Дополнительной, хоть и не очень надежной путеводной нитью может служить приводимое у Гомера название Тринакрия. Мнения ученых расходятся. Иные видят в этом слове связь с цифрой 3, толкуя его как «треугольный» или «трехзубый» — по аналогии с тринаксом, разновидностью остроги. Сторонники варианта «треугольный» высказывали предположение, что Тринакрия — большой треугольный остров Сицилия. Однако по меркам бронзового века Сицилия слишком велика, она равна площадью всему Пелопоннесу, так что ее очертания в географическом контексте той эпохи не приходится принимать в расчет. К тому же, когда Улисс идет молиться в глубь Тринакрии, очевидно, что речь идет о небольшом острове. И ведь некоторые приверженцы сицилийского варианта привязывают к этому острову другие эпизоды поэмы, вроде встречи с циклопами; можно ли после этого считать, что Сицилия была еще и островом быков Гелиоса? Наконец, Гомер упоминает сикелов — древнейших жителей Сицилии — совсем в ином контексте. Так что Тринакрию следует искать в другом месте.

Я решил провести эксперимент: обратиться к человеку, знающему воды вокруг Лефкаса, и проверить, говорит ли имя «Тринакрия» что-нибудь опытному мореходу. Результат эксперимента был весьма показателен.

Я познакомился с Герасимосом Роботисом, когда он, сидя около рубки своей моторной лодки, пришвартованной у пристани в мутной лагуне Лефкаса, терпеливо наживлял креветками крючки длинного перемета, укладывая его петлями в стоящей у ног корзине. Через переводчика я осведомился, не найдется ли у него времени, чтобы ответить на некоторые вопросы, касающиеся моря у Лефкаса. Герасимос деловито отчеканил, что сейчас времени не найдется, он слишком занят и ему еще надо отдохнуть, прежде чем он отправится на ночной лов. Дескать, как только приготовит снасти и наведет чистоту на борту, отправится домой, чтобы поесть и вздремнуть. Может быть, мне прийти вечером? Пожалуйста! В шесть часов вечера встретимся на главной площади селения.

В назначенный час я пришел на площадь вместе с превосходным переводчиком, уроженцем Лефкаса, аспирантом Лондонского университета. За стаканчиком анисовки Роботис постепенно преодолел первоначальную робость, а услышав, что я — капитан «Арго», и вовсе оттаял. Рассказал, что впервые вышел в море десятилетним мальчуганом и уже пятьдесят пять лет занимается рыбной ловлей в Ионическом море, больше всего в водах вокруг Лефкаса, который служит ему базой.

— Вам приходилось когда-нибудь слышать об острове, который называется Тринакия, или Тринакрия, или еще как-то в этом роде? — справился я.

— Нет, никогда не слышал.

— И это название не напоминает вам какой-нибудь остров или другое место в этой области?

Он отрицательно покачал головой.

— Ну, а вообще какое-нибудь место, где играет роль цифра три, скажем, треугольный или трехзубый остров?

Роботис задумался, силясь уловить смысл странного вопроса.

— Хорошо, — продолжал я, — представьте себе остров, в описании которого вы бы выделили три черты — скажем, три вершины. Три утеса. Характерные природные особенности, которые бросаются в глаза, когда подходишь к острову, и которые вы бы назвали, рассказывая другому рыбаку, чтобы он сразу понял, о каком острове идет речь?

— А, я понял, что вы подразумеваете! Вы говорите про три мыса острова Меганиси.

— Я никогда не бывал на Меганиси. Три мыса — как это понимать?

— Это на пути от Лефкаса на юг, когда идешь мимо Спарты в сторону Итаки. Их сразу видно — три мыса Меганиси. Один за другим, ошибиться нельзя. Между ними бухты с хорошими якорными стоянками. Лучше всего у мыса Ильи, там удобно остановиться на ночь после того, как поставишь сети.

