В памяти свежи были воспоминания о встрече с бугаем. Я не хотел говорить ни о драке, ни о поножовщине и поспешил переменить тему.
– С тобой, Санек, все ясно, – заявил я и пододвинул к девушке тарелку с пирожным. – А ты, Настя, у нас студентка. Мы это поняли. Какого института?
– Я в медицинском учусь! – с таким пафосом проговорила девушка, что я невольно пожалел о том, что в свое время пошел учиться в физкультурный институт, а не в медицинский.
Но Чуме, по-видимому, нравилось стращать девушку, и он не желал менять тему разговора.
– Ха! Так ты будущий медик! – воскликнул он так, словно ему удалось уличить Настю в чем-то нехорошем. – Чего же ты испугалась, когда я о трупе заговорил? Я слышал, студентов-медиков заставляют в моргах так жмуриков потрошить, что расчлененка детской забавой кажется. Некоторые, говорят, даже удовольствие от вскрытия получают.
– Может быть, кто-то и получает удовольствие, я нет! – отрезала девушка. – Тем более что к скальпелю моя профессия отношения не имеет. Я терапевтом буду, а не патологоанатомом или хирургом.
– Ладно, ладно, не злись, шучу я, – примирительно сказал Чума и обратился ко мне: – Кстати, о скальпеле, Игорь. Покажи мне тот ножичек, что ты подобрал с пола в метро.
Нож из рук бугая выбил Санек, и он имел полное право на него взглянуть. Я полез в карман, достал нож и протянул его через стол Чуме. Он взял вещицу, повертел в руках, нажал на кнопку. Из рукоятки выскочило короткое широкое лезвие.
– Славное перышко, – с видом знатока изрек Чума и попробовал ногтем остроту заточки. – За такой ножичек я многое бы отдал. – Он поднял на меня глаза, в которых читалась зависть. – Слышь, Игорек, зачем тебе перышко? – вдруг спросил Санек. – Отдай его мне!
Я помахал перед собой ладонью так, будто протирал запотевшее стекло.
– Обойдешься! Возможно, этим ножичком кого-нибудь убили. Засветишься с ним где-нибудь, и тебя снова посадят. – Я протянул к Чуме руку. – Дай-ка сюда!
Саньку очень не хотелось расставаться с понравившейся ему вещицей, однако доводы мои он счел убедительными и безропотно вложил в мою руку нож:
– И то верно.
Неожиданно сидевший за соседним столиком человек поднялся и направился к нам. Он слегка прихрамывал. Неизвестно, кто он был и чего ему от нас было нужно. Я быстро положил нож на стол и прикрыл его салфеткой.
– Здравствуйте! Разрешите? – произнес незнакомец. Как большинство тучных людей, он страдал одышкой. Мужчина поставил на наш столик графинчик с водкой, рюмку, тарелку с надкусанным бутербродом и, не дожидаясь приглашения, уселся рядом с Чумой. – Вы, ребята, мне очень понравились. – Незнакомец оглядел меня и Санька маслеными глазами. – Я очень хочу с вами выпить. Не возражаете?
– Но-но! – отодвигаясь к перилам, презрительно воскликнул Чума. – Я с петухами не пью! Проваливай-ка отсюда, дядя!
У толстяка вытянулось лицо.
– Да вы что, мужики! – живо откликнулся он. – Я нормальной сексуальной ориентации. Просто ехал с вами в метро и видел, как вы ловко расправились с тем верзилой. А я страсть как уважаю смелых и сильных людей. Так что позвольте с вами выпить. – И мужчина, подхватив графинчик, плеснул из него в мой стакан и в стакан Чумы немного водки.
Я вгляделся в толстяка и тут же его вспомнил. Действительно, он ехал с нами в метро в одном вагоне, сидел в дальнем конце его и читал газету. Беспардонность, с какой он влез в нашу компанию, мне ужасно не понравилась. Внешность тоже. У него была коротковатая, слегка отвисшая челюсть, с подбородком, начинавшимся там, где он и должен был начинаться, и заканчивавшимся где-то в районе кадыка. Меж двух отвислых щек торчал похожий на большую картофелину нос. Темные глазки-бусинки смотрели из-под редких бровей настороженно-изучающе и совсем не вязались с тем обликом добродушного толстяка, каким он хотел перед нами предстать. Прическу мужчина носил короткую, в сантиметр длиной. Такой же длины русые с проседью волосы покрывали щеки, подбородок и шею толстяка, из чего явствовало, что незнакомец не утруждает себя ежедневным бритьем и время от времени бреет голову и бороду одновременно. Одет неплохо, но неопрятно – в мятую, с кругами пота под мышками серую рубашку навыпуск и свободные темные брюки с вытянутыми коленками.
