чтобы все дни были такие дивные, как сейчас.

– Ну, дедушка, опять ты за свое. Никакой ты не старый. Нога у тебя в последнее время получше, а голова работает великолепно. Уж я-то знаю.

– Ну-ну. Давай, давай подбадривай, – ворчливо проговорил Селдон. – Слушай, я хочу пройтись. Хочу выбраться из этой квартиры и сходить в Библиотеку, насладиться красивым вечером.

– Что тебе нужно в Библиотеке?

– В данный момент ничего. Просто хочется прогуляться. Только…

– Да, да? Только – что?

– Я обещал Рейчу не ходить по Трентору без телохранителя.

– Рейча здесь нет.

– Знаю, что нет, – пробурчал Селдон. – Зато обещание есть.

– Но он же не сказал, кто должен быть твоим телохранителем, верно? Давай прогуляемся, и твоим телохранителем буду я.

– Ты? – усмехнулся Селдон.

– Да, я. Предлагаю, так сказать, услуги. Собирайся и пойдем гулять.

Селдон подумал было, не отправиться ли на прогулку без палки, ведь нога у него в последнее время действительно не болела, но, с другой стороны, теперь у него была новая палка, в рукоятку которой был вмонтирован свинец. Она была тяжелее и крепче старой палки, и он решил, что, не имея лучшего телохранителя, чем Ванда, правильнее будет взять с собой эту новую палку.

Прогулка оказалась удивительно приятной, и Селдон от души радовался, что не устоял перед искушением… пока они не дошли до определенного места.

Гневно подняв палку, Селдон воскликнул:

– Да ты посмотри только!

Ванда посмотрела вверх. Купол, как всегда по вечерам, светился, создавая иллюзию наступающих сумерек. С наступлением ночи огни на куполе гасли совсем.

Но там, куда указывал Селдон, по всей внутренней поверхности купола тянулась темная полоса. Целая секция ламп, следовательно, не горела.

Селдон сердито проговорил:

– Когда я впервые попал на Трентор, о таком никто и помыслить не мог! За освещением все время следили. Город работал, а теперь все разваливается из-за таких вот мелочей, а что меня больше всего возмущает, так это то, что никому нет никакого дела до неисправностей. Почему никто не отправляет жалоб во дворец? Почему нет демонстраций протеста? Такое ощущение, будто население Трентора сидит и ждет, когда город рассыплется на куски, и злится на меня за то, что я именно это самое предсказал.

– Дедушка, – негромко проговорила Ванда. – Позади нас – двое мужчин.

К этому времени дед и внучка как раз вошли в тень, возникшую из-за дефекта освещения, и Селдон спросил:

– Просто гуляют?

– Нет, – не оборачиваясь ответила Ванда. Ей не было нужды оборачиваться. – Они идут за тобой.

– Можешь их остановить? Толкнуть, как ты говоришь?

– Я пытаюсь, но их двое, и на уме у них нехорошее. Они что-то задумали, и крепко задумали. Я словно в стену бьюсь.