– Я вижу огни, там, за деревьями, – сказал наконец тот.

– Это Шамбла, – спокойно ответил Арзак.

Через несколько минут они очутились перед широкой и величественной аллеей из каштановых деревьев, в конце которой на фоне серого неба чернел силуэт дома с остроконечными верхушками башен. Через широкое и высокое окно первого этажа они увидели семь или восемь человек, сидевших за столом и живописно освещенных двумя свечами и огнем очага.

– Вот мы и пришли, это хорошо, – прошептал Жак. – Осталось самое трудное.

– А что вы называете самым трудным? – спросил Арзак.

Бессон хотел ответить, но в эту минуту ветер подул с такой силой, что ветви каштанов затрещали.

– Эта проклятая погода поломала все мои планы. Я знаю, что Марселанж каждый вечер с восьми до девяти часов гуляет около Шамбла, всегда один, он даже не берет с собой своих любимых собак Блэка и Финету. Но из-за холода и ветра он остался в замке. Что же делать? Как до него добраться? Надо бы как-то выманить его на улицу одного, но…

– Но это просто невозможно, – закончил Арзак своим тонким голосом.

– Что же нам тогда делать?

– Оставить его в покое и вернуться в Пюи.

– Вернуться, не покончив с ним?! – яростно пробормотал Жак. – Я скорее пойду и задушу его на глазах у прислуги.

Наступило минутное молчание.

– Вы ничего не придумали? – спросил Арзак.

– Ничего.

– Вы храбры и решительны, Жак, – продолжал пастух с оттенком иронии в голосе, – но вы не находчивы. А вот у меня есть план.

– Ну, говори.

– Поскольку Марселанж не выходит к нам, нам надо пойти к нему.

– Это легко сказать, но каким образом?

– Нет ничего проще: мы войдем во двор, где наверняка в этот час и в такую погоду никого не встретим, подкрадемся к кухне, и тогда… тогда он окажется у вас под прицелом… остальное – ваше дело.

– А собаки? – возразил Жак.

– Блэк и Финета вечно лежат в кухне у ног своего хозяина.

– Знаю. Мы часто охотились вместе, они меня признают, но вот Юпитер?

– Сторожевая собака? Разве она вас не знает?

– Днем и на цепи – да, но ночью и на свободе Юпитер никого не желает знать.

– Вы в этом уверены?

– Твердо уверен – сам Марселанж не посмеет выйти ночью, когда Юпитер спущен с цепи.

– Марселанж – может быть, но я знаю кое-кого… Словом, пойдемте.

– Он тебя разорвет.

– Это мое дело, пойдемте.

– Но…

– Вы что, боитесь?

Эти слова заставили Жака решиться.

– Пойдем! – сказал он.

Минуту спустя они прошли за ограду замка. Арзак шел впереди. Через несколько мгновений они услышали глухое рычание.

– Это Юпитер, – проговорил Арзак. – Славная собака, великолепный бульдог, но она может разорвать человека, как крыло куропатки. Где же он, черт побери?

– Справа. Посмотри, его глаза сверкают в темноте, как два раскаленных угля.

– А! Он нас узнал и идет к нам.

Собака действительно подошла. Но Жак чувствовал, что она ходит и обнюхивает его, недовольно ворча.

– Я и сам не знаю почему, – сказал он, – но Юпитер никогда не проявлял ко мне большого расположения.

Он наклонился, чтобы погладить собаку, но та отскочила, устремила на него свои сверкающие глаза, и по ее хриплому продолжительному рычанию Жак понял, что она вот-вот бросится.

– Хватит, Юпитер, пойди сюда и не злись, – сказал Арзак собаке.

Та тотчас замолчала и положила свою огромную голову на руки пастуха.

– Вы видите, – сказал он. – Я могу делать с ней все, что хочу.

– Каким же образом ты смог приручить эту собаку?

– Да мы старые знакомые. Летом, когда ночью холодно и мне нужен кто-то, чтобы согреться, я, бывает, свистну, он перескочит через ограду, и мы вместе греемся всю ночь.

– Так ты берешься удержать его?

– Что мне с ним делать? Скажите.

– Уведи его подальше от замка.

– А потом?

– Я только об этом тебя прошу, а насчет остального – так я сам справлюсь.

