Все тело болело от многочасовой борьбы с камнем, но еще сильней — от долгих лет разлуки со всем, что он любит. В иные минуты думал, что не выдержит и умрет от тоски. Никогда он так не жаждал Хонор, как по ночам за решеткой на другой стороне океана. Пожалуй, теперь, когда она с девочками за ближайшим холмом, ему еще тяжелее.
Они с Томом взобрались на берег и по восточному краю виноградника, вдоль стены с другой стороны холма от дома Хонор направились к Голубому гроту. Джон помнил, как приходил сюда с Хонор, целовал ее в темноте. Она всегда здесь дрожала, а он крепко обнимал ее.
В лето перед арестом он помогал Берни с ремонтом, возил в тачке камни, известку, гладко размазывал раствор по стенам мастерком прадеда.
— Что она здесь хочет сделать? — спросил Джон, входя в холодную замшелую пещеру, устроенную его прадедом, и оглядываясь вокруг.
— Кое-что подправить, вставить несколько камней на место. Мы считаем, их выломали какие-то вандалы, — ответил Том.
— Ученицы?
— Кто знает? Судя по граффити, фанатики.
— Я сплю, а сердце мое бодрствует, — прочел Джон.
— Кто это нацарапал? — спросил он и, оглянувшись, увидел, что Том пристально смотрит на него. — Неужели думаешь, будто я?
— Думаю, черт возьми.
— Как я мог это сделать? Прилетал сюда из Ирландии во время ремонта?
Том отрицательно покачал головой.
— Надпись нацарапана в прошлом месяце. Ты уже был на свободе. Кто же еще мог сделать столь бессмысленный поэтический жест?
Оба фыркнули, разрядив напряжение. Том всегда говорил, что занимается постройкой стен, а Джон — искусством, и только один из них заслуживает заработанных денег.
— Я был в Канаде, готовился вернуться домой. Говорил же тебе, как тяжело было прилететь сюда прямо из Дублина. Из Галифакса медленно двигался к югу. Ты знаешь, прислав мне фотоаппарат и оплатив проезд. Я не спешил приехать сюда, вот и все.
Том прищурился, как бы сомневаясь, верить ему или нет.
— Не веришь? — выдохнул Джон. — Слушай, легко понять, когда тебе кто-то врет. Мне в тюрьме Дермот Маккан объяснил, что когда кто-то врет, то всегда смотрит влево и вниз. В Портлаоз почти каждый так делал.
— Кто такой Дермот Маккан?
— Старый член ИРА[20]. По его утверждению, зять на него настучал. Да там все утверждают, что их кто-то подставил.
— Все, кроме тебя.
— Заткнись, — бросил Джон, стараясь не выходить из себя. В замкнутом пространстве Голубого грота он задыхался, между его натруженными до боли лопатками струился пот.
— Ладно, — сказал Том. — Теперь ты, в любом случае, вышел. Не важно, что было, чего не было. На краю утеса вы были втроем…
Джон весь напрягся. На него смотрела статуя Девы Марии, протягивая руки с открытыми ладонями, окруженная безделушками и написанными от руки на бумажках мольбами. Он ее видел, не оборачиваясь.
— Значит, здесь это было? Здесь Берни сделала свой выбор?
— Эй, брось, — окрысился Том. — Это нечестно.
— У тебя своя заповедная территория, а у меня своя.
— Правильно, — кивнул Том. — Мир?
— Пошли отсюда. — Каменные стены душили его. — Мне надо на воздух.
Выйдя, Джон прислонился к стене, глубоко дыша. Сырость, холод, сумрак, тяжесть в груди напоминали Портлаоз.
— Трудно было там выжить, — признался он через минуту. — Я провел в тюрьме шесть лет и помню до сих пор. Поэтому не сразу вернулся домой. Надо было стряхнуть с себя тяжесть. Для этого каждый на что-то набрасывается.
— Хочешь сейчас на меня наброситься?
Джон отрицательно покачал головой, хотя точно не был уверен в этом из-за его упоминания о том, что на краю утеса их было трое.
— С той минуты я никогда не говорил о случившемся…
— Дело нешуточное. Поэтому судья и упек тебя на шесть лет. Ты ему просто выбора не оставил.