– Валерой меня зовут, – представился толстяк и поднял стакан. – Предлагаю выпить за мужество, отвагу и героизм! Вы хорошие ребята!
Чума с толстяком выпили водки, я же повременил и взялся за бутерброд.
– Я хочу вам работу предложить, – заявил Валера и снова плеснул из своего графинчика в стакан Чумы. – Работенка как раз для таких бойких ребят, как вы. Я видел вас в деле и думаю, вы справитесь. Девушка тоже пригодится.
Толстяк сделал паузу, ожидая реакции на свои слова, но мы помалкивали, в свою очередь, ожидая самого предложения. Толстяк, сообразив, что пока ничем нас не заинтересовал, снова открыл было рот, однако в этот момент раздалась трель мобильного телефона. Валера достал из нагрудного кармана рубашки небольшую плоскую трубку, приложил ее к уху.
– Алло?! – произнес он и, немного помолчав, проинформировал: – Да здесь я, неподалеку, в «Экспрессе». Скоро буду. Жди! – Отключив мобильник, толстяк положил его на стол и сообщил нам: – Жена звонила, беспокоится… А насчет работенки дело пустяковое. Необходимо добыть у одного мужика нужную мне вещь.
Не разжимая зубов, Санек медленно втянул в рот водку, поставил стакан на стол.
– Поподробнее, пожалуйста, дядя, – с напускной вежливостью попросил он.
Валера замялся, потом, тщательно подыскивая слова, заговорил:
– В общем, дело такое… Нужно вломиться к мужику домой и забрать у него то, что я скажу…
– И всего-то?! – дурашливо улыбаясь, изрек Чума. Он уже слегка захмелел. – А ты знаешь, дядя, то, что ты предлагаешь, очень уж на гоп-стоп смахивает, а то и на разбой. Ты хоть знаешь, сколько по этим статьям дают?
Валера хохотнул и фамильярно подмигнул Саньку:
– А я разве не сказал, что за эту работу заплачу? Хорошо заплачу, ребята. По десять штук каждому… – Он многозначительно посмотрел на нас и добавил: —…баксами!..
Глаза Чумы блеснули, как две монетки, только что вышедшие с монетного двора. Многое можно было прочесть в этих неподвижных, круглых, как у птицы, глазах. И мечты о сытой беззаботной жизни, и боязнь проколоться и снова угодить за решетку, и восторг от названной суммы, и сомнение в правдивости слов толстяка, и опасение продешевить, и борьбу с желанием тут же дать согласие, и многое, многое другое. Ах, толстяк, толстяк, змей-искуситель. Из-за таких, как ты, и изгоняют из рая!
Девушка тоже представляла живописную картину. Сообщение о десяти тысячах произвело на нее такое же впечатление, какое производит на дикаря обещание подарить ему новые стеклянные бусы. На лице Насти застыло выражение восхищения, смешанное с недоверием.
– Вы сказали, десять тысяч?! – переспросила она.
– Вот именно, каждому, – невозмутимо заявил Валера. – Я от своих слов не отказываюсь.
Чума оживился. Презрительного отношения к толстяку у него как не бывало.
– Что нужно забрать у мужика? – деловито осведомился он, обнаруживая бившую в нем криминальную жилку.
– А вот это пока секрет, – важно произнес Валера. – Когда ударим по рукам, тогда и расскажу обо всем подробно.
– Ну хорошо, – не стал настаивать Санек. – Тогда еще один вопрос: почему бы тебе, толстячок, не сэкономить деньги и самому не забрать у мужика то, что нужно?
Валера развалился на скамейке. Очевидно, он уже считал дело по найму нас на работу решенным, а потому позволил себе хозяйский, слегка небрежный тон.
– Не могу. Мужик этот меня знает – это раз. А во-вторых, я уже говорил: мне нужны сильные, ловкие и смелые люди. Когда ты увидишь дом, в который я вас посылаю, ты поймешь почему. Ну так как, согласны?.. – И Валера, приоткрыв рот, словно ему тяжело было удерживать в сомкнутом состоянии заплывшую жиром челюсть, выжидающе уставился на нас.
Я слушал толстяка, раздражаясь все больше и больше. Что он, дурак – предлагать мне такие вещи! С какой это стати я, честный, законопослушный гражданин, полезу в чей-то дом?