– Понимаю. Я оставлю вас одного.

– Хорошо.

– Прощайте, Жак, – сказал Арзак. – Удачи.

Он свистнул Юпитеру и ушел. Собака весело побежала за ним.

Огромная кухня в Шамбла являла собой совершенно патриархальную картину: вокруг массивного дубового стола сидели и ужинали восемь слуг. Ели они со здоровым аппетитом, свойственным крестьянам. Марселанж каждый вечер сидел там же, у камина, повернувшись спиной к большому окну, выходившему во двор.

Это был человек несколько выше среднего роста, его правильное, но несколько вялое бледное лицо выражало безграничную доброту. На нем лежала печать глубокой грусти, что свидетельствовало о переживаемых им душевных страданиях. Со своим любящим и покладистым характером он стремился к спокойной и размеренной семейной жизни в ладу и согласии с нежной любящей супругой, а вместо этого получил изнурительную беспрерывную борьбу с надменной, упрямой и коварной графиней ла Рош-Негли и ее дочерью. Эту теплую и чистую семейную атмосферу, которой, как ему казалось, он лишился навсегда, господин Марселанж надеялся вновь обрести в Мулене, где его с нетерпением ждали любимые брат и сестра, господин Тюрши де Марселанж и госпожа Тарад.

В Мулен он должен был отправиться следующим утром. Всего несколько часов отделяли его от встречи с братом и сестрой, с которыми он надеялся никогда больше не расставаться, и если в эту минуту его бледное лицо озарялось радостью, то оттого, что он мысленно предвкушал эту столь долгожданную встречу. Его ждали к завтраку, и легко понять, как после стольких лет одиночества и страданий, после разрыва с женой и смерти детей он ждал той минуты, когда сядет за стол с братом и сестрой, окруженный заботой и любовью. От этих мыслей обычно печальное и мрачное лицо Марселанжа сделалось светлым и радостным. Все слуги заметили это и тотчас же принялись перешептываться. Заметив это, Марселанж встал и произнес дружески покровительственным тоном:

– Ну, что с вами сегодня? – спросил он. – Что значат эта печаль и эти разговоры шепотом? Разве вы не знаете, что если я каждый вечер присутствую при вашем ужине, то это для того, чтобы оказаться среди честных и добродушных людей, а не для того, чтобы каким-то образом вас стеснять?

– Мы очень хорошо это знаем, мсье, – ответила Жанна Шабрие, кухарка, дородная крестьянка с круглыми румяными щеками. – Но сегодня, видите ли, веселость-то пропала, да и аппетит вместе с ней.

– Это почему же, Жанна? – удивленно спросил Марселанж. – Что со всеми вами случилось?

– С нами случилось… самое худшее, потому что вы покидаете нас.

– Бедные люди! – прошептал Марселанж взволнованным голосом и бросил растроганный взгляд на своих слуг, которые действительно казались расстроенными.

Эти люди и впрямь были искренне привязаны к своему господину, но крестьянин, особенно в бедном краю, никогда не поступится своей выгодой, а они как нельзя лучше понимали, что в случае его отъезда лишались очень многого. Как землевладелец-дворянин, Марселанж не обладал той жадностью и той отвратительной скаредностью, которые отличают французских фермеров, очень сурово обращающихся со своими работниками. На смену Марселанжу, при котором крестьянам жилось относительно легко, вполне мог прийти требовательный, расчетливый, скупой и, возможно, даже жестокий хозяин. Вот почему слуги Марселанжа были так огорчены его отъездом.

– Не печальтесь уж так, друзья мои, – продолжал Марселанж. – Отдавая Шамбла в аренду, я поставил условие, что вы все останетесь на службе у будущего хозяина.

– Это было большой милостью с вашей стороны, – ответил Пьер Сюшон, пахарь. – Но мы никогда не найдем такого хозяина, как вы, мы это знаем, и потому нам грустно.

– К счастью, нас утешает одно, – сказала Жанна Шабрие, совершенно бескорыстно привязанная к хозяину. – Здесь вам было очень одиноко, вы страдали и все время враждовали с дамами, а в Мулене, среди родных, рядом с братом и сестрой, которые вас так любят, вы оживете и снова сделаетесь спокойным и веселым. Мысль об этом станет нам отрадой, когда вы уедете.