— Где она? Куда направилась?

— Не знаю.

В комнату вошли два детектива. Гаффни поманил за собой Брендана, а детектив Каван открыла перед Джоном дверь в маленькую приемную.

Он огляделся, не в силах удержаться от воспоминаний о предварительном допросе в участке в Ирландии. В ушах звучали слова Брендана о родительской лжи, о том, что каждый достоин знать правду, и, прокручивая в памяти прошедшие шесть лет, вспоминая свое решение, желание, необходимость облегчить Реджис жизнь, Джон задумался, не совершил ли страшнейшую в жизни ошибку.

— Мистер Салливан… — Детектив Каван жестом предложила ему сесть.

Джон сел, она расположилась напротив за небольшим письменным столом. Чуть за сорок, в черных брюках, накрахмаленной белой рубашке, с выгоревшими на солнце светло-каштановыми волосами, с искренней доброй улыбкой, под которой проглядывает суровость служителей закона из Баллинкасла.

— Я должен отыскать свою дочь, — сказал он.

Она кивнула, с молчаливым согласием глядя на него.

— Ей многое… пришлось пережить, — запинался Джон, с трудом подбирая слова. Если удастся вызвать сочувствие женщины-детектива, которое он подметил в гроте и на какое рассчитывал теперь, может, удастся уговорить ее отправиться на поиски Реджис и взять его с собой.

— Что значит «многое»?..

Джон молчал. Надо немедленно требовать адвоката — в этом смысле в Ирландии он допустил непростительный промах. Стараясь спасти Реджис, сделал заявление, которое было использовано против него. Опытный поверенный сумел бы смягчить в суде дело, не привлекая ее.

И сейчас лучше замкнуться, промолчать, отказаться отвечать на любые вопросы без адвоката. Позвонить Тому — в его семье в Хартфорде юристов больше, чем камней в стенах вокруг Академии. Тяжелая артиллерия, представляющая интересы архиепископства и страховых компаний. Главный прокурор — троюродный брат; половина помощников окружного прокурора связаны с Келли кровным родством; общественный защитник наречен при крещении именем самого Франциска Ксавьера…

Вся эта сплоченная ради общего блага когорта юристов, прославившихся своей проницательностью и умением ухватиться за последний шанс, съезжается летом к Келли. Стоит только ему воспользоваться конституционным правом, и кто-нибудь из Келли через час будет рядом.

Но Джон в данный момент был по-детски наивен, абсолютно ничего не соображая в уверенности, что детектив, тем более женщина — тоже человек, — непременно поймет, что он любит дочь и должен выйти отсюда, чтобы помочь ей.

— Ей двадцать лет, — сказал Джон. — Она помолвлена, но, по-моему, передумала выходить замуж. Была со мной в Ирландии, когда… когда…

— Когда вас арестовали за непредумышленное убийство, — подсказала детектив Каван, заглядывая в какие-то бумаги, отчего у него упало сердце: зачем они затребовали из Ирландии его дело?

— Да, — подтвердил он. — Я только что вернулся домой. Наша семья всегда была близка, мы просто воссоединились. К этому надо привыкнуть.

— Что вам известно об актах вандализма в Академии?

Джона ошеломила смена темы. Неужели он недооценил женщину-детектива? Увидел в ней сочувствие, когда ее интересует вовсе не Реджис, а надписи, нацарапанные на стене.

— Послушайте, — сказал он, — я знаю, по какому поводу моя сестра вас вызвала, но сейчас самое главное — дочь. Она не из тех, кто просто убегает, исчезает из дома, никогда раньше этого не было. Мы с ее матерью беспокоимся…

— Понимаю, мистер Салливан, — кивнула детектив. — Мы стараемся разобраться, понять, имеет ли бегство вашей дочери какое-то отношение к происшествию в гроте.

— В гроте? — переспросил он, вскочив и едва не взорвавшись. — Где кто-то, не знаю, кто — вандал, религиозный фанатик, неведомо что нацарапал? Меня это не интересует, я думал, вы собираетесь отыскать Реджис!

— Сядьте, — приказала она.

Джон закрыл лицо руками, не в силах поверить в происходящее — время идет, Реджис нет, тогда как он ей сейчас особенно нужен. Подумал о ее снах, пересказанных Бренданом. Рассказывает ли он об этом детективу Гаффни?

— Прошлым вечером, — читала по бумаге детектив Каван, — Реджис неадекватно вела себя в Хаббард-Пойнт, буквально набросившись на человека с криком: «Не трогайте моего отца».

— Она на него не бросалась. Правда, немного вышла из себя.

— Один свидетель утверждает, что она защищала вас от словесного оскорбления.

Джон понял. Вот откуда ей известно о том, что он отбыл тюремный срок. Вчера вечером, когда полицию вызвали в Хаббард-Пойнт, кто-то сообщил об этом. Он покачал головой.

— Слушайте, детектив, это наше с ней личное дело. Неужели вы неспособны поверить и отпустить меня, чтобы я ее отыскал?

— Ничего хорошего не выйдет, если вы не расскажете мне, что случилось.

— Вы носите фамилию Каван[30], значит, знаете ирландцев. У моей дочери душа поэта. — Он старался говорить убедительно, зная, что должен уговорить детектива отпустить его. — Она очень глубоко переживает и чувствует. Прошлым вечером ей показалось, что ее будущий свекор грубо со мной обошелся. Вот и все. Ее это задело.

— Интересно, — кивнула детектив Каван, читая бумажку, на которой Джон даже через стол видел гриф ирландского суда. — В Ирландии ее тоже что-то задело?

— Нет, — пробормотал он с упавшим сердцем, зная, что последует дальше.

— В протоколе предварительного допроса, составленного полицией Баллинкасла после вашего ареста за убийство Грегори Уайта сказано, что по прибытии на место происшествия полиция обнаружила истерически рыдавшую Реджис, которая без конца повторяла одно: «Не трогайте моего отца». Потом замолчала и больше вообще не сказала следователям ни единого слова.

Сердце Джона громыхало. Они получили досье из Ирландии. Видно, через родителей Питера.

— Вы не понимаете, — вымолвил Джон. — Она чуткая девочка. Разве вы не получили бы шок, став свидетелем убийства? Для нее это было ужасно.

— Еще бы, — кивнула детектив, вытащив что-то из переднего ящика письменного стола.

Это была записка Реджис, которую Хонор отдала полиции в Голубом гроте. Джон опустил глаза…

Он откинулся на спинку стула, уставился в окно. По Шор-роуд бежали машины, сквозь стекло, сквозь гул кондиционера слышался глухой шум уличного движения — люди ехали на пляж и возвращались с пляжа, — треск моторных лодок, голоса жен и детей. Джон подумал, как Хонор переживала за дочек, и крепко вцепился в подлокотники, чтобы не рявкнуть на детектива.

— Что она имела в виду, — спросила Каван, — говоря, что должна взять вину на себя?

Он по-прежнему смотрел в окно.

— И вот здесь, — продолжала она, указав на последнюю фразу, — «я хочу сделать то, что должна»?

— Мне нужен адвокат, — тихо вымолвил Джон, понимая, что адвокат нужен не столько ему самому, сколько Реджис.

Войдя в монастырь, Бернадетта выглянула в окно и увидела, что Том так и стоит у машины Брендана — наверняка разглядывает рисунок с изображением морского чудовища. Даже отсюда видны ярко горящие глаза, словно воспламененные их общей тайной.

Зная, что ей сейчас предстоит, она поправила плат, отряхнула грязь с юбки, которую запачкала в гроте, когда стояла на коленях, и направилась к клуатру. Сцепила руки, унимая дрожь. Вокруг почти никого не было, началась двухчасовая служба, сестры собрались в капелле.