Джон рассеянно смотрел в поле. Покрытое нежной зеленью до синего моря и бескрайнего неба оно казалось необычайно красивым. Все это часто снилось ему в камере, даже воздух, пропитанный запахом винограда… Однажды в октябре они с Хонор набрали целые охапки гроздьев, выложили на покрывало, занялись любовью, а потом он ей скармливал ягоды одну за другой.
— Просто признайся, что судья был прав.
— Он был прав.
— Старик, ты смотришь вниз и влево.
— Так и будем талдычить об этом целый день и всю ночь?
— Как скажешь, — ответил Том после короткой паузы. — Пошли обедать.
— Надо переодеться?
— Для того заведения необязательно.
Джон пошел за ним к фургону, стоявшему за учебными корпусами и, видя, как Том оглядывается на административный корпус с начальственным кабинетом Берни, с улыбкой покачал головой. Том это заметил.
— По-прежнему носишь факел перед монахиней?
— Что ты знаешь? Тебя шесть лет не было…
— Помню.
Том махнул на зеленый фургон, и они влезли в него.
Такие знакомые и такие чужие места. Спустя много лет, Джон с болью подмечал перемены — вместо призрачных лесов, где они бродили с Томом, выросли дома; узкая протока с маленькой лодочной пристанью превратилась из ручейка почти в реку; деревянные, потрепанные непогодой причалы сменились бетонными, пригодными для крупных моторок…
— Смотри-ка, — встрепенулся он, — причал Чарли…
— Теперь он называется яхтенным.
— Никаких весельных лодок не вижу.
— А их тут и нет. Теперь все заводят суда покрупнее. Мальчишкам не хочется грести в болотах, они предпочитают моторные лодки, а родители — огромные дизельные вонючки.
— Чарли по-прежнему тут заправляет?
Том отрицательно покачал головой.
— Кто-то заплатил ему столько, что он уехал во Флориду, живет в кондоминиуме, сходит с ума, лишившись самого дорогого — лодок, пристани и воды. Ничего нельзя продать, не разорвав себе сердце. Как я слышал, прошлой весной у него был инфаркт.
— Все изменилось, — пробормотал Джон, глядя на лодочные причалы, но имея в виду другое.
— Кое-что, — поправил Том, понимая его. — Обожди, еще не так удивишься, когда увидишь, куда я тебя привезу.
И действительно, через пару миль они подкатили к кафе-мороженому под названием «Рай» — к старому маленькому заведению на краю болотной топи со столиками для пикника над ручьем, бежавшим к устью реки Коннектикут и проливу Лонг-Айленд. Когда-то Джон с Хонор и девочками постоянно ходили сюда, лакомились рулетами из омаров, запеченными морскими гребешками, лучшим сливочным мороженым.
Том с Джоном встали в длинную очередь, выстроившуюся к прилавку.
— Вкусно пахнет, — заметил Джон.
— В честь твоего возвращения можно было бы пойти в шикарное заведение, но…
— Ты же хорошо меня знаешь. Лучше «Рая» не бывает.
Том улыбнулся, словно скрывал от Джона какую-то тайну. Джон хотел было спросить, что это за секрет, но не сделал этого — даже просто стоять в очереди было очень приятно. Машины подъезжали, отъезжали, играло радио, мимо прошло семейство с подносами, по громкоговорителю объявляли номера готовых заказов, молодая пара лакомилась мороженым в рожках под высоким деревом на улице…
— Чего желаете? — спросила девушка.
— Очень многого, — ухмыльнулся Том, и Джон, подняв глаза, вдруг понял тайну Тома — перед ним стояла его дочь.
— Реджис! — воскликнул он.
— Привет, пап! — ответила она удивленно и радостно. — Привет, Том.
— Ты здесь работаешь? — спросил Джон, глядя в сияющие глаза той самой девочки, которую помнил. У нее был столь же взволнованный вид, как обычно при неожиданной встрече с отцом.
— Помимо библиотеки, — объяснила она. — Зарабатываю на свадьбу.
— Да, на свадьбу… — пробормотал он. — Об этом я хотел бы подробно услышать.
— Заказы принимаются? — крикнул кто-то из хвоста очереди.
Джон оглянулся, сверкнув глазами на мускулистого парня, пляжного лодыря с выгоревшими на солнце волосами, обнимавшего за плечи подружек, подчеркивая свою крутость.
— Я разговариваю со своей дочерью.