Герасимос Роботис не мог знать, что Меганиси — своего рода археологическая загадка. Занимаясь изысканиями на Ионических островах, Сильвия Бентон, археолог из Британского института в Афинах, отметила на Меганиси «участки, изобилующие черепками пифосов конца бронзового века» и микенских кубков. Незначительный вроде бы остров Меганиси явно играл важную роль в древности. Но почему — археологам было невдомек. Мне подумалось, что на Меганиси могло находиться святилище, связанное с поклонением солнцу. В древнейших греческих мифах говорится, что быки бога солнца были похищены гигантом Алкионеем на острове Эритея (Красный остров), который, согласно тем же мифам, находился где-то в районе залива Амвракикос, к северу от Лефкаса. Позднее мифы перенесли быков Гелиоса гораздо дальше на запад, до самой Испании. Но мы сейчас говорим о микенских мифах, созданных до того, как греческие мореплаватели дошли до Иберийского полуострова. Так может быть, Тринакрия и Эритея — два прежних названия острова Меганиси?

И я отправился на Меганиси, чтобы проверить описание Роботиса, уделив особое внимание последнему мысу, с лучшей якорной стоянкой. Он называется мыс Элия, и принято считать, что его поименовали так в честь святого Илии, однако некоторые ученые, в том числе Патрик Ли Фермор, указывают, что во многих пунктах Греции, названных в честь Илии — среди них и горные вершины, и мысы, — раньше были святилища Гелиоса. Имена эти достаточно похожи, так что христианский Илия естественно пришел на смену языческому богу солнца. Ли Фермор подчеркивает: если в Греции, где богом солнца был Гелиос, очень много пунктов, носящих имя святого Илии, то в Италии, где богом солнца почитался Аполлон, таких мест сравнительно мало. Так может быть, с мысом Элии некогда было связано святилище бога солнца Гелиоса?

Поднявшись на гору около главного селения Меганиси — Вати, я стал лицом к выходу из пролива, по которому в бронзовом веке шли корабли с Лефкаса. С вершины хорошо различались причудливые очертания Меганиси. В длину больше половины острова занимает напоминающий крысиный хвост скалистый гребень, где никто не живет. Расширяясь, он смыкается с округлым центральным массивом; в свою очередь, тот оканчивается на северо-востоке растопыренными пальцами полуостровов, разделенных тремя глубокими бухтами. Три крайних мыса были как раз теми, что, по словам Роботиса, могли служить отчетливыми ориентирами. С того места, где я стоял, не было видно, что «хвост» Меганиси изогнут под углом к центральному массиву. Скорее, он воспринимался как «ручка», а разделенные бухтами мысы напоминали зубцы остроги, нацеленные на горловину пролива между Лефкасом и материком. Короче, Меганиси напрашивался на сравнение с тринаксом — трезубцем.

Поскольку Улисс потерял свою последнюю галеру, наш уникальный метод исследования с борта «Арго» пришел к естественному финалу. После кораблекрушения возле Тринакрии Улисс уже не мог дальше плыть на обычной галере, оттого и мы не могли больше использовать «Арго» в своем эксперименте — плавании по вероятному маршруту знаменитого капитана бронзового века, сравнивая наш опыт с его приключениями. А потому в конце августа мы вытащили «Арго» на берег нового судоходного канала у Лефкаса и оставили там зимовать. Галера хорошо послужила нам, пронесла без происшествий по «логическому пути» от одного открытия к другому. Дальнейший маршрут Улисса далек от логики, ибо он уже был мало властен над своими передвижениями, беспомощно дрейфуя на связанных вместе обломках, плывя затем на самодельном плоту, наконец, явившись домой крепко спящим на борту волшебной пятидесяти весельной галеры, не нуждающейся в кормчем. На последнем этапе великого странствия Улисс становится для нас все более неуловимым, пока не оказывается на своем родном острове Итака; эта привязка не вызывает сомнений.

Мы расстались с нашим героическим странником, когда он висел, точно летучая мышь, на суку смоковницы над водоворотом Харибды